Историческая память в Венгрии

  • 30/12/2017
  • Ольга Хаванова

arzamas.academy

Почему венгры решили, что австрийцы хуже турок, и как трансильванские князья, подчинившиеся султану, оказались главными борцами за свободу

Битва при Мохаче. Картина Берталана Секея. 1866 год Magyar Nemzeti Galéria / Wikimedia Commons

Распад Венгрии

На протяжении всего XIX века в Венгрии шел процесс переосмысления истории раннего Нового времени и формирования национального мифа. Самым глав­ным для венгров оказался вопрос о том, что необходимо было предпринять, чтобы воссоздать территориальное единство и государственный суверенитет Венгерского королевства, которое прекратило существовать в начале XVI века. И к концу XIX века многим стало казаться, что самое важное, что было сделано в этом направлении, — это антигабсбургские походы трансильванских князей и в первую очередь Освободительная война Ференца Ракоци начала XVIII века.

В 1526 году в Венгрии состоялась битва при Мохаче, которую венгерская армия проиграла османам. После этого Венгерское королевство оказалось разделен­ным на три части.

Центральная часть перешла под власть султана.

Северные, северо-западные и северо-восточные части королевства образовали так называемую Королевскую Венгрию, вошедшую в состав владений Австрий­ского дома — то есть оказались под властью династии Габсбургов. При этом Королевская Венгрия сохранила многие признаки собственной государствен­ности. Габсбурги как венгерские короли отдельно короновались венгерской короной Святого Иштвана, а значит, формально и символически эта часть Венгрии оставалась отдельным королевством. В стране продолжали действо­вать основополагающие законы, определявшие характер и принципы государ­ственного устройства. Сохранилось двухпалатное Государственное собрание, и никакой королевский указ не мог получить статус закона, если оно его не утвердило. Благодаря этому взаимоотношения политически полноправной части венгерского общества с центральной властью в большой степени основы­вались на договоре и поиске компромисса. На заседаниях Государственного собрания вотировались налоги, например именно сословия давали Габсбургам деньги на военные расходы, и шла постоянная полемика вокруг того, какие Венгрии нужны законы и государственные институты.

Наконец, третья часть Венгерского королевства обособилась и образовала Тран­­сильванское княжество, признавшее вассальную зависимость от Осман­ской империи, но в относительно мягкой форме: султан мог произвольно назна­чать и снимать выбранных сословиями князей, получал дань и требовал, чтобы трансильванская армия участвовала в его походах, но во внутреннюю жизнь княжества не вмешивался. В результате трансильванским князьям уда­лось сохранить княжеский двор, основу которого составляло политически силь­ное венгерское дворянство, собственное законодательство и венгерский язык: трансильванская политическая элита перешла в протестантизм, и вен­гер­ский язык (а не латынь, как у католиков) стал у них не только языком богослу­жения, но и образования, литературы и искусства. Таким образом, трансиль­ван­ские князья смогли реализовать свою концепцию Венгрии, хотя и под вла­стью османов.

Освободительные походы трансильванских князей

Идея возрождения к жизни единой суверенной Венгрии никогда не теряла своей актуальности. При этом трансильванская политическая элита считала, что Османская Порта — меньшее зло, чем монархия Габсбургов, и венгерское государство нужно воссоздавать именно вокруг Трансильванского княжества.

В XVII веке начался период антигабсбургских походов трансильванских князей. В них личные амбиции политиков тесно переплетались с геополитическими интересами Габсбургов, Порты и различных групп внутри венгерской элиты. В 1604–1606 годах против Вены восстал прежде лояльный ей Иштван Бочкаи — венгерский дворянин из Трансильвании, в 1605-м избранный князем, — под зна­менем защиты попираемых Габсбургами политических и религиозных прав. В 1620-е годы трансильванский князь Габор Бетлен трижды ходил похо­дами на Венгрию и участвовал в Тридцатилетней войне на стороне противни­ков Габсбургов — Евангелической унии, не скрывая, что действует в интересах султана. На рубеже 1670-х и 1680-х годов под свои знамена собрал недоволь­ных венгерский дворянин Имре Тёкёли, обещавший османам передать под их власть всю Венгрию.

В целом то, что Габсбурги не ликвидировали остатки суверенитета венгерских сословий и на бумаге признали права протестантских конфессий, — несомнен­ная заслуга такого раздражающего фактора, как Трансильвания.

В 1683 году войска султана (в составе которых были и части из Трансильвании) дошли до Вены и осадили ее, но объединившимся европейским государствам удалось ее отстоять, начать контрнаступление и в конце концов освободить от османов значительную часть Венгрии.

Трансильванское княжество перешло под власть Габсбургов. Теперь оно фор­мально-юридически вновь составляло единое целое с Венгерским королев­ством, но управлялось из Вены: австрийцы навели там достаточно жесткий военно-фискальный порядок, часть политической элиты добровольно вер­нулась в католичество.

Ференц II Рако­ци. 1812 год Wikimedia Commons

Форсирование централизации и наступление Контрреформации вызвали в Тран­­сильвании недовольство. В 1703 году, когда, казалось, международная обстановка благоприятствовала этому, трансильванский князь Ференц II Рако­ци поднял восстание. Вскоре оно переросло в широкое социальное движение — освободительную войну, которая продолжалась до 1711 года. Повстанцам уда­лось отвоевать значительные территории, но там им пришлось создавать инсти­туты централизованного государства и собирать с населения, измож­денного войной, налоги, чтобы продолжать борьбу, так что они стали терять поддержку внутри страны; их расчет на широкую международную поддержку тоже не оправдался.

С другой стороны, Габсбурги поняли, что им следует пойти на уступки. В ре­зуль­тате часть повстанцев во главе с генералом Шандором Каройи договори­лась с Габсбургами о том, что война будет прекращена на условиях полной амнистии. По иронии, императора на переговорах представлял венгерский граф Янош Палфи.

Часть восставших сложила оружие, а наиболее непримиримые удалились в изгнание. Сам Ракоци отказался принять эти условия и нашел убежище в Турции. В Венгрии наступил период мирного развития и бесконфликтной интеграции в Габсбургскую монархию.

Революция и соглашение

В конце XVIII — первой половине XIX века в страну стали проникать идеи Просвещения и раннего либерализма. Это вызвало усиление цензуры и доста­точно подозрительное отношение к инакомыслию во всей монархии Габсбур­гов, но особенно в Венгрии — поскольку в Вене считали, что она всегда готова к новому восстанию.

Основная масса венгерского провинциального дворянства была с политической точки зрения апатичной. Но к рубежу XVIII–XIX веков в стране сформирова­лась узкая прослойка образованных дворян, которые, будучи в целом лояль­ны­ми Австрийскому дому, активно участвовали в политической жизни: и на ме­стах, и в Государственном собрании они спорили о насущных социаль­ных ре­формах, улучшении благосостояния народа, культурном развитии страны и на­ции. Всю первую половину XIX века они постоянно обсуждали, что в Западной Европе богатеет предпринимательский класс и благодаря ему раз­виваются промышленность, общество и культура, а в Венгрии процветает феодализм и многочисленные препоны не дают развиваться промышленности и торговле. Кроме Государственного собрания эти вопросы обсуждались в так называемых казино — аристократических клубах, куда приходили в первую очередь для раз­говоров о политике, аристократических салонах и в клубах-читальнях, куда присылали столичные газеты. В среде этих людей пришедшие с Запада либеральные идеи нашли благодатную почву.

В марте 1848 года, когда в европейских столицах друг за другом стали подни­маться волнения, в Вену пришло известие о том, что в Пеште люди тоже выходят на улицы, требуя ввести буржуазные свободы. В ответ на это Габсбур­ги, не имея другого выхода, санкционировали практически все буржуазные преобразования — приняв так называемые апрельские законы. Но вскоре во всей Европе началось наступление контрреволюции, и венский двор, зару­чившись поддержкой русского царя, приступил к расправе над революцией; армия начала наводить порядок. Революция в Венгрии переросла в нацио­нально-освободительную войну, одним из кульминационных моментов кото­рой стало низложение Габсбургов: революционное правительство в изгнании формально разорвало отношения страны с династией, которая к этому времени правила Венгрией уже 300 лет.

В конце концов революция была подавлена, боевых революционных генералов казнили. Исторически сложившиеся различия в управлении разными терри­ториями Австрийской империи были отменены, вся власть сосредоточилась в Вене, а исполнительные полномочия на местах передали правительственным комиссарам.

Так продолжалось до начала 1860-х годов, а затем снова начались конститу­цион­­ные эксперименты и поиск решений, которые могли бы устроить все сто­роны. В 1867 году этот процесс завершился соглашением: Австрийская империя превратилась в так называемую дуалистическую Австро-Венгерскую монархию, разделенную на две части: с одной стороны — земли австрийской имперской короны, с другой — земли короны Святого Иштвана (Венгрия, вос­соединенная с Трансильванией, и «ассоциированное» с ней Королевство Хор­ватия и Славония). Во главе обеих частей по-прежнему стоял один импе­ратор-король.

В рамках этого двуединого государства венгры получили максимально воз­можный суверенитет, и политически активная часть общества занялась обу­стройством венгерского государства.

Формирование мифа

Параллельно со строительством государства происходило активное исследо­вание национальной истории и в том числе поиск ее национального смысла.

Тут нужно помнить, что на территории Венгрии находилось множество на­родов, сохранивших свои традиции и языки, и все они требовали для себя практически того же, чего венгры добились от венского двора. Но либералы XIX века считали, что правом на суверенитет обладают только крупные наро­ды, имеющие собственную государственно-политическую традицию. В венгер­ском контексте это были этнические мадьяры, утверждавшие, что они являют­ся носителями наиболее развитой культуры и языка и что именно они создали страну и потому являются гарантами ее свободного и справедливого устрой­ства и территориального единства. По закону о национальностях, с одной сто­роны, все подданные королевства составляли единую политическую венгер­скую нацию, с другой — немадьярские народы могли реализовывать нацио­наль­ные чаяния (использование родного языка, объединение в культурно-про­светительские общества и т. п.), но без получения прав коллективных субъек­тов — то есть они, например, не могли создать автономный округ по нацио­наль­ному признаку.

В результате венгерские историки сформировали такую конструкцию.

Главной целью национальной истории с 1526 года было воссоздание террито­риального единства Венгрии. В 1867 году эта цель была наконец достигнута. Главным угнетателем и душителем венгерской свободы была Вена — посколь­ку, получив территории и материальные и людские ресурсы, двор мало забо­тился о том, чтобы изгнать османов. Фактически Габсбурги были еще боль­шим злом, чем османы. Главными поборниками венгерской свободы и вен­герского воссоединения были трансильванские князья с их антигабсбургскими похо­да­ми. А самым важным эпизодом этой борьбы — Освободительная война под пред­водительством Ракоци.

Конечно, это в известной мере парадоксальная ситуация: именно Габсбурги создали такой духовный и политический климат, который позволил элите обвинять их во всех грехах, при этом продолжая быть составной частью их государства.

Образ героических движений, которые боролись за воплощение той Венгрии, которой удалось состояться только в 1867 году, формировался не только в науч­­ной, но и в популярной и художественной литературе, а в 1890-е годы также пропагандировался в рамках празднования Миллениума — масштабных торжеств по случаю тысячелетнего юбилея прихода мадьярских племен в бас­сейн Карпат. Интересно, что политики и ученые использовали для обозначе­ния венгров, занимавших в этой борьбе разные стороны, те же названия, которые были в ходу во времена освободительных походов: борцов с габсбург­ским абсолютизмом называли куруцами (согласно самой распространенной версии, это слово происходит от crux — «крест»), а прислужников Габсбур­гов — лабанцами, словом, которое носило презрительный оттенок. Венгер­ский исто­рик (а также поэт и политик) Калман Тали не столько от недо­стат­ка материа­лов, сколько от избытка восторга перед героями прошлого сам сочи­нил «песни куруцев» и опубликовал их в качестве сенсационных находок. Подделку обна­ружили только после его смерти.

Конечно, несмотря на то, что после заключения соглашения 1867 года страна обладала достаточно большой степенью независимости, в обществе сохраня­лось разделение: те, кто требовал полной, стопроцентной государственной сво­боды и суверенитета, считали себя наследниками куруцев — и клеймили как габсбургианцев тех, кто полагал, что в стране удалось создать достаточно стабильную систему и в ближайшее время лучше развивать ее и использовать все ее возможности. Поэтому отсылки к освободительным войнам постоянно всплывали в публичном дискурсе и память о них оставалась далеко от чисто научной сферы.

В 1906 году в Венгрию из Турции торжественно перевезли останки Ференца Ракоци. Его перезахоронили в кафедральном соборе город Кашша (сегодня это Кошице на террито­рии Словакии) со всеми почестями, националь­ными штан­дартами и венками от политических партий. И когда в 1913 году молодой исто­рик Дюла Секфю выпустил книгу «Ракоци в изгнании», где пока­зал князя дрях­лым стариком, который живет в эмиграции (на самом деле тот покинул роди­ну, когда ему было 35 лет) и пишет в Венгрию письма, чтобы пробудить там оппозиционные настроения, но совершенно никому не нужен, разразился скан­дал: Секфю подвергся остракизму, и это чудом не сломало ему карьеру.

Интересно, что после Второй мировой войны, когда в Венгрии к власти пришли коммунисты, а страна стала частью Восточного блока, новая официальная идео­­логия инкорпорировала трансильванских князей с их освободительными походами в свою теорию классовой борьбы, представив это как национально-освободительную борьбу против иноземных угнетателей, а из вождей анти­габ­сбургских движений сделав предшественников революционеров 1848 года и коммунистов XX столетия.