sova.news   (8.03.2017)

Друзья в шутку называют ее святой «отец». Забавные носки в черно-голубую полоску, черная ряса, пирсинг в правом ухе. Перед вами епископ Евангельской Баптистской церкви в Грузии Русудан Гоциридзе. Молодая, открытая и веселая. Она мать двоих детей. Русудан выросла в семье баптистского пастора, обратилась в веру, как и положено, в осознанном возрасте, в 16 лет. Тогда женщинам разрешалось лишь молиться в церкви. В 18 Русудан поступила в семинарию Евангельской Баптистской церкви. В 21 вышла замуж, а когда старшему сыну исполнилось 10 лет стала диаконом. Сейчас Русудан Гоциридзе епископ. Три года назад получила Международную женскую премию за храбрость от первой леди США Мишель Обама. О том, как разрушать стереотипы повседневности в просветительском центре Евангельской Баптистской церкви в Тбилиси с Русудан Гоциридзе побеседовала Хатия Хасаиа.

— Что для вас грузинская женщина?

— Сложно сказать. Первое, что приходит на ум – девушка в таком красивом платье. Но, конечно, не только это. Грузинская женщина – это грузинка XII века, грузинка советских времен, сегодняшняя грузинка. Поэтому для меня грузинка – континуум. Резко отличающихся черт грузинской женщины от женщин других наций я не вижу. Мы-то любим говорить, что других таких матерей и жен как грузинки не рождается. Рождаются. И лучше, и хуже.

Вспоминаются женщины, которые прошли страдания 90-х. В памяти всплыла такая картина: с рынка, что на вокзале, шла женщина – в очень красивой шляпе и красивом пальто. Наверное, когда-то купила их себе для выхода в свет. Но, видимо, другой шляпы и пальто для похода зимой на рынок у нее не было. Вот в этой красивой черной шляпе и очень солидном пальто эта женщина шла, держа в руках две огромные «базарные» сумки. Женщина, которая смогла сделать все, чтобы у ее детей был хлеб, чтобы они учились, могли читать книги. Трудности, через которые прошла наша страна, она прошла за счет женщин. Некоторые уехали из страны, оставив детей на попечение бабушек или мужей. Уезжали, зная, что если останутся, не смогут прокормить своих детей.

— А как вы оцениваете положение женщин в Грузии сегодня? Они равны в правах?

— Думаю, до равноправия еще долго. Нужно следить за этим в рамках закона, с культурной точки зрения, и с социальной. Ведь есть же неписаные законы, являющиеся нашей повседневностью. Повседневностью, которая выражается в тостах тамады, уверенного, что говорит что-то очень хорошее, но в действительности говорящего что-то неслыханное. Например, желая невесте родить обязательно девятерых сыновей. Потому что это же сыновья! Об этом говорят с юмором, словно это не способно повлиять на нашу повседневность. Способно, еще как.

Нужно еще много работать для равноправия, но тем не менее Грузия делает больший успех, чем некоторые другие страны. Дело в том, что мы не должны уподобляться положению Ирана, Азербайджана. Нашу планку очень высоко установил еще в XII веке Руставели, когда сказал: «Льва щенки равны друг другу, будь то самка иль самец» («Витязь в тигровой шкуре», — прим. СОВЫ). Если мы гордимся своими традициями, культурой, происхождением, то должны знать: если планка установлена очень высоко, она должна не оказаться на иранском, азербайджанском и даже российском уровне. Поэтому предстоит еще много работы.

— Как изменилась ситуация за 10 лет и в чем причины?

— Скорее всего, положение женщин изменилось к лучшему. В 2006 году в парламент вынесли закон о семейном насилии. Это была катастрофа. Депутаты умирали со смеху. Довели до слез женщину, которая представляла законопроект. Не было понимания гендерного равноправия. «Если женщине что-то взбредет в голову,надо заявление губернатору писать?», – так глумились законодатели.

— Можно сказать, что женщин в Грузии защищает закон?

— Чтобы государство защищало женщин от насилия, нужно, чтобы исполнители государственной воли осознавали написанное в законе. Сейчас, к счастью, меньше случаев, когда полицейский заявляет с упреком избитой мужем женщине: «Ты что, хочешь отца своих детей в тюрьму посадить?». Но все еще случается, что жертва насилия, обратившись в полицию, становится объектом насмешек. В данном случае нет защиты не только от государства, но и от общества. Если мы, как общество, будем реагировать на действия насильника, не многие мужчины осмелятся стать насильниками в семье. Ведь мужчина, который бьет жену и давит на детей, мужчина, чьи крики слышны соседям, выйдя из дома, встретит добрый «салам» от соседа. И он никогда не подумает, что совершает что-то плохое.

— Грузия – религиозная страна. Какова роль Грузинской православной церкви в определении роли женщины?

— Наша страна действительно очень религиозная. Не атеистичная. Это говорит о том, что на население большое влияние оказывают те религиозные учения, которые проповедуются в стране. За положение дел ответственность должны нести все конфессии. Я не могу с уверенностью заявить, что в нашей Церкви показатель семейного насилия ниже, чем вдругих. Мы часть общей культуры. Разумеется, отношение Православной церкви к гендерному вопросу оказывает большое влияние на население. В то время как предводитель Церкви выходит и на всю страну заявляет, что жена должна «мыть мужу ноги», но не говорит, что насилие неприемлемо, думаю, Церковь действительно должна брать на себя груз ответственности за сложившуюся ситуацию. Но повторюсь, также должны поступить все религиозные объединения.

— Что вы думаете об абортах?

— Одно дело, что я думаю о них, как о явлении, другое – как я вижу решение проблемы или каким, на мой взгляд, должно быть отношение к тем, кто это делает. У нас довольно политизированная динамика. К примеру, в Америке, если ты республиканец, «пролайфист» – это значит, что все «прочойсисты» – убийцы, надо встречать их у дверей роддомов, проклинать женщин, которые приходят в клинику, обливать врачей кислотой.

Я верю, что человеческая жизнь начинается не с родов, а с момента, когда в утробе матери, в самой защищенной среде, самой надежной, появляется жизнь. Я считаю, что аборт – это преступление как в отношении ребенка, так и в отношении матери. То есть женщина сама себе вредит, своему организму, своей психике. Но я не смогу примерить мантию судьи, не смогу осудить женщин и никому не прощу высокомерного тона и обвинений женщины в убийстве. Я считаю, что решение об аборте – всегда очень непростое. И ему может предшествовать много тяжелых историй.

В моем доме жила девушка, отказавшаяся от аборта и родившая необычайно красивого ребенка. Но все, кто был рядом – родители, друзья, соседи, все они отвернулись от нее. Потому что считали, что она должна была родить только после замужества. Мать предупредила, что отныне она для нее мертва.

— Что сказанное в ваш адрес радует вас, а что обижает?

— Больше всего радует, когда люди видят во мне не только женщину-епископа. Когда слушают меня, не ограничиваются лишь тем, что с ними говорит баптист-епископ. Слушают как человека, у которого есть свое мнение, с которым можно согласиться или нет. Но когда у тебя есть рамки – ты лишаешь свободы самого себя. Поэтому, думаю, самое приятное, когда взаимоотношения выходят за эти рамки. Что касается обид. Как-то во время одной из лекций студент встал и сказал абсолютно непринужденно: «Знаете, если бы вы были одной простой правозащитницей – никто бы не знал вашего имени. Есть много мужчин-священнослужителей, чьих имен мы не знаем. А вы умно продумали, сделали что-то нестандартное, став священнослужителем, и говорите о том, о чем священнослужители меньше всего говорят. Так вы добились популярности».

— В вашей жизни наверняка были курьезные случаи или глупости, сказанные по поводу вашего статуса…

— Был случай, когда я должна была встречать иностранного гостя. Он знал, что встречать будет священнослужитель Русудан. Не зная этого имени, решил, что, поскольку оно заканчивается на согласную, оно мужское. Помню его удивленное лицо, когда выяснилось, что Русудан – это женщина без длинной бороды и всего остального. Еще, помню, были с дочкой на вечеринке, и я сказала друзьям, что пить не буду, поскольку за рулем. Там стали шутить, мол, тебе-то что беспокоиться, скажешь полиции, что ты епископ, тебя тут же отпустят. И дочь моя говорит: «Ой, мама, такое никому ни в коем случае не говори, решат, что мы обкуренные» (смеется).

— В 2014 году первая леди США Мишель Обама вручила вам награду «Международной женской премии за храбрость». Что вы тогда почувствовали?

— Это был один из самых странных опытов в моей жизни. Живешь для себя, работаешь, молишься, читаешь лекции, идешь на рынок… И вдруг тебе сообщают: приходите в посольство, никому ничего не говорите, нужно заполнить форму, потому что скорее всего вы попали в шорт-лист на получение премии Госдепартамента. Ты идешь туда и не понимаешь, что проходит. А вечером звонят и сообщают: завтра утром летим. Это очень странное чувство. Все эти конспиративные моменты – для защиты женщин. Это было очень неожиданно. Живешь обычной жизнью, а просыпаешься в Вашингтоне. Еще было обидно, что на церемонию не приехали ни приглашенный посол Грузии, ни грузинские журналисты.

С Мишель Обамой у нас был протокольный разговор, хоть и не обошлось без непринужденной беседы. Но главное – в Вашингтоне я познакомилась с чудесными женщинами. Их биографии, истории их борьбы… Некоторые из этих историй будут со мной всю жизнь.

К примеру, история 23-летней индийской девушки, которую 10 лет назад облил кислотой мужчина, за которого она отказалась выходить замуж. Ей пришлось пережить более 80-ти операций, чтобы ее лицо хоть слегка стало похожим на человеческое. И благодаря этому случаю власти Индии сделали это преступление уголовно наказуемым. А она создала приют для других девушек, облитых кислотой.

— Каким вы видите будущее грузинских женщин?

— Я вижу его в будущем моей дочки, в будущем ее подруг. Они свободны, им не внушить того, что женщина должна молчать. Никто и никогда не сможет сказать этого моей дочери. И моему сыну не скажут: «ты мужчина, поэтому женщина не должна сидеть на шее». Не скажут, потому что он всегда ответит. Поэтому будущее будет наполнено борьбой, свободой, смелостью. Не надо ничему следовать слепо: ни традициям, ни догмам, ни учениям. Задавайте вопросы. Я слепо смотрела на фразу «дорога, которая приводит к храму». Ведь красиво звучит? В фильме «Раскаяние» это самая высокопарная фраза. Но я поняла для себя, что раньше никогда не ставила ее под сомнение.

— Если бы Иисус родился сегодня, он мог бы быть женщиной?

— Знаете, не обязательно представлять что-то фантастическое. Евангелие говорит: если встретишь жаждущего и дашь ему воды, знай, что это я. Навестишь кого-то в тюрьме, знай, что навестил меня. Сегодня рождение Иисуса необязательно. Они все Иисусы. Люди, которые бегут от террора, которые тонут со своими детьми в море, спасаясь на надувных лодках от войны. Они – Иисусы. То, что Иисус родился две тысячи лет назад, не значит, что на этом все кончилось.