Доктор исторических наук, профессор РГГУ МИХАИЛ БАБКИН о «ленинском декрете» об отделении церкви от государства, причастности духовенства к гонениям на Церковь и приверженности Московской патриархии этому декрету
«Портал-Credo.Ru»: В эти дни отмечается 100-летие весьма спорного исторического документа – советского декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви»: 2 февраля он был подписан, а 5 февраля (по новому стилю) вступил в силу. Что с Вашей точки зрения как историка в этом декрете стало продолжением демократических тенденций Февраля, а что – заложило основу для репрессивной политики большевиков?
Михаил Бабкин: Если вчитаться в текст декрета «О свободе совести, церковных и религиозных обществах» от 23 января 1918 года (по старому стилю), то можно убедиться, что его положения были весьма демократичными, отвечавшими не только духу времени, но и пожеланиям самого духовенства. Причём – начиная с первого пункта декрета: «Церковь отделяется от государства». Данный тезис в качестве пожелания широко звучал в марте-июне 1917 года как в проповедях представителей епископата, так и в резолюциях различных съездов духовенства и мирян. Декрет развивал и уточнял положения постановления «О свободе совести», принятого внеконфессиональным Временным правительством 14 июля 1917 года. В целом, то постановление было если не очень благосклонно, то с пониманием встречено духовенством «господствующей» Церкви, и восторженно – представителями всех остальных российских конфессий.
По поводу же репрессивной политики большевиков не всё так однозначно, как кажется на первый взгляд. С одной стороны, советская власть проводила репрессивную политику в отношении контрреволюционно (то есть антисоветски) настроенного духовенства. Мера же этой «контрреволюционности» понималась весьма произвольно. С другой – само духовенство дало своего рода повод преследовать себя. Дело в том, что в синодальном переводе Священного Писания, осуществлённом в середине XIX века (в Послании св. апостола Павла к Римлянам), вместо фразы «несть бо власть, аще не от Бога» (дословно – «ибо не есть власть, если не от Бога») представителями духовенства было внесено: «Нет власти не от Бога». Откуда – расхожий тезис «Всякая власть от Бога». А раз так, то и советская, атеистическая власть – от Бога. И получается, что если кто из духовенства хоть в чём-либо «противился» советской власти – тот «противился Божьему повелению». А раз так – то справедливо заслуживал наказания от самой власти.
Если же говорить о более раннем периоде, то приведённая цитата фактически явилась «богословским обоснованием» свержения монархии. Ведь если «всякая власть от Бога», то смена формы власти, революция – тоже «от Бога».
– Какие положения декрета стоило бы реанимировать сегодня, а какие стоит осудить и почему?
– Позвольте указать на некорректные трактовки отдельных положений обсуждаемого декрета. Самыми «антицерковными» его пунктами считаются два последних, в которых говорится о церковной собственности. Так, пункт 12 гласит: «Никакие церковные и религиозные общества не имеют права владеть собственностью. Прав юридического лица они не имеют».
Однако не только к моменту принятия декрета, но и до Февраля 1917 года Православная Российская Церковь, во-первых, не обладала правами юридического лица и, во-вторых, не была, по большому счёту, собственником недвижимого имущества: последнее находилось в собственности православного государства, во главе которого стоял православный император. Вместе с тем, структурные подразделения Православной Российской Церкви (храмы, монастыри, духовные учебные заведения, Святейший Правительствующий Синод и др.) являлись определёнными юридическими единицами со своими правами. Но и у всех этих структурных подразделений юридические права были весьма ограничены: они имели лишь «право обладания на отводимые от казны загородные дворы, рыбные ловли, земли и другие угодья», но не могли их продавать и как-либо отчуждать: на каждую куплю-продажу объектов недвижимости или земельных участков им необходимо было через Святейший Синод испрашивать разрешение императора. Так что процитированный пункт не вводил чего-то принципиально нового, а фактически лишь констатировал прежнее положение вещей.Пункт 13 рассматриваемого декрета гласил: «Все имущества существующих в России церковных и религиозных обществ объявляются народным достоянием. Здание и предметы, предназначенные специально для богослужебных целей, отдаются, по особым постановлениям местной или центральной государственной власти, в бесплатное пользование соответственных религиозных обществ». Данным пунктом власть фактически выбрала лишь один из трёх известных вариантов ответа на многовековой вопрос: «Кому принадлежит собственность Церкви?» В церковном праве даётся ещё два варианта: «Собственность Церкви принадлежит духовенству» и «Собственность Церкви принадлежит епископату». Какой из трёх ответов de jure правильный – определённости нет. По ныне принятой практике (см. «Устав РПЦ») правильным считается третий вариант. Однако этот ответ дискуссионен в той же мере как и тот, который зафиксирован в декрете об отделении церкви от государства и школы от церкви.
– Что Вы думаете об авторстве декрета (говорят, его написал священник Михаил Галкин), выражает ли он какие-то “классовые” интересы белого духовенства и имеет ли проблематика декрета какое-то отношение к Вашей “фирменной” оппозиции “священство-царство”?
– Действительно, петроградский священник Михаил Галкин (литературный псевдоним – Горев), известный как «борец с церковным мракобесием», был одним из самых активных разработчиков декрета об отделении церкви от государства и школы от церкви. Он участвовал и в создании «Инструкции», регламентирующей порядок проведения в жизнь названного декрета, принятой наркоматом юстиции 11 (24) августа 1918 года.
Если рассматривать процессы революционной эпохи с учётом историко-богословской проблемы «священства-царства», то стремления высшей иерархии «господствующей» Православной Церкви в предреволюционный период можно вкратце сформулировать следующим образом. Епископат хотел получить для своей религиозной организации 1) государственную регистрацию (статус юридического лица); 2) право самостоятельно и практически бесконтрольно распоряжаться церковной собственностью; и 3) стать фактическим монополистом в «посредничестве между миром дольним и горним». Для осуществления первого необходимо было юридически отделить Православную Церковь от «тела» православной империи. Для второго – разграничить церковную собственность и «собственность» империи. Для третьего – так или иначе избавиться от царя (помазанника Божия) как от своего «харизматического конкурента».
Третьего епископат добился в ходе Февраля 1917 года, когда члены Святейшего Синода, воспользовавшись сложившейся политической ситуацией, «свели счёты» с монархией, свергнув царскую власть как институт. В направлении исполнения второго и первого пункта двигалось Временное правительство. Однако его свержение 25-26 октября 1917 года, а также обнародование 23 января 1918 года рассматриваемого декрета советской власти сдвинули исполнение стремлений епископата на несколько десятилетий.
Советская власть, отделив церковь от государства, исполнила предреволюционые желания епископата. Однако это отделение (к которому непосредственно причастен и священник Михаил Галкин) было осуществлено «по абсолюту», без предоставления епископату тех прав, на которые он рассчитывал.
– Патриарх Тихон предал большевиков анафеме, а Поместный Собор 1917-18 гг. осудил декрет. Как впоследствии изменилось отношение к этому документу церковного руководства в СССР?
– В качестве ответа на этот вопрос я приведу две цитаты двух Патриархов Московской патриархии с одинаковым именем – Алексия I и Алексия II.
«Отделение Церкви от Государства освободило Церковь нашу от вмешательства Государства во внутреннюю жизнь Церкви и этим дало возможность Церкви свободно действовать в свойственном ей духе по пути, указанному церковными канонами» (Алексий (Симанский), Патриарх Московский и всея Руси. Из послания к пастве от 7 ноября 1947 г. – Журнал Московской патриархии. – М., 1947. – № 11. – Сс. 4–5).
«Декретом Советского Правительства от 23 января 1918 года Церковь отделена от государства и школа от Церкви. В силу этого декрета все религиозные объединения в стране, в том числе и Русская Православная Церковь, получили возможность свободно осуществлять свою религиозную жизнь, поскольку она не нарушает общественного порядка и не ущемляет прав других граждан. Декрет о свободе совести освободил Церковь от внешней опеки. Этот декрет имел огромное значение для оздоровления внутренней жизни Церкви. До Октябрьской революции Церковь полностью зависела от государства и была как бы государственным ведомством. В силу декрета 1918 года государство отказалось от вмешательства во внутренние дела Церкви, давая ей возможность свободно осуществлять свою деятельность, соблюдая законы государства. Церковь в результате отделения от государства приобрела внутреннюю свободу, столь необходимую для подлинного осуществления её Божественной миссии – духовного водительства верующих, составляющих тело Церкви» (Алексий (Ридигер), митрополит Таллинский и Эстонский, управляющий делами Московской патриархии. – Из интервью корреспонденту Всесоюзного радио 26 февраля 1977 г. – Журнал Московской патриархии. – М., 1977. – № 5. – Сс. 7–8).
