Сейчас, когда мир во многом уже пропитался атеистическим мировоззрением, а религиозные праздники перестали служить ожиданием скорых глобальных перемен, не всем понятно, чем Воскресение Христово изменило мир. Но это событие — вне зависимости от того, верят люди в то, что оно имело место, или считают благочестивой сказкой, вошедшей в религиозный обиход в свое время для дальнейшего и более успешного охмурения народа — дало возможность людям иметь веру, очищенную от мифов. Еще раз стоит подчеркнуть, что речь не идет о вере во что-то, хотя бы в то же самое событие, которое можно представить и мифом, а о вере как инструменте разума и воли заглядывать за горизонт событий и влиять на них. Исполнять задуманное.
Люди веру свою научились направлять на лучшее, возвращая своим волевым побуждениям самые естественные, заложенные от природы мотивы. Не значит, что до того люди не знали, что такое вера. Как волевое напряжение человека, направленное к осуществлению задуманного, вера присуща любому человеку вне зависимости его веры во что-то. Не веря в успех любого предприятия, невозможно его даже начать. Но все эти человеческие предприятия были прежде довольно мелочными по двум причинам: завтрашний день не сулил ничего хорошего, а смерть накладывала и поставляла предел любому из них. Люди, конечно, рожали детей, передавали им свою мудрость, свое имущество, но сама жизнь, если о ней начать задумываться, выглядела бессмыслицей.
«Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем? Род проходит, и род приходит, а земля пребывает во веки… Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: «смотри, вот это новое»; но это было уже в веках, бывших прежде нас… И оглянулся я на все дела мои, которые сделали руки мои, и на труд, которым трудился я, делая их: и вот, все — суета и томление духа, и нет от них пользы под солнцем! И обратился я, чтобы взглянуть на мудрость и безумие и глупость… но узнал я, что одна участь постигает их всех. И сказал я в сердце моем: «И меня постигнет та же участь, как и глупого: к чему же я сделался очень мудрым?». И сказал я в сердце моем, что и это — суета … И возненавидел я жизнь, потому что противны стали мне дела, которые делаются под солнцем; ибо все — суета и томление духа! И возненавидел я весь труд мой, которым трудился под солнцем, потому что должен оставить его человеку, который будет после меня. И кто знает: мудрый ли будет он, или глупый? А он будет распоряжаться всем трудом моим, которым я трудился и которым показал себя мудрым под солнцем. И это — суета!» (Екклесиаст).
Люди, впрочем, в давнее времена вполне верили в «тот свет», но и он казался такой же бессмыслицей, поскольку различные описания его по природе своей являлись мифом, то есть художественным пересказом интуиции о нескончаемости жизни. Оттого именно, что художественный мотив делает даже верную интуицию мифом, закрепляя «тот свет» в образах, человеком узнаваемых и понятных, человеку кроме «продолжения жизни» ничего больше не рисовалось. Само же это продолжение трудно было вообразить иначе, как виде райского наслаждения в лучшем случае. Понятно, что раз данный вид бытия наступает лишь после смерти, то в этой жизни его можно только дожидаться.
Ожидание обычно представляло собою модель поведения. Почти все религии настаивали на том, что чем лучше будешь тут себя вести, тем лучшее место заработаешь на том свете. В иных мировоззрениях эти места на том свете были многоступенчатыми, в других делились ровно пополам. На рай или ад. Однако оттого, что даже в развитых религиях критерии «правильного» поведения были весьма размыты, а жизнь человеческая представляла из себя сплошные борьбу и страдания, рассчитывать на более-менее сносный исход для себя было весьма наивно. Поэтому, несмотря на благочестивые сказки, представляющие «тот свет» в виде садов с музыкой и танцами, люди больше склонялись к тому, что и там ничего хорошего не предвидится. Скорее всего, такая же безысходная скука. Так что лучше бы даже, чтобы ничего там не было.
Воскресение Христово дало миру силы жить, изменив отношение людей к этому миру. Ничто не проваливается в яму небытия, даже птица, умирая она падает подле Отца (Мф. 10:29), а тем более такое достаточно развитое существо как человек. Между «этим» миром и «тем» существует прямая связь, и «этот» мир — не бессмыслен. Делая добро в этом мире, не зарабатываешь себе карму, не бронируешь себе место на том свете, а делаешь мир чище. Вера вырвалась из короткого поводка и некрепких объятий «дня текущего» и его текущих хотений (что зарплату подымут) и получила возможность и стимул работать на то, чтобы мир стал лучше. Даже ставшая светской нынче наука в ее теоретическом значении возникла и развилась на основе христианской цивилизации, на импульсе этого стимула — познать мир, найти связь между законами «того мира» и «этого». И бросила искать не потому, что задача была непосильной, а оттого что задача была поставлена в рамках уже развитой религии не так, как того требовалось.
Вера в то, что «за стеной» не мрак кромешный, что мир нуждается в обновлении, что еще очень понятен и логичен «механизм» этого обновления, что всякий полезный труд идет в копилку этой общей работы, сделали мир столь устойчиво развивающимся. Религии не удалось, по счастью, создать уж очень много вредных сказок на эту тему. Конечно, она наверстала свое, создав учение о персональном спасении при угодном Богу поведении, но что-то остановило ее от чрезмерного увлечения сказками про то, кто и как блаженствует на том свете с подробнейшим описанием духовных очевидцев, то есть, пройдясь по стимулу железной щеткой, не испохабила его все-таки до конца, ограничившись лишь запугиванием людей адом. За это ей наше большое человеческое спасибо.
Воскресение Христово ответило пессимизму Екклесиаста и тем философам, которые не захотели даже о нем говорить с апостолом Павлом: «Услышав о воскресении мертвых, одни насмехались, а другие говорили: об этом послушаем тебя в другое время». «Другое время» настало, весть о воскресении была принята миром, прижилась в нем. Ответ был дан — есть смысл в труде, разуме, в том, чтобы быть честным и справедливым, потому что ничто доброе не исчезает.
