Под самый конец февраля в храме Христа Спасителя в Москве состоялось первое в этом году заседание Высшего церковного совета Русской православной церкви. Открывая заседание, предстоятель РПЦ патриарх Кирилл обратился к членам ВЦС со вступительным словом, в котором подтвердил, что Церковь готова продолжать дискуссию о месте теологии в рамках высшего образования: «Как вы знаете, до сих пор в обществе и медиапространстве нередко возникают вопросы об изучении теологии в светских вузах, о защите кандидатских и докторских работ в этой области, хотя мы уже многократно и, как представляется, вполне убедительно на такие вопросы отвечали. Раз они остаются, значит, нужно еще что-то сказать, нужно продолжать дискуссию».
Глава Русской церкви не стал от себя приводить много аргументов, оставив дискуссию открытой, выразив убеждение в необходимости «повышения уровня научного знания в области, долго и незаслуженно находившейся на задворках науки», без чего, конечно, невозможно партнерство государства с традиционными религиозными общинами. Все верно. Общество, государство должно понимать преследуемые образованием цели. Предполагать результат, которого стремится образование достигнуть. Ведь вопросы о теологии возникают, и никуда от них не деться. Вопросы очень разные. Кому-то просто не нравится «все божественное», кому-то, наоборот, настолько нравится, что они готовы некритично рассматривать любые инициативы по возрастанию повсюду влияния этого «всего божественного».
Но главным остается вопрос о качестве — фактическом и перспективном — этой новой науки. И от этого невозможно отмахнуться хотя бы потому, что первым делом для объяснения нужности, полезности теологии для высшего образования России — а значит всего общества — церковными людьми стандартно указывается на то, что «теология учит терпимости». Ни от кого не прозвучало, что «будет учить», «намерена учить», а именно учит. В форме настоящего времени. В подобной подаче это выглядит так, что это ее призвание было издревле — учить терпимости. То есть только этим в основном и занималась прежде, и занимается по сию пору, а вероучительные доктрины любой религии во все века учили терпимости.
Но хотелось бы знать, в какой период истории какая-либо религия учила терпимости? Как правило, учила терпению и внутри своего собственного пространства. Терпеть обиды, унижения, несправедливость. Терпение, но не терпимость. Этому — да. Действительно, учила и учит. Поэтому в форме настоящего времени вполне употребимо такое выражение «теология учит терпению». В истории Церкви, кстати, есть хрестоматийный пример, когда терпение и терпимость вошли в прямой конфликт. Речь идет об известном высказывании Иоанна Златоуста: «Если ты услышишь, что кто-нибудь на распутье или на площади хулит Бога, подойди, сделай ему внушение. И если нужно будет ударить его, не отказывайся, ударь его по лицу, сокруши уста, освяти руку твою ударом».
Суть тут в том, что «хула на Бога» в народе возникла от того, что у людей лопнуло терпение от постоянного повышения налогов, которые вгоняли их в нищету. И люди взбунтовались. Сперва досталось изваяниям правителя, а после народ стал роптать «на Бога». Хотя трудно сказать, на Бога ли. Обычно на духовенство в таких случаях ропщут, что воспринимается тоже как богохульство. Златоуст увещевал следующими словами: «Ты лишился имущества? Если ты будешь благодарить, то ты приобрел душу и овладел большим сокровищем, снискав у Бога большее благоволение. Если же ты будешь хулить, то потерял и свое спасение».
Да, обычное несогласие с такой постановкой вопроса будет считаться «богохульством». Но и ответная мера в любом случае никак на терпимость не смахивала. Это сейчас говорится не в упрек тогдашним методам апологетики. Как умели, так и разъясняли. Но, надо честно признать, что в списках добродетелей Церкви, да и любой религии, «терпимость» обнаружится в самом конце. Исторически «терпимостью» религии похвастаться прежде не могли. Поэтому говорить о том, что теология «учит терпимости», по меньшей мере странно. И странно это слышать.
Далее. Если предложенная Церковью наука называется теологией, то ее первейшей задачей должно служить, как нам кажется, объяснение обществу не «нашей веры», а достаточного обоснования того, почему «наша вера» нам необходима, в чем именно ее необходимость и на каких фундаментальных основаниях она покоится. Нужно разъяснить представление о мироустройстве, причем не набором елейных выражений, а выражений понятных. Но само же по себе наименование «теология» в применении к вузовской дисциплине сейчас — это просто емкость, контейнер, пустой сосуд, о котором уже сейчас говорят, будто теология «учит» той же «терпимости» и, возможно, еще каким-то добродетелям. Нет. Сам по себе контейнер с этикеткой ничему не учит, учить станет то, что туда нальется.
Пока же там на самом дне одна диссертация, о которой сказать, что она учит чему-либо, той же самой «терпимости», сейчас невозможно. «Разрешение проблем русского богословия XVIII века в синтезе святителя Филарета, митрополита Московского» — это что-то для внутреннего пользования. Представить себе интерес населения к сонму различных проблем богословия различных веков в самых разнообразных синтезах практически невозможно. Можно навскидку минут за десять составить для себя план на ближайшие полгода написания важнейших для всех диссертаций, накатать прямо на коленке пару сотен самых «животрепещущих» тем, а потом («мы писали, мы писали, наши пальчики устали») выдохнуть, выпить чаю и написать еще сотни три.
Писать такие вот труды по теологии — это, как говорят, не мешки ворочать, любой мало-мальски грамотный человек, войдя во вкус, может писать их как детективные романы, обложками которых красуются киоски «Союзпечати». Святые отцы сотни лет сочиняли свои духовные труды, создавали «проблемы богословия», сейчас мы будем об этих проблемах информировать ученый совет. Поскольку дальше него это все равно не уйдет и никого ровным счетом не заинтересует. Где здесь в перспективе проступает «прививка терпимости», о которой говорят больше всего? Первая диссертация слепила маленький, совсем крошечный фрагмент мозаики по истории религии. Это первая диссертация. Следует ли полагать, что сейчас валом пойдут следующие фрагменты этого грандиозного полотна? Если да, то что тут может научить терпимости, уважению, и прочему?
По этой причине подозрение вызывает то, что Церковь займется своим любимым делом — перетиранием заново и перекладыванием с места на место всего своего «духовного богатства». Со скрупулезным разъяснением всех оттенков этого серого. И ожидаемого качества мы не увидим? По крайней мере на сегодняшний момент ничего не указывает на то, что есть стремление к достижению качественно нового богословского рубежа. Сама риторика о том, что «теология учит» уже сейчас, скорее говорит о том, что Церковь устраивает богословский статус-кво. Где, конечно, никакой терпимости прежде не было. Как не было много чего еще, что хотелось бы видеть. Ради именно общественного интереса и интеллектуального развития общества.
