Хорхе Марио Бергольо — Папа, который многое сделал впервые. Это первый Папа, взявший имя Франциск, первый Папа-иезуит, первый за долгое время Папа-неевропеец и Папа-монах. Человек, личный образ которого работает на него и на всю Римско-католическую церковь (РКЦ) больше, чем то, чему он учит, — это Папа, который сам носит свои чемоданы, оплачивает счета в отелях, омывает ноги беженцам, заключенным и мафиози, выступает на пляжах, обожает попугаев, делает селфи со всеми желающими. Папа, который подобно Далай-ламе XIV стал поп-звездой и “гуру” для значительной части человечества.
С момента его восшествия на престол исполняется пять лет, и все это время его продолжает окружать слава человека, “открывшего церковь миру”, и большого либерала. Правда, сейчас его популярность идет на спад: исследование Pew Research Center свидетельствует, что американские католики любят его уже не так, как раньше, а его январский визит в Чили сопровождался беспрецедентными акциями протеста и поджогами церквей. Но так ли много он действительно изменил в церкви — или изменился лишь ее образ?
Несмотря на то что у консервативного крыла РКЦ Франциск пользуется славой редкого либерала и чуть ли не защитника прав геев, для внешнего наблюдателя его позиции все-таки довольно сдержанны. Он все так же выступает против признания однополых браков, против абортов, контрацепции и эвтаназии, за традиционную концепцию семьи как заключенного раз и навсегда союза мужчины и женщины, хотя и не только с целью произвести потомство.
Однако же внутри церкви даже предоставленные им возможности в юбилейный, 2015 год (т.е. год, в который возможно получение полного отпущения грехов) отпускать грех аборта или причащать разведенных кажутся дерзостью. С другой стороны, при Франциске церковь действительно стала более открытой к диалогу, что подтверждает и его встреча с Патриархом Московским и всея Руси Кириллом в 2016 году в Гаване. Показать, в чем его политика консервативна, а в чем — прогрессивна, кто его враги и что реально произошло при нем в жизни церкви, нам помогут три сюжета, касающиеся отношения к ЛГБТ и однополым союзам, новых правил аннулирования брака и латинской мессы.
Одной из наиболее болезненных тем для церкви была и остается тема отношения к ЛГБТ и гомосексуалам. С одной стороны, это регулярные скандалы, связанные с разоблачением священников-геев: один из последних таких случаев произошел буквально на днях, когда сотрудник гей-эскорта передал церкви досье на несколько десятков священников, бывших его клиентами. С другой стороны, это ветвистая проблема определения отношения церкви к гомосексуальности в целом: греховна ли соответствующая ориентация, если человек хранит целомудрие, может ли он стать священником, насколько непростительным грехом является гомосексуальная практика и т.д.
Позиция по этому вопросу предшественника Франциска, Бенедикта XVI, была вполне традиционной: он не только называл гомосексуальность “моральным злом”, которое нужно искоренять, но и сравнивал его с экологической катастрофой, утверждал, что человечество следует спасти от “уничтожения самого себя”, и признавал наличие в Ватикане могущественного гей-лобби, с которым нужно бороться.
Что же касается Франциска, то большинство людей полагают, что он предпринял ряд шагов к более инклюзивному отношению к геям в церкви: консерваторы даже сказали бы, что он то ли чересчур мягок, то ли даже открыто высказывается в поддержку ЛГБТ. Здесь принято вспоминать фразу, сказанную понтификом в 2013 году во время его визита в Бразилию: “Если человек-гей обладает доброй волей и стремится к Богу, кто я такой, чтобы судить его?”
Часто вспоминают также его заявление, что церковь должна попросить прощения у геев (но также женщин, бедняков и детей) за гонения и принуждение к труду. Любопытно однако, что это лишь предложение, и извинения принесены не были, хотя один из предшественников Франциска — Иоанн Павел II — действительно просил прощения по самым различным поводам: у евреев — за церковный антисемитизм, у людей, незаконно осужденных инквизицией (например, он реабилитировал Галилео Галилея), у женщин и т.д. Между тем в случае с Франциском все не так просто.
В 2010 году, в бытность свою архиепископом Буэнос-Айреса, он резко выступил против законодательства, разрешающего однополые браки, разослав в монастыри письмо, в котором среди прочего писал:
Это его выступление вызвало резкую реакцию президента Аргентины Кристины Фернандес де Киршнер, которая сразу же принялась вспоминать Средние века с инквизицией и в общем не была склонна прислушиваться к мнению РКЦ на сей счет.
Сколь ни парадоксальным это может показаться, эти два утверждения Франциска противоречат друг другу только на первый взгляд. В целом Франциск возвращается к традиционному взгляду католической церкви, рассматривающей как грех только половой акт, но не саму “склонность”, тем более что понятие “ориентация” было изобретено относительно недавно.
При этом в отношении “системных” факторов вроде признания гей-браков церковь занимает свою обычную непримиримую позицию. Так, Папа не раз выражал свое согласие с традиционным понятием брака: “Свадьба между людьми одного пола? Слово “свадьба” имеет исторический контекст. Всегда и везде, не только в рамках христианской церкви, браки заключались между мужчиной и женщиной. <…> И мы не можем это изменить. Такова природа вещей. Что есть, то есть. Давайте назовем это “гражданскими союзами”.
Хотя к таким “гражданским союзам” Франциск готов относиться снисходительно при условии, что они не будут считаться нормой, он выступает решительно против попыток пересмотра традиционных концепций: “Институту семьи угрожают все более настойчивые попытки некоторых людей изменить само определение брака”. Поэтому можно сказать, что, став Папой, Бергольо стал несколько более дипломатичен — и это принесло ему популярность среди либеральных католиков; но никакого сверхъестественного либерализма в его собственной позиции нет.
Что и правда может измениться, так это процедура католического “развода”. Почему это слово стоит в кавычках — потому что никакого развода в католичестве формально не существует: законный и завершенный брак между католиками латинского обряда расторгнут ни при каких обстоятельствах быть не может. Однако при этом есть одна лазейка: он может быть признан недействительным.
Здесь необходимо понимать, что католичество в отличие от других ветвей христианства (хотя в православии есть церковное право и церковный суд, но они затрагивают в основном клириков) имеет обширное правовое измерение. Католическое таинство — не только священный, но и юридический акт. Поэтому в Кодексе канонического права указаны критерии для определения действительного брака. Если пара в правовом порядке докажет, что один или несколько из этих критериев не были соблюдены, заключенный между ними брак может быть объявлен “яко не бывшим”, так что если кто-то из них вступит в брак повторно, он будет считаться первым.
Формулировки канонов, нужно сказать, достаточно расплывчаты, чтобы это было вполне возможным: “Кто вступает в брак, будучи введен в заблуждение совершенным для достижения согласия обманом относительно того или иного качества другой стороны, которое по природе своей может значительно помешать общности супружеской жизни, тот заключает брак недействительным образом”.
Поскольку таковым “качеством” может быть в конечном счете почти что угодно — скажем, непонимание того, что брак заключается один раз и на всю жизнь, — то и недействительным может быть признан почти что любой брак. Однако доселе процедура должна была совершаться только в Ватикане по решению двух заседаний трибунала и могла затянуться на несколько лет и дорого стоить — поскольку и здесь есть оплата “судебных издержек”.
В 2015 году Франциск высказался в пользу существенного упрощения процедуры. Во-первых, теперь процесс будет занимать не годы, а максимум год, а в наиболее простых случаях — до 45 дней. Во-вторых, есть два варианта того, как будет приниматься решение: либо по-прежнему в Ватикане, но не двумя, а одним заседанием, либо же на местах. Сейчас реформа объявлена, но не завершена, поэтому окончательных решений пока что нет. Отношение церкви к разводу, впрочем, не изменилось — он по-прежнему невозможен, но доказать, что брака на самом деле никогда не было, теперь станет проще.
В 2016 году вышло в свет папское апостольское увещание Amoris laetitia (“Радость любви”), в котором он сверх того призвал не слишком жестко относиться к второбрачным (вступившим в повторный гражданский брак) и сожительствующим вне брака, включая их в жизнь общины. Ключевым вопросом здесь стала возможность причащения таких людей, которую традиционно отвергали консерваторы.
Одна из сносок в “Радости любви” ее оставляет: в ней сказано, что, несмотря на свой грех, такие люди “…могут жить милостью Божьей, могут любить и могут также расти в благодати и милосердии, получая с этой целью помощь церкви” и что “в некоторых случаях это может включать помощь таинств”.
Все это вызвало шквал критики со стороны консерваторов, настаивающих на запрете причащать грешников. Так, кардинал Рэймунд Берк, в 2014 году смещенный Франциском с поста главы Верховного трибунала (высшего церковного суда в Ватикане) вместе с еще тремя епископами, потребовал у Папы разъяснений по ряду моментов апостольского увещания, но ответа не получил. В сентябре 2017 года Франциску было направлено открытое письмо, подписанное 62 консервативными теологами. Письмо апеллировало к “коррекции” — возможности исправления позиции Папы в соответствии с позицией церкви. Шуму оно, конечно, наделало, но и только.
Еще с 60-х годов XX века одной из знаковых проблем католиков была Тридентская месса — чин мессы на латыни, утвержденный на Тридентском соборе. История вопроса такова: на Втором Ватиканском соборе (1962–1965) церковь фактически отказалась от служения по-латыни, разрешив служение на национальных языках “лицом к народу”, и многим это не понравилось.
В 1988 году лидер так называемых традиционалистов, выступавших за латинскую мессу и против решений собора, глава Священнического братства св. Пия X (SSPX) архиепископ Марсель Лефевр рукоположил четырех епископов без благословения Папы и за самоуправство был отлучен от церкви. Бенедикт XVI эти анафемы снял и в целях примирения в 2007 году выпустил апостольское письмо Summorum Pontificum (“Заботой Верховных Понтификов”), разрешавшее служить по-латыни, не испрашивая на то специального разрешения. Статус SSPX, однако же, так и остался неясным: хотя сами они Папу в своих богослужениях поминали, канонического общения восстановлено не было.
Политика Франциска по этому вопросу шла в двух направлениях. Прежде всего, в 2016–2017 годах он вел переговоры с новым главой SSPX Бернаром Фелле и в конце концов разрешил братству совершать рукоположения священников без оглядки на епископов РКЦ. Кроме того, он предложил им статус персональной прелатуры — то есть внутренней организации с особыми правами, не привязанной к территории и подчиняющейся Священной конгрегации по делам епископов; сегодня такой статус имеет лишь Opus Dei — созданная в 1928 году в Испании организация, целью которой была заявлена помощь в “обретении святости” в повседневной жизни и профессиональной деятельности. Подобное решение Франциска могло бы гарантировать, с одной стороны, интеграцию и возможность контроля, с другой — некоторую отделенность традиционалистов от всех остальных.
До сих пор этот процесс не завершен, но план Франциска, видимо, заключается в создании для приверженцев латинской мессы особой “буферной зоны”, где они могли бы спокойно служить, никого при этом не смущая, и в которую могли бы переходить все желающие. Судить об этом позволяет второе направление его деятельности: критика приверженцев латинской мессы внутри церкви, а иногда и жесткие меры в их отношении. Слухи о том, что Франциск ограничит ее служение, стали ходить уже в 2013 году, сразу же после его интронизации.
Еще в 2012 году при Бенедикте XVI была создана комиссия для расследования дела францисканских монахов Непорочного Зачатия, соединявших правые политические взгляды с преданностью латинской мессе. Заключение комиссии получил на руки уже Франциск, и решение его было весьма жестким: он закрыл их семинарию и запретил публичные службы на латыни, тем самым решительно выступив против подобного изоляционизма.
В 2016 году Папа также хотя и сдержанно, но раскритиковал “косность” молодых людей из организации Juventutem, пропагандирующих традиционную латинскую мессу. “Я спрашиваю себя: откуда такая косность? Если покопаться, такая косность всегда прикрывает что-то еще — чувство небезопасности или даже что-то другое. Косность — это защитная реакция. В подлинной любви ее нет”. Он заявил, что служение по-латыни должно быть “исключением” и что решение его предшественника было “справедливым и великодушным жестом, поскольку он пошел навстречу ментальности отдельных ностальгирующих групп и людей <…> но это исключение”.
В связи с этим всем любителям латыни было предложено дрейфовать в сторону SSPX. Разумеется, эти шаги Франциска критикуют его враги из числа консерваторов — например, кардинал Берк заявил, что Тридентская месса — это “месса церкви во все времена” и потому исключением быть не может. Впрочем, на этой ноте все пока и застыло.
Из всей этой истории можно сделать несколько выводов. Во-первых, Франциск действительно борется с образом “интровертной”, обращенной в прошлое церкви. Во-вторых, он стремится что-то сделать с внутрицерковной оппозицией, действуя иногда путем компромиссов, а иногда путем критики и жестких мер. В другой своей речи он заявлял, что “фундаментализм — это зло, которое есть в любой религии <…> и с ним необходимо бороться”. Называть собратьев-католиков “фундаменталистами” при распространенности весьма жесткой коннотации этого слова — шаг довольно-таки резкий. Наконец, в-третьих, Франциск все-таки весьма осторожен, и никакого перелома в этой борьбе за пять лет достигнуто не было.
Франциск имеет имидж либерала, но сам им не является. Единственное его реальное новшество — это то, что он предлагает сконцентрироваться не на самом грехе, а на “грешниках” и относиться к ним с милосердием, а также, по сравнению с Бенедиктом XVI, делает церковь более открытой.
Вместе с тем Франциск действительно назначает на важные посты по-настоящему либеральных епископов, несмотря на то что расходится с ними во мнениях. Напомним, что всего спустя год после избрания Папа заявил журналистам, что может отречься от престола из-за проблем со здоровьем (еще в молодости понтифик потерял легкое), и, по слухам, уже готовит себе преемника. Но перед этим ему еще предстоит завершить то, что он начал, а дела в Ватикане делаются не скоро.
