lechaim.ru

Средние века

Евреи диаспоры во многих странах мира с древности жили обособленно, составляя самобытные этно-религиозные общины. Их статус в том или ином обществе определялся и религиозным законодательством страны пребывания (в Средние века особенно жестким), и степенью толерантности этого общества, прежде всего его верхушки, формировавшей власть всех уровней. Но и в самые благоприятные для евреев эпохи, и при самых лояльных к ним правителях они всюду были второсортными подданными. В экономически процветавшем Кордовском эмирате, позднее халифате, VIII–XII веков, евреи пользовались свободой вероисповедания и передвижения (там не было религиозных преследований и черты оседлости), даже свободой в выборе профессии, определявшейся, как это было принято везде, по преимуществу традиционными занятиями семьи. Но при всем том их бытие ограничивалось нормами мусульманского государства, а потому по определению не могло быть стабильным. Большую роль при такой системе играли личные отношения именитых и богатых евреев с верховной властью, несмотря на то, что эти отношения подчас принимали совершенно парадоксальный характер, – ибо чем большее влияние и связи имели отдельные евреи при дворе, тем большему риску подвергалась вся община в качестве коллективного заложника. Резня евреев в 1066 году в «благополучной» Гранаде начиналась как бунт против влиятельного еврея – везира.

Пользуясь главенством своих религиозных законов, обрекавших немусульман на второсортность, мусульманские толпы в Каире и других городах Ближнего Востока время от времени громили синагоги, церкви и дома, принадлежавшие евреям и христианам. Впрочем, надо отдать должное мусульманам Средневековья: подобные эксцессы все же не носили характера систематического преследования и травли, какие столетиями практиковались в средневековой Европе с благословения церковной идеологии.

Эксцессы в мусульманских странах того времени, конечно, не сопоставимы с массовым уничтожением на кострах и в застенках инквизиции еретиков – евреев и мавров – королевой Изабеллой. Католики Испании и поныне называют ее «святой», а К. Маркс, не отличавшийся ни политкорректностью, ни приверженностью к собственным национальным корням, не смог для этой королевы подобрать лучшего определения, чем «католическая скотина». Действия «христианнейших монархов» Изабеллы (1474–1504) и Фердинанда II, ее мужа (1479–1516), вынудили к бегству тысячи евреев и мусульман. Но если маврам было куда бежать (они спасались у своих единоверцев в Северной Африке), то евреев нигде не ждали. Численность изгнанных из Испании евреев точно не установлена. Вероятнее всего, в Португалию, Францию, Италию, Северную Африку бежало около 300 тысяч человек. Эти страны тоже тогда отнюдь не были гостеприимны. Евреев преследовали по всей Европе, а в Северной Африке пришельцев грабили и унижали местные племена. Но в эти тяжелейшие для народа годы у него неожиданно нашлось пристанище в Османской империи. Султаны без каких-либо ограничений допускали в свои владения изгнанных из европейских стран евреев, которых христиане уничтожали даже при попытках к бегству, а к местным евреям в османском государстве относились гораздо терпимее, чем в Византии. Есть предположение, что первоначально обосновавшихся в османском государстве беженцев-евреев было около 40 тысяч, но вскоре их число удвоилось за счет прибывших несколько позднее из Сицилии и Португалии. Для многих из них Османская империя на несколько столетий стала убежищем. Султану Баязиду II (1481–1512) приписывается фраза, оброненная в беседе с одним европейцем: «Не оттого ли вы почитаете Фердинанда мудрым королем, что он приложил немало стараний, дабы разорить свою страну и обогатить нашу?»

Каково же было положение еврейских общин – и ранее живших на территориях Балкан, Малой Азии и Ближнего Востока, и вновь прибывших в XV–XVI веках в пределы складывавшейся османской державы?

Ислам, нормы которого определяли бытие народов, населявших Османскую империю, в соответствии с Кораном допускал жизнь и отчасти имущественные права христиан и евреев – при условии соблюдения ими установленных мусульманских законов и уплаты соответствующих налогов. Статус зимми (христиан и евреев), по мусульманским законам, предусматривал известную терпимость властей к «людям Писания» («ахль-уль-китаб»). Но этот статус не был стабильным, поскольку в восточной деспотии, разновидностью которой стала Османская империя, жизнь любого человека, включая самого султана и членов его семьи, не была гарантирована от произвола отдельных лиц и группировок, располагавших на данный момент максимальным влиянием. Что касается имущества любого подданного – и мусульманина, и «неверного», то оно, по мусульманским представлениям, являлось достоянием Аллаха и его наместника на земле – султана-халифа. После смерти владельца крупные состояния обычно конфисковывались в казну. Наследникам оставляли то, что власти считали необходимым.

В османском государстве немусульманам разрешено было свободное отправление культа и жизнь по собственным религиозным законам. При завоевателе Константинополя Мехмеде II Фатихе (правил в 1444–1446 и 1451–1481 годах) существовали следующие немусульманские общины (миллеты): греко-православная, иудейская (есть сведения, что она формально сложилась к 1493 году или даже позднее) и армяно-григорианская.

В дальнейшем миллетов стало больше. Они просуществовали до окончательного развала империи в 1918 году.

Система миллетов не была изобретением османских правителей. Подобные обособленные этно-религиозные общины в различных странах существовали задолго до них, в том числе на территориях Малой Азии, Балкан и Ближнего Востока, захваченных турками. Турки, по сути, весь период существования османского государства оставались народом-завоевателем. Война и управление находились в их исключительной сфере. Система внутренней автономии немусульманских общин, практиковавшаяся до них во многих мусульманских государствах, оказалась приемлемой и для турок, тем более, что в совокупности нетурецкое население империи составляло большинство.

Городская цивилизация покоренных народов с развитыми ремеслами и торговлей, в которых сами турки долгое время непосредственно не участвовали, давала большие налоговые поступления в османскую казну. Немусульмане платили подушную подать – джизье и поземельный налог – харадж. Подушной податью облагалась община, как таковая, а поземельный налог платили за участок в целом. Сумма налогов раскладывалась внутри общины и обычно взималась с каждого ее члена в соответствии с его платежеспособностью. От уплаты налогов освобождалось нетрудоспособное население. Раввины, по внутреннему распорядку общины, либо вовсе не платили подушный налог, либо вносили лишь половину требуемой суммы.

Помимо джизье и хараджа, немусульмане обязаны были платить так называемые «экстренные» денежные взносы – прежде всего, в случае военных действий (а их было немало), поскольку «неверные» не служили в армии. Для нужд той же армии, в частности для курьерской службы, требовалась поставка лошадей и других животных, которых использовали для гужевого транспорта. Немусульманин, имеющий коня, обязан был его отдать чиновнику или посланцу важного лица, которому этот конь вдруг понадобился. Весьма обременительными для немусульман были постои, практиковавшиеся теми же чиновниками при разъездах по стране. Столовались они тоже за счет хозяина.

Немусульман принуждали работать на строительстве крепостей, мостов, дорог. Они выполняли и другие многочисленные повинности. Дело доходило до того, что лицам, от повинностей уклонившимся, запрещалось заниматься своим ремеслом. К примеру, шести евреям – продавцам лекарств (актарам) власти запретили работать по той причине, что они якобы отказались от содействия армии. Вероятно, эти люди не захотели следовать за войском в ущерб собственным делам. Чтобы восстановить свои права на занятие ремеслом, им пришлось не только выполнить все первоначальные требования, но еще явиться к кади (мусульманскому судье) вместе со специально уполномоченными для этого чиновниками и двумя свидетелями-турками и подать прошение властям.

Иудеев и караимов обязывали нести караульную и дворницкую службу. Такая повинность для них существовала не только в османском государстве, включавшем до последней четверти XVIII в. и Крым, но в Литве и в Польше.

В Османской империи, как и в Российской, евреям запрещалось иметь в услужении лиц любого другого вероисповедания. Существовали предписания носить ту, а не иную одежду, обувь, определенный головной убор. Имели место и другие ограничения.

Мусульманин мог жениться на женщине-зимми, но мусульманка не могла выйти замуж за немусульманина, как не могла и быть у него в услужении. По той же причине мусульманин мог иметь зимми-раба или рабыню, но зимми не мог иметь раба-мусульманина или рабыню-мусульманку. Евреям и христианам запрещалось селиться в священных городах Аравии – Мекке и Медине.

В других городах они жили в отдельных, изолированных кварталах. Но в османском государстве не существовало еврейских гетто, а также запретов селиться во многих городах и землях, как в Европе.

Османская система миллетов являлась, по существу, и религиозной, и политической организацией, дававшей немусульманам возможность регулировать многие свои дела внутри общины. Глава ее, избираемый членами миллета, был не только религиозным, но и светским лидером. После избрания он утверждался султаном и управлял делами общины его милостью.

Есть сведения о том, что главный раввинат в Стамбуле был учрежден по инициативе испанских иммигрантов в начале XVI века, а власть главного раввина первоначально ограничивалась лишь пределами этого города. Главный раввин (хахам-баши), как и главы других немусульманских миллетов, отвечал за сбор налогов, а в чрезвычайных обстоятельствах ходатайствовал за членов общины перед османскими властями. Его функции отчасти были сходны с теми, какие возлагались на представителей иностранных держав. Правда, бывали случаи, хотя и очень редкие, когда Порта вмешивалась в избрание главы миллета, отказываясь утвердить неугодного кандидата.

Члены религиозной общины адресовали свои жалобы и прошения главе или совету миллета. И только после обсуждения на совете глава миллета подавал эти документы в султанскую канцелярию. В делах о браке, разводе, наследовании имущества, образовании, благотворительности, при возникновении других гражданских проблем миллет обладал самостоятельной юрисдикцией. Евреи и христиане имели собственные школы, больницы, суды, странноприимные дома.

Хотя народы различных конфессий жили в одном государстве, фактически они следовали разным внутриобщинным законам и обычаям, что порождало постоянные межобщинные конфликты. Но ни одна община не могла нарушить нормы, предписанные ей исламом. Турки использовали в своих целях межобщинную напряженность, однако старались держать ее под контролем во избежание могущих вспыхнуть в одночасье волнений, подчеркивая и в первой трети XIX века: «Согласно Корану, все райяты имеют одинаковые права и привилегии, и только мусульмане являются их хозяевами».

Немусульмане вплоть до середины XIX века, как правило, не могли получить должность в административной иерархии, зато выходцы из этих общин, принявшие ислам, бывало, поднимались по административной лестнице довольно высоко. Исключение на службе султанов составляли иудеи и христиане, занимавшие должности переводчиков, медиков, сборщиков налогов и таможенных пошлин, иногда даже советников и дипломатов.

Сказанное выше может создать впечатление, будто турки обращались с немусульманским населением, как с иностранцами, тем более, что делами миллетов при Порте ведал реис-уль-кюттаб (некий аналог министра иностранных дел). Здесь в самом деле есть определенное сходство, поскольку нормы ислама допускали относительную терпимость к «неверным» лишь на условиях их полного подчинения, но эти нормы никогда не признавали их равными мусульманам, будь они подданными султана или иноземцами. Именно такие догмы ислама в XIX и в XX веках стали камнем преткновения для реформирования безнадежно слабевшей государственной системы, а также для неоднократно предпринимавшихся попыток консолидировать разнородное в этно-религиозном плане население империи. Несостоятельной оказалась сама доктрина османизма, доктрина единого отечества мусульман и иноверцев.

Группы населения, обозначаемые как «зимми» («покровительствуемые»), «люди Писания», «реайя» («пасомые», «стадо»), «кяфиры» («неверные», в основном христиане) и «яхуди» (евреи), подвергались религиозной, политической и социальной дискриминации. Переход в ислам христиан в некоторых местностях Балкан, например в Албании, почти поголовный, – один из показателей такой дискриминации и давления политического, экономического, социального. Среди евреев тоже встречались так называемые дёнме («перешедшие в ислам»), хотя и очень редко. В Османской империи, как и в других мусульманских государствах, существовал закон, обрекавший на смертную казнь каждого христианина или еврея, перешедшего в ислам, а затем снова вернувшегося к прежней вере. Он был отменен лишь в середине XIX века. Даже, казалось бы, лояльные к евреям султаны подписывали дискриминационные указы (ферманы). Указ султана Мехмеда II Фатиха запрещал ремонт и восстановление разрушенных христианских храмов и синагог. Он неукоснительно действовал довольно жестко до середины XVII века, когда турецкие власти начали смотреть сквозь пальцы на случаи его нарушения. Однако и это послабление стало результатом долгой, упорной борьбы, подкупа властей, переговоров с ними лидеров общин. Как уже упоминалось, власти вводили и другие запреты. Богатым евреям не было разрешено вне дома носить шелка и драгоценности, что, впрочем, вообще в те времена представляло опасность для жизни.

Отношение к немусульманам в Османской империи побуждало европейские правительства закреплять в особых договорах-капитуляциях право экстерриториальной юрисдикции для своих подданных и такие привилегии, какие миллетам даже не снились.

Те или иные привилегии, дарованные общинам, зависели только от прихоти султана. Они являлись односторонней уступкой, не включенной в формальные двусторонние договоры, которыми европейские державы, в отличие от бесправных миллетов, сумели закрепить режим капитуляций. Льгота или уступка, предоставленная той или иной общине, могла быть аннулирована в любое время. Известно, что Мехмед II специальным указом освободил евреев от некоторых налогов: на продажу мяса, обмен денег и прочего в том же роде, чтобы облегчить прибывающим обустройство на новом месте. Льготы действовали лишь в период правления того султана, который их пожаловал; затем они могли быть возобновлены новым правителем, а могли и не быть возобновлены.

По существу функции османского государства в отношении немусульманских подданных на протяжении нескольких столетий сводились, в основном, к их защите от внешней и отчасти от внутренней агрессии. Исламская концепция государства оставляла зимми на обочине жизни. Мусульманские законы апеллировали к «правоверным», игнорируя тех, кто к ним не принадлежал. Именно поэтому огромная мусульманская империя, так и не сумевшая, в силу религиозных законов и соответствующего менталитета элиты, консолидировать разнородное население на основе каких-либо общих ценностей, была обречена на распад и гибель.

Однако и при отсутствии религиозно-социального равенства положение евреев в османском государстве XV–XVI веков юридически, а подчас и практически было лучше, чем в большинстве стран Европы, где они подвергались религиозным преследованиям, а нередко и физическому истреблению.

Османские власти начали регистрировать население империи в первой половине XV века, но регулярные переписи проводились лишь со второй его половины, с интервалом в 10–20 лет. Это не были всеобщие поголовные переписи в сегодняшнем смысле слова.

Данные османских реестров составлялись прежде всего с целью налогообложения жителей. Регистрация в административно-территориальной единице, санджаке, длилась от года до двух. Она проводилась не одновременно по всей территории, а постепенно – по отдельным областям. Дошедшие до нас реестры далеко не так полны, чтобы по ним можно было установить точную численность населения в какой-то период. Велика была роль случайных факторов, приводивших в XV–XVI веках к скачкообразному развитию городов: некоторые из них теряли население, другие поначалу приращивали, поскольку при столь стремительных завоеваниях турок становились временными пограничными городами, зато с перемещением границ приходили в упадок. Единицей учета тогда был не человек, а дом, хозяйство (хане). В реестрах указывалось имя хозяина, его семейное положение (холост или женат), вероисповедание.

Турки-османы завоевали Палестину и другие территории Ближнего Востока в 1516 году. По указу султана Селима I (1512–1520) завоеванные земли были поделены на санджаки, составлявшие часть более крупной административной единицы – вилайета. В Цфате, Иерусалиме, Хевроне, Газе и Наблусе переписчики учитывали не только отдельно общины иудеев и самаритян, но и хозяйства евреев, прибывших из Испании, Португалии, Италии, Германии, Венгрии, стран Магриба, а также евреев, говоривших по-арабски. В Галилее проживало около 10 тысяч евреев. В 1555–1556 годах общее население Палестины составляло около 300 тысяч человек.

В турецких архивах хранятся документы, связанные с историей евреев в Османской империи. Среди документов есть реестры с данными о численности иудейских семей, об уплате ими налогов в различных населенных пунктах в определенные годы. Однако многие документы содержат сведения о мусульманских и немусульманских хозяйствах без какой-либо дальнейшей дифференциации последних. Есть некоторые данные об османских евреях в бумагах департамента христианских дел. Интерес представляют жалобы еврейских ремесленников и торговцев на притеснения и коррупцию чиновников, сведения о евреях, исполнявших поручения турецких чиновников, а также отчеты о конфликтах евреев с подданными других держав в империи и за ее пределами. Сирийские реестры XVI века свидетельствуют, что евреи жили в Алеппо, Триполи, Дамаске, Бейруте, Сайде, Баальбеке и других городах Ближнего Востока.

Реестр Дамаска дает четкие сведения о распределении различных еврейских общин по кварталам. Помимо местных иудеев, в городе жили самаритяне, караимы, евреи – выходцы с острова Сицилия, из Западной Европы. Последних турки именовали франкскими евреями, а всех европейцев без разбору франками.

В османской верхушке отсутствовала единая точка зрения на внутреннюю этно-конфессиональную политику, однако султаны по большей части все же придерживались принципа относительной толерантности к немусульманам, ибо на тех фактически держалась экономика государства. Когда великий везир и зять султана Рустем-паша настойчиво убеждал Сулеймана I (1520–1566) изгнать всех евреев из пределов страны, считая, что от них больше вреда, чем пользы, султан не внял доводам везира. Мало того – он оказал помощь и покровительство евреям-торговцам, направив письмо папе Павлу IV, где сообщал о конкретных случаях притеснения иудеев в папских владениях, куда те ездили по своим делам.

В одной из архивных папок XVI века лежит письмо турецких властей дожу Венеции с требованием выплатить компенсацию двум еврейским торговцам из Стамбула – Шломо Бен Иозефу и Шломо Бен Якобу, которых обманул венецианский шкипер. Торговцы эти оплатили перевозку груза до Венеции, а шкипер отвез их на Сицилию, где продал груз, присвоив деньги.

Но бывало и совершенно по-другому, поскольку власть султанов лишь отчасти ограничивалась мусульманскими установлениями. В 1579 году султан Мурад III (1574–1595) в припадке ярости решил подвергнуть иудеев поголовному избиению, и только крупная сумма в золоте, поднесенная богатыми членами общины султанше-матери и янычарскому аге, предотвратила надвигавшееся бедствие. Бытует еще одна версия. Согласно ей, золото было предложено самому султану, слывшему редким скрягой. Возможно, подоплекой этой истории явилась какая-то интрига, а интриги составляли значительную часть придворной жизни.

Как уже говорилось, пестрый этно-религиозный состав османского населения, разнонаправленность интересов этнических групп не могли не порождать внутренних конфликтов, в которых османское государство выступало не только в качестве арбитра, но и как сторона, активно участвовавшая в выработке правил торговли и ремесленного производства. Для успешного ведения дел немусульманам подчас приходилось эти правила обходить. Что делалось не без ловкости. Чиновники нередко прибегали к принудительным поставкам и работам – прежде всего в связи с военными действиями. Характер османской экономики в значительной мере определялся тем обстоятельством, что в течение нескольких столетий империя существовала за счет дани и налогов с населения покоренных земель, а также за счет набегов, за счет грабежей новых территорий. Существенным отличием мусульманского государства и в прошлом, и в настоящем было и остается непосредственное вмешательство центральной власти в экономическую жизнь путем издания законов и постоянного, даже мелочного, контроля, что, конечно, не способствует развитию и процветанию экономики.

Тем не менее для необходимой османским властям хозяйственной деятельности приходилось предоставлять отдельным производителям, нередко одной этнической группы, особые привилегии и монопольное право на поставку сырья, а также гарантированные регуляторы сбыта. Например, монопольное право на закупку шерсти евреи Салоник получили потому, что все производство в этом городе предназначалось для столицы, всегда имевшей на Востоке не только особый политический, но еще и экономический статус. Подобная хозяйственная специфика, даже при наличии больших капиталов, не способствовала становлению общегосударственного рынка, зачатки которого формировались в XVII– XVIII веках в ряде европейских стран.

Но даже в условиях жесткого административного регулирования в немусульманских общинах, еврейской тоже, происходило накопление торгово-ростовщического капитала, источником которого были сфера обмена, система откупов, ростовщичество – все то, чем турки не занимались. Коран запрещает взимать ссудный процент. К торговле и финансовым операциям долгое время турки относились как к занятиям низменным: «А с торговцами-шакалами, – утверждал турецкий автор XVII века Кочибей Гёмюрджинский, – никакого дела не сделаешь». Конкуренция в этих презираемых турками сферах деятельности, однако, была жесточайшая. И была одной из основных причин многовековой напряженности и конфликтов армян, греков и других христианских народов с евреями, поскольку последние имели в этих занятиях немалый опыт и сноровку.

Как уже говорилось, в силу религиозных запретов немусульмане в мусульманском государстве, за некоторыми упомянутыми исключениями, были отстранены от государственных и военных дел. Но ограничения эти имели и оборотную для них сторону. Во-первых, турки массами гибли в бесконечных войнах, их численность постепенно, но неуклонно сокращалась, тогда как численность немусульман, в особенности христиан, возрастала. Во-вторых, немусульмане свободно могли действовать там, где турки традиционно отсутствовали: в навигации, торговле, финансовых операциях… В этих-то сферах они достигали настоящих высот. На сей феномен обратил внимание Макс Вебер в своей известной работе «Протестантская этика и дух капитализма»: «Национальные и религиозные меньшинства, противостоящие в качестве «подчиненных» какой-либо другой «господствующей» группе, обычно – именно потому (курсив М. Вебера. – И.Ф.), что они добровольно или вынужденно отказываются от политического влияния и политической деятельности, – концентрируют все свои усилия в сфере предпринимательства. Этим путем наиболее одаренные их представители стремятся реализовать свои способности, которые не находят применения на государственной службе. Так обстояло дело с поляками в России и Восточной Пруссии, где они, несомненно, шли путем экономического прогресса (в отличие от влиятельных поляков Галиции). То же демонстрировали гугеноты во Франции Людовика XIV, нонконформисты и квакеры в Англии и – last but not least – евреи на протяжении двух тысячелетий». Но все же далее, на примере католиков, которые даже в качестве преследуемого меньшинства в Англии и Голландии не обнаруживали склонности к предпринимательской деятельности, Вебер указывает, что причину столь различного поведения представителей разных вероисповеданий следует искать не столько во внешнем историко-политическом положении меньшинств, сколько в устойчивом внутреннем своеобразии каждой конфессии.

Каков же критерий для оценки отношений мусульманских и немусульманских этносов Османской империи? Однозначно эти отношения определить трудно. Они менялись в разные исторические эпохи. С одной стороны, имел значение статус каждой этнической группы в государстве, с другой – степень ее экономического процветания или бедности.

Эти отношения зависели также от уровня благосостояния господствующего слоя господствующего этноса. С XVIII века заметно возрастает влияние западных держав во внешней и внутренней политике Порты в связи с ее военными поражениями, экономической слабостью и постепенным процессом политического упадка. Появились и все больше крепли тенденции к покровительству западноевропейских держав и России наиболее близкой им той или иной этно-религиозной группе. Все эти составляющие действовали и в XIX веке, и в начале века XX – вплоть до распада империи.

В начальный период существования османского государства отношения между немусульманскими этносами и господствующим мусульманским слоем были в прямой зависимости от вполне очевидной вещи: чем больше процветал во времена успешных завоеваний этот слой, тем лучше складывались его отношения с другими этносами. В первые столетия существования империи турки руководствовались идеей патернализма, который не чужд исламу ханифитского толка, господствовавшего в их государстве. Подчиненные этносы должны были довольствоваться великодушием победителей. Упадок империи непосредственно затронул правящий слой, состоявший, главным образом, из турок или перешедших в ислам нетурок.

Отношения этого слоя с другими этносами менялись. Возраставшее в эпоху упадка империи благосостояние «неверных», в основном христиан, раздражало мусульман, усиливало напряженность и нетерпимость в османском обществе. Впрочем, это общая закономерность, она имела место не только в мусульманских странах. Во всех иных инородцам тоже никогда не прощали и не прощают по сей день их благосостояния, возникшего на фоне упадка титульных наций. Поэтому сентенция греческого историка Стефана Иерасимоса, имеющая в виду положение османских христиан, прежде всего греков, истолковывается значительно шире: «Когда мусульманин, – говорит он, – не может более противопоставить “неверному” собственное процветание или превосходство образа жизни, он ему противопоставляет озлобленно гипертрофированную религиозность, каждодневно склерозируемую и ханжескую». Там, где хозяевами положения оказывались христиане, они вели себя не лучше. Но что бы ни предпринимали господствующие этносы, все империи древности и Средневековья, созданные силой оружия, были обречены на распад. Даже в апогее могущества османские государственные структуры выглядели архаичными при сопоставлении со структурами ряда западноевропейских государств, где уже набирали силу процессы модернизации. Пытаясь как-то объединить огромные пространства, населенные народами разных цивилизаций, культур, религий, турки подчинили все эти этносы единой централизованной бюрократической системе, которая слабела по мере исчерпания ресурсов, полученных в ходе завоеваний. После открытия Америки и морского пути в Индию страны Запада, консолидировавшиеся на принципах национального государства, эксплуатировали и грабили недавно освоенные огромные колониальные территории. Прямым следствием этих двух столь различных процессов в Европе и Османской империи, заметно обозначившихся в конце XVII–XVIII веков, стало смещение главных осей восточной торговли к океанам, а в результате – постепенное, но неуклонное обеднение Средиземноморья и Ближнего Востока. И хотя в XVII веке правящие турецко-мусульманские группы уже имели развитые собственные торговые секторы экономики, они были вскоре задавлены двумя грозными противниками. Османская бюрократия безжалостно и безрассудно взимала вперед и в свою пользу всю прибавочную стоимость, ни в малейшей степени не заботясь о прибыли или инвестициях. То есть, по сути, воспроизводила традиции грабежа, с которого и начиналась империя. Конечно, в таких условиях ни арабские, ни турецкие, ни османские торговцы-немусульмане не могли выдержать конкуренции защищенных капитуляциями и собственными экстерриториальными законами европейцев. Поэтому немусульманам империи не оставалось ничего иного, как наперегонки добиваться покровительства, а позднее и подданства европейских держав. Отсюда берет начало слой компрадоров, с которыми впоследствии ожесточенно боролись турецкие националисты.

Наряду с торговыми слоями, чье положение в империи не было прочным, существовала мощная прослойка османской бюрократии, включавшая крупных сановников центральной администрации (великий везир, военачальники армии и флота, главы важнейших служб столицы, высшие религиозные иерархи). В эту прослойку входили и первые должностные лица дворца, пользовавшиеся огромными доходами, которые давало их положение, хотя источники доходов не всегда были дозволенными. Имевшие великолепные дома и ставшие первоочередными потребителями импортируемой и местной продукции, они в какой-то мере стимулировали торговлю – главным образом, предметами роскоши.

Существовало и среднее звено администрации. Его составлял довольно стабильный класс чиновников, в большинстве своем турок. Некоторые должности занимали и представители других национальностей: драгоманы (переводчики) были в основном греками, придворные медики – чаще всего евреями, сборщиками налогов и таможенных пошлин служили и евреи, и христиане (либо их подставные лица). Все эти категории османской бюрократии определяли спрос на предметы роскоши: еврейская богатая прослойка тоже входила в число потребителей изделий такого рода. Этно-религиозные меньшинства, евреи в том числе, играли роль главных посредников при контактах европейцев с высокопоставленными османскими чиновниками. Эти контакты приобретали тем большее значение, чем скорее турки теряли позиции в мировой торговле.

Одной из наиболее активных торговых держав была Англия. В ее средиземноморской торговле в середине XVII века важное место занимал итальянский порт Ливорно. Мореплавание и торговля в значительной мере поддерживались участием многих евреев, которые были связаны со своими единоверцами в Стамбуле, в других крупных османских городах и с торговцами городов Западного Средиземноморья.

Ослабление военной мощи турок, ощутимое со второй половины XVII века, повлекло за собой падение престижа имперского правительства, дальнейший рост коррупции во всех звеньях администрации и, как следствие, – тяжелый, затяжной финансовый кризис. В таких условиях началась упорная борьба европейских держав за влияние на великого везира, значение которого особенно возросло в эпоху правления череды безвольных, мало пригодных к государственной деятельности султанов XVII–XVIII столетий. Падали доходы центра, в том числе и от внешней торговли, падали доходы провинций. Каждой провинции теперь все больше приходилось рассчитывать на собственные силы, поскольку денежные ресурсы империи постепенно таяли.

Новое время

Обретя большую, чем прежде, экономическую и военную мощь, европейские державы навязали Порте принцип защиты прав христианского населения. Россия отстаивала права народов православного вероисповедания. Именно этот принцип обосновывал все ее войны XVIII–XIX столетий, в которых турки теряли одну территорию за другой. Что касается еврейского населения, всем чуждого, то его положением ни в малейшей степени не была озабочена ни одна европейская держава. Правда, в самой Европе после Великой французской революции 1789 года различные категории населения, ранее бесправные, в том числе евреи, преодолевая многочисленные препоны, постепенно все же добивались формального равенства перед законом с другими гражданами.

Историк О.Л. Вайнштейн, работавший в Национальном архиве Парижа, изучавший там французскую прессу революционных лет, нашел документы, свидетельствовавшие о сочувствии турецких евреев французской революции, которая «дала права гражданства их братьям». Однако подобным сведениям в революционных кругах левантийских торговых компаний особого значения не придавали. В Париже опасались любых осложнений в отношениях с Портой. Османская империя продавала Франции хлеб и тем побуждала французские власти к осторожности. В противном случае страна могла лишиться хлеба. Порта, в свою очередь, хотя и не симпатизировала революционным событиям в Европе, тоже воздерживалась от враждебных действий по отношению к Франции.

Австрийский драгоман пришел к реису-эфенди Мустафе Решиду, будущему великому везиру, инициатору известных танзиматских реформ, с жалобой на французов, устраивавших в кварталах Пера шумные республиканские демонстрации. Жалобу он закончил словами: «Помилосердствуйте, эфенди, прикажите им хотя бы снять с голов эти их кокарды…» Решид с присущим османским чиновникам бесстрастием ответил: «Эх, друг мой, сколько раз мы вам объясняли: Османская империя – государство мусульманское. У нас на всякие значки не обращают внимания. Купцов дружественных держав мы считаем гостями. Что они хотят, то и надевают на голову; какие хотят, такие значки и цепляют. Если они наденут себе на голову корзину для винограда, то и тогда Порта не обязана спрашивать, зачем надели. Зря вы сами себя беспокоите…»

В османских документах есть сведения о том, что, хотя идеи французской революции и отголоски ее событий докатились до Стамбула, философская мысль, породившая эту революцию и революционные движения в других странах, подавляющему большинству населения Османской империи не была известна. Лишь небольшая часть богатых аристократов Молдавии и Валахии, зажиточных фанариотов (стамбульских греков из квартала Фанар), вступавших в контакты с иностранцами, другие христиане и евреи, знавшие французский язык, греческие судовладельцы и моряки, поддерживавшие торговые связи с Европой, и, наконец, мусульманские чиновники, находившиеся в деловых отношениях с иностранцами и фанариотами, имели кое-какое представление об идеях Великой французской революции. Основная же часть жителей империи, как мусульмане, так и немусульмане, вообще была мало осведомлена о каких-либо европейских делах. Многие жители Стамбула ничего не знали даже о том, что происходило на Бейоглу, во французском посольстве, где сторонники революции, прослышав о взятии Бастилии, нацепили трехцветные кокарды, столь раздражавшие австрийского драгомана, и открыто выражали свою радость.

Под угрозой упадка империи, а вовсе не под влиянием французских революционных идей наиболее просвещенные и ответственные османские чиновники, пользуясь поддержкой султанов, в XIX веке провели реформы, прежде всего в военной сфере, а потом в сферах законодательства и образования, в государственных структурах. Модернизация мусульманского государства, по сути теократии, оказалась невероятно сложным делом и растянулась на многие десятилетия. В итоге империя развалилась. Реформаторы встречали мощное сопротивление в обществе. Немусульмане (за исключением евреев), стремились к полной независимости. В этом их поддерживали европейские державы, особенно Россия, не только дипломатическим путем, но и силой оружия добившаяся освобождения Греции и балканских славян.

Подавляющая часть османских чиновников не хотела никаких реформ и тайно их саботировала. Мусульманскому духовенству и массам мусульманского населения реформы представлялись отступлением от ислама, предательством, разрушением основ их религии и бытия. Султана-реформатора Махмуда II (1808–1839), сына креолки с острова Мартиника, мусульманские подданные называли гяуром и, конечно, могли бы убить, если бы династия Османов, к которой он принадлежал, не была для них священной.

Османским государственным деятелям в первой половине XIX века вопрос о равенстве христиан и евреев с мусульманами не казался главным, но он был связан с реформированием государственных учреждений; к тому же при постоянном и настойчивом вмешательстве европейских держав в дела Порты этот вопрос становился частью османской официальной политики.

Новым в сложившейся многовековой практике служебных отношений стало строгое предписание относительно оплаты расходов служебных лиц, их содержания во время разъездов по стране, которые некогда возлагались на немусульманское население. «Все официальные лица, – говорилось в фермане Махмуда II, – кем бы они ни были: везиры, мирмираны и т. д., имеющие надобность в поездках по империи, покупают необходимые им съестные припасы на собственные деньги, а бедные не должны снабжать их даром». Заканчивался ферман обращением к властям любого ранга с требованием, чтобы «все подданные султана – и мусульмане, и реайя – были избавлены от притеснений и обид, укоренившихся в административной практике, что во все времена противоречило священным мусульманским законам и что противно личной воле султана».

В январе 1834 года был опубликован другой указ, запрещавший произвольные поборы в судах и налоги сверх сумм, установленных законом, ограничивавший средства на содержание чиновников, эмиссаров правительства.

Беспрецедентным, с точки зрения мусульман, был неожиданный поступок султана. В первый день мусульманского праздника рамазан он пригласил к себе константинопольского патриарха, главного раввина и двух армянских патриархов (католического и армяно-григорианского) и вручил им украшенные бриллиантами почетные ордена. «Этот поступок, – сообщал российский посол в Стамбуле А.П. Бутенев, – вызвал всеобщее удивление… Он служит доказательством намерений султана следовать системе терпимости и равенства ко всем своим подданным».
Махмуду II приписываются слова: «Среди моих подданных я различаю мусульман в мечети, христиан в церкви, евреев в синагоге, но, помимо того, никоим образом я их не дифференцирую. Мое отношение к ним, мое чувство справедливости ко всем равно сильно и все они поистине мои дети».

Гюльханейский указ (хатт-и-шериф) от 3 ноября 1839 года был оглашен в присутствии султана Абдул Меджида I (1839–1861). Он предоставлял немусульманам гарантии жизни, чести, имущества, которые прежде даже не декларировались. Воплотить в жизнь столь радикальные для мусульманского государства установления оказалось тогда нереальной задачей, поскольку они самым чувствительным образом затрагивали религиозные традиции мусульман. До разделения светских и религиозных начал в государстве было еще далеко. И все же именно этот указ, несмотря на преамбулу, утверждавшую верность вековечным устоям ислама, нанес им удар. Принципы Гюльханейского указа были подтверждены и развиты в хатт-и-хумаюне 1856 года.

Основой его была декларация веротерпимости: «Моя Высокая Порта примет энергические меры, чтобы обеспечить каждой религии, каково бы ни было число ее последователей, полную свободу проявления.

Всякое отличие или наименование, имеющее целью унизить одну часть моих подданных перед другими вследствие их веры, языка или племени будет навсегда устранено из всех административных документов. Законы будут строго карать за обычай употребления как частными лицами, так и властями всех рангов наименований поносных и оскорбительных.

Никто не должен быть стесняем в отправлении своих религиозных обрядов, никто не должен подвергаться преследованиям за свое вероисповедание, никто не будет принуждаем к перемене своей религии.

Поскольку назначение и выбор чиновников, а также прочих должностных лиц империи непосредственно зависят от нашей высочайшей воли, мы постановляем, что все подданные нашей империи, без национальных различий, будут допущены к отправлению публичных должностей – в зависимости от их способностей и заслуг и в соответствии с правилами, ко всем в равной степени применяемыми.

Все подданные моей империи без всякого различия будут допущены в гражданские и военные правительственные школы, если будут соответствовать условиям возраста и вступительных экзаменов, определенным в регламентах сих школ.

Сверх того, каждой общине разрешается учреждать собственные школы наук, искусств и промышленности, а способ преподавания и выбор учителей для этих школ подлежат контролю смешанного совета народного просвещения, члены которого будут назначены нашей высочайшей властью».

Как уже говорилось, далеко не все декларации высочайших указов нашли реальное воплощение.

Турки так и не решились вооружить христиан. Создание отдельных военных подразделений по этно-религиозному признаку было для них делом самоубийственным, а служить под началом командиров-мусульман христиане не хотели. Евреи предпочитали откупаться от службы в османской армии, благо это допускалось законом.

В 1840 году правительство приняло новый уголовный кодекс, во многом ориентированный на европейские правовые нормы, хотя прежние, как христианские, так и иудейские, продолжали действовать в миллетах.

В 1862–1863 годах был опубликован органический статут для христианских миллетов. Он должен был уменьшить в них власть духовенства и увеличить значение светских институтов.

Османские евреи получили такую хартию в 1865 году, но никакого энтузиазма в общинах она не вызывала. Этот проект внутренней реорганизации немусульманских общин был продекларирован и в новом хатт-и-хумаюне 1856 года. Правительство преследовало цель уничтожить религиозный антагонизм и межобщинные конфликты, чтобы обеспечить османское братство и равенство граждан; этими иллюзиями оно тешилось несколько десятилетий.

В 1868 году по образцу французского Государственного совета был учрежден османский Государственный совет (Шура-и-девлет) во главе с министром-президентом. В 1873 году совет имел четыре отдела: законодательный, административный, арбитража и общественных работ (последний вскоре был закрыт). Из 16 занятых в этом учреждении советников трое представляли немусульманские общины; это были грек, еврей и армянин.

10 мая 1869 года на первом заседании совета выступил султан Абдул Азиз (1861– 1876). Он подчеркнул характер нового учреждения: «К какому бы вероисповеданию ни принадлежали наши подданные, все они дети одного отечества. Религиозные различия не должны быть поводом для розни между османскими подданными, поскольку у нас существует свобода вероисповедания».

Недостатка в подобных декларациях не было, но в некоторых соседних государствах, например в России, даже до деклараций дело не дошло.

Вскоре в совете начались разногласия, его реорганизовали, и шутники придумали ему новое название – «Шура-и-эвет» (игра слов), что означало «соглашательский совет».

Один из крупнейших османских реформаторов XIX века – Фуад-паша, неоднократно занимавший пост великого везира, был серьезно озабочен плачевным состоянием дел в империи. Для него интересы государства были выше устаревших догм и предрассудков. «Если какой-нибудь паша, – писал он, – молится Б-гу по закону Моисея или по христианским заветам, то это не причина для того, чтобы мы лишали себя пользы, приносимой его службой. Но если тот же паша, не признавая единства нашего отечества, мечтает о Византийской империи или стремится служить Киликийскому царству, то он перестает быть лояльным слугой и должен быть устранен».

Его коллега и единомышленник Аали-паша обратил общее внимание на принцип равенства, провозглашенный в годы французской революции: «Каждый индивидуум свободен и равен любому другому». При этом Аали-паша подчеркнул, что в Европе отсутствует узаконенная религиозная дискриминация.

В XIX веке на службе Порты состояло немало христиан, в основном греков и армян, которые занимали даже должности министров. Что касается евреев, то они в этот период, по существу, оставались в стороне от набиравшего силу процесса модернизации немусульманских общин империи.

В XVII веке становятся заметными признаки упадка еврейских общин Османской империи, контрастировавшие с возрождением и укреплением христианских, объединенных идеями национальной независимости.

В числе причин постепенной деградации еврейского населения называют непомерные налоги в этот период, постоянные нападения янычар (грабежи, поджоги), а также отсутствие сильных, влиятельных лидеров. Евреи сдают свои позиции в экономике армянам и грекам, проигрывая в ожесточенной конкурентной борьбе.

В Османской империи модернизации общинной жизни в большой степени препятствовали внутренние неустройства. Призывы к всееврейской солидарности отчасти помогли всё-таки сгладить длительные распри между сефардами и ашкенази.

Евреи начали изучать турецкий язык, чтобы иметь возможность, в соответствии с султанскими рескриптами, занять государственные должности.

Социально-культурный разрыв османских евреев с христианскими этносами так и не был преодолен вплоть до младотурецкой революции 1908 года, хотя никакой правовой дискриминации евреев уже не было. Первая турецкая конституция 1876 года подтвердила равенство всех османских подданных. В числе депутатов первого османского парламента были евреи; двое прошли в сенат, еще двое – в Государственный совет. Секретарем совета, кстати, тоже назначили еврея. Но христиан в государственном аппарате было, конечно, много больше. Из таблицы соотношения числа мусульман и немусульман на государственной службе в позднеосманский период видно, что евреи занимали в ней весьма скромное место, да и то в низших разрядах османской бюрократии.

При султане Абдул Хамиде II (1876– 1909) экспертами в администрации дворца и в казначействе служили, в основном, армяне, тогда как в XVI веке евреев при дворе было немало. В османском министерстве иностранных дел с 1850 по 1908 год на 366 чиновников приходилось 107 немусульман: 30 греков, 52 армянина, 12 евреев (сефарды, ашкенази и караимы), 7 арабов-христиан из Ливана и Сирии. Кроме того, там состояли на службе 6 европейцев, не являвшихся османскими подданными, то есть иностранцы. Среди них были католики Леванта.

В конце XIX и начале XX веков еврейские общины Османской империи насчитывали около 400 тысяч человек. В эту пору уже шла эмиграция евреев в США и другие страны, но одновременно существовала иммиграция из России, Румынии, других Балканских стран, где еврейское население страдало от погромов, грабежей и антиеврейских законов. Антисемитские предрассудки были широко распространены не только среди греков, но и среди армян, среди балканских славян. Все эти народы, нередко по разным поводам, враждовали между собой. Но едва у кого-либо из них возникал конфликт с евреями, остальные тотчас объединялись с прежними врагами – примерно так же, как сегодня это делают арабы. Арабы повторяют и антиеврейские нелепые наветы, и тактику нападок, позаимствованную у христиан: те старались приурочить провокации и погромы к еврейским либо христианским праздникам.

Как уже говорилось, большое значение во взаимной антипатии евреев и христиан, помимо религиозных предрассудков последних, имело торговое соперничество, особенно в Македонии и Западной Анатолии, где было много греков.

Христиане обвиняли евреев в колдовстве, порче, насылании хворей, от которых сами евреи, естественно, страдали не меньше других. Вполне обыденным для христиан были оскорбления в адрес евреев, насмешки над ними, бойкот еврейских торговцев, создание препон для предпринимательской деятельности, дискриминация (христиане старались не брать евреев на работу под предлогом, что тем запрещено трудиться в субботу и т. д.).

Отношения евреев и турок были много спокойнее. Хотя и среди турок идея кровавого навета пользовалась популярностью. В документах альянса содержатся сведения о том, что даже султан Абдул Хамид II не был вполне убежден, что обвинения целого народа в использовании крови христианских младенцев является абсолютной клеветой. Тем не менее серьезные инциденты в среде турок, основанные на этом предрассудке, как и конфликты на почве экономики и политики, были крайне редки.

Однако в Восточной Анатолии, где компактно проживали курды, ситуация сложилась иная. В Диярбакыре, Урфе, Мардине и некоторых других городах курды преследовали еврейские общины, принуждая их платить налоги сверх тех, что уже были уплачены турецким властям. Попытки протестовать немедленно и жестоко подавлялись. Вымогатели, в силу безнаказанности, действовали всё более нагло. К концу XIX века еврейские общины вилайета Диярбакыр были разорены, их население год от года заметно сокращалось.

В Мардине дела шли не лучше. От небольшой общины в 500 человек, по данным начала XX века, к 1906 году остался лишь один еврей, охранявший синагогу. Его не трогали, поскольку жители города ценили его как предсказателя. Многие евреи, покинув Восточную Анатолию, уехали в Палестину, в Мосул, в Западную Анатолию, где серьезных проблем не было. Однако евреи уезжали из многих европейских и азиатских районов Турции не только из-за преследований, но и по другим причинам. С 1899 по 1912 год из Европейской Турции в США выехали 4604 человека, из Азиатской – 3230.

Если же взять в целом сосуществование евреев с мусульманами на османской территории в XIX – начале XX века, то оно было гораздо более мирным, нежели существование на этих же территориях мусульман и христиан. Уже шла речь о том, что относительное экономическое благосостояние мусульман несколько умеряло антагонизм этих двух сообществ. Но когда экономическое равновесие нарушалось, власти сами нередко инициировали грабежи и погромы христианских кварталов. Христиане же, составлявшие значительный процент населения, опасались вступать в открытый конфликт с мусульманами, фактически хозяевами всех османских земель, в том числе Ближнего Востока, и отыгрывались на евреях. Евреи поэтому никогда им не сочувствовали и никогда их не поддерживали в борьбе против мусульман, хотя и сами время от времени становились жертвами последних. В целом же отношение мусульман Сирии, Египта и других территорий Ближнего Востока к евреям после реформ Танзимата не изменилось, поскольку те не требовали себе новых прав, провозглашенных султанскими указами 1839 и 1856 годов. В 1840 году известный исследователь Убичини писал об османских евреях: «Их спокойствие под османским управлением столь разительно противоречит волнениям и бунтам других реайя… что объясняется частично мирными обычаями и расположением евреев, не возбуждающими недоверия Порты… Будучи терпеливыми, трудолюбивыми и покорными судьбе, они вместе с тем не производят впечатления униженности, несмотря на ряд старых законов (например, против роскоши), которые их дискриминировали».

Евреи продолжали платить местным властям прежние налоги, что в известной степени защищало их жизнь и имущество от набегов и грабежей. И хотя такие «отступные» не всегда были надежны, во время бунтов и мятежей они все же спасли многих. Евреи старались не провоцировать враждебность мусульман к себе по политическим вопросам, ибо не слишком были обрадованы «всеобщим равенством», что провозгласили в годы Танзимата. Их устраивали религиозные и экономические привилегии, которыми они пользовались в османском государстве и мало интересовали иллюзорные политические права; права эти они вполне обоснованно считали недостижимыми в реальной жизни.

Демонстрируя лояльность османским властям, они приобретали симпатии мусульман в периоды мусульмано-христианской напряженности. Во время греческого восстания и войны за независимость евреи иногда пассивно, а подчас и активно занимали сторону турок. Точно так же они себя вели во время Крымской войны 1853–1856 годов и христианских бунтов в Дамаске. Экономический и религиозный антагонизм христиан и евреев Ближнего Востока длился столетиями, причем верх брала то одна, то другая сторона. Например, в конце XVII – начале XIX века евреи Дамаска и Акры сумели одержать победу в экономическом состязании с христианами. В финансовых и административных делах Дамасского и Сидонского эйялетов (эйялет – крупная административная единица) главенствовала семья Фархи. Но в 1820 году Хаим Фархи был казнен, а его имущество конфисковано. Евреи утратили многие позиции в Дамаске и Акре. А выигравшая этот раунд борьбы семья Бахри (греки-католики) сумела подняться очень высоко. Ее представитель, Хана Бахри, некогда скромный секретарь провинциального учреждения, в годы египетской оккупации Сирии был назначен Ибрахим-пашой мюбаширом (управителем) финансов всей Сирии и председателем вновь организованного совещательного совета в Дамаске. Он укрепил новую администрацию христианскими чиновниками, всеми методами устраняя евреев-конкурентов. Апогеем противостояния стал дамасский антиеврейский процесс 1840 года, инициированный греческими монахами при поддержке французского консула-юдофоба. Обвинители провалились, и вновь сложилась мусульмано-еврейская коалиция против христиан. Теперь евреи могли более успешно защищаться от нападок последних, а в особенности от домыслов насчет кровавого навета. В целом же ситуация на Ближнем Востоке и в XIX, и в XX столетиях отличалась нестабильностью. Возраставший с середины XIX века мусульмано-христианский антагонизм, в значительной степени подогретый султанскими ферманами от 1839 и 1856 годов о равенстве османских подданных, привел к драматическим событиям. В 1860 году в Дамаске имели место многочисленные христианские погромы, которые повлекли за собой вмешательство европейских держав, протесты послов в Стамбуле.

На территории Ирака еврейские общины были весьма зажиточными, особенно в Багдаде, где в 1880 году они насчитывали около 30 тысяч человек, а к 1908 году уже 45 тысяч. Со второй половины XIX века Багдад и Басра вновь занимают значительное место в азиатской торговле. Долгое время евреи были оттеснены от иностранной торговли местными христианами, мусульманами и даже европейскими торговцами, включая проживавших в Ираке британцев. Но христиано-мусульманские распри расчистили евреям путь к торговым операциям. В новых условиях и британцы сочли для себя более выгодным брать евреев в качестве партнеров по бизнесу, поскольку те хорошо знали местные условия.

Набиравшие в это время силу идеи сионизма, которые возникли и успешно развивались в Восточной Европе последней четверти XIX века, мало затронули османских евреев. Тому были разные причины. Османская империя второй половины XIX века постепенно интегрировалась в мировую экономическую систему в качестве полуколонии. От реформ Танзимата, к которым турок побудила нараставшая экономическая отсталость и политический упадок, мусульманское население ничего не выиграло.

Экономически усилились немусульманские этносы, особенно греки и армяне. Но евреи также кое-что получили от реформ. В отличие от христиан, не желавших содействовать сохранению империи, даже реформируемой, евреи принимали участие и в конституционном движении конца XIX – начала XX века и особенно в деятельности младотурецкого революционного комитета «Единение и прогресс». Они надеялись на либерализацию режима, на административную децентрализацию, на свободу частной инициативы. Именно эти блага обещал в своей программе один из видных турецких реформаторов принц Сабахэддин. В успех сионистов тогда мало кто верил. Османские евреи синицу в руке предпочли журавлю в небе.

Словом, евреи поддержали младотурок, а те охотно приняли их сотрудничество, поскольку греки и армяне по сути от него отказались. Они добивались полной независимости на османских территориях. Их не устраивали планы младотурок, предполагавшие целостность империи, преобладание турок в управлении, устранение вмешательства великих держав в османские дела. Младотурки начали борьбу за отмену капитуляций и экстерриториальных привилегий подданным иностранных держав, поскольку все большее число немусульман империи всеми правдами и неправдами стремилось приобрести иностранное подданство, дававшее, в соответствии с капитуляциями, большие льготы.

По Кючюк-Кайнарджийскому договору 1774 года Россия получила право покровительства православным подданным султана. Франция традиционно поддерживала католиков и только в порядке исключения могла оказать протекцию очень богатым евреям-финансистам – таким, скажем, как член муниципального совета Стамбула Авраам Камондо. Еврейские общины в целом, вопреки благим декларациям правительства, не были ничем и никем защищены от произвола и мусульман, и христиан.

Правда, некоторые из них, наиболее инициативные, после 1871 года приобрели итальянское подданство, но так как Италия сильно запоздала с объединением, то ее экономические возможности уступали давним и прочным позициям Англии и Франции.

Большая часть османских евреев предпочла иллюзию возрождения и реформирования турецкого государства существованию в новых, уже добившихся или же добивавшихся независимости, христианских государствах на Балканах, предпочла безнадежной, как им тогда казалось, борьбе за собственный национальный очаг в Палестине. Опасения еврейских общин вызывала перспектива потери для Турции западных земель, которые могли отойти к Греции или Болгарии; евреев поэтому там заметно поубавилось.

Страх перед возможными преследованиями обусловил их массовую миграцию с территорий, которых в XIX – начале XX века, а особенно в ходе Балканских войн 1912–1913 годов, Порта постепенно лишилась. Евреи полагали, что лояльность к младотуркам, долго находившимся в подполье, оппозиционным султанскому режиму и пришедшим к власти в результате революции 1908 года, была для них лучшей защитой от агрессивного национализма вчерашних османских подданных, от их давнего антисемитизма. В отличие от христиан османские евреи не имели каких-либо политических целей, несовместимых с интересами турок. Не было у них и обособленных политических организаций. Даже когда сионисты сумели открыть в Стамбуле собственный «офис», они не нашли поддержки у местных единоверцев. С трудом удалось отыскать депутата-еврея, который согласился изложить доктрину сионизма в османском парламенте. Этим депутатом был социалист из Салоник Влахов-эфенди. В самой Палестине среди местных евреев у сионистов поначалу было немного сторонников.

В общем, из всех национальных меньшинств только евреи были солидарны с младотурками. Однако, вопреки суждениям многих европейских политиков той эпохи, особенно британских, утверждавших, что младотурецкая революция 1908 года была инициирована в собственных целях евреями-масонами, что комитет «Единение и прогресс» – не более чем ширма для прикрытия чисто еврейских интересов, ни в 1908 году, ни позднее евреи не занимали в новом правительстве первых мест. Османские евреи играли заметную роль в младотурецком движении, но никогда не были, да и при всём желании не могли быть силой, способной манипулировать этим движением в собственных целях. Просто интересы двух различных этносов временно совпали. Бесспорно, однако, и то, что поддержка комитета отвечала интересам еврейских общин. Тем не менее миф о масонском заговоре как истоке младотурецкой революции дожил до наших дней. Его повторяют и некоторые современные турецкие историки, например профессор Хикмет Танью.

Те евреи, что занимали более или менее значительные посты в парламенте и правительстве младотурок, конечно, служили им верой и правдой. Они поддерживали в парламенте политику османизма, против которой резко возражали депутаты-христиане. Видную роль в политике младотурок до и после революции 1908 года играл Эммануэль Карасу. Он был в числе тех депутатов, которые пришли во дворец и потребовали отречения от престола султана Абдул Хамида. По итогам выборов 1908 года в парламент прошли четыре еврея. Позднее пятым стал депутат от Йемена. Карасу, избранный депутатом от Салоник, был опытным юристом. В 1912 и 1914 годах он заседал в парламентах новых созывов. В правительстве младотурецкого триумвирата он наиболее активно сотрудничал с Талаатом, выступавшим в защиту османских евреев. После поражения Турции в первой мировой войне и оккупации Стамбула войсками Антанты Эммануэль Карасу эмигрировал в Италию.

Виталий Фараджи в 1912 году был избран председателем бюджетной комиссии парламента. Эммануэль Салем участвовал в разработке законопроектов. Депутат от Багдада Эзекиель Сасоон занимался в парламенте проблемами сельского хозяйства и торговли. Нисим Руссо служил в министерстве финансов. Виталий Струмса был членом Верховного совета финансовых реформ. Самуэль Исраэль занимал пост главы политотдела столичной полиции. Позднее, в дни июльского переворота 1912 года, вместе с лидерами младотурок он был отстранен от дел.

Даже из приведенного выше неполного перечня видно, что, по сравнению с тремя предыдущими столетиями пассивности и застоя, в последние годы империи евреи явно были вовлечены в политическую жизнь. Улучшилось их экономическое положение. Еврейские торговцы, долгое время притесняемые и вытесняемые греками и армянами, занимавшими в XVIII–XIX веках ключевые позиции в османской экономике, теперь выигрывали вследствие мусульмано-христианских конфликтов, в которых турки все чаще терпели поражение. По примеру европейских стран турки начали применять в качестве орудия политической борьбы экономические санкции. Первый бойкот 1908 года был направлен против австрийских товаров. В 1909 году греческие лавки и товары бойкотировались в связи с обострением положения на Крите, который в 1897 году под сильным нажимом европейских держав получил автономию вопреки военной победе турок. Волнения греков на острове продолжались до 1913 года, когда Крит отошел к Греции. О бойкоте греческих товаров в марте 1914 года сообщалось в стамбульском журнале «The Orient». Там же упоминалось, что во время Балканских войн и позднее бойкот распространился на христианскую торговлю в целом, но ни в какой мере не коснулся торговли еврейской.

Члены младотурецких региональных комитетов склоняли турок и евреев к борьбе с экономической гегемонией христиан. Центральный комитет тоже призывал эти группы населения отвоевывать ключевые позиции в бизнесе. В 1912 году младотурки обсуждали методы формирования национальной экономики, концепцию которой они позаимствовали из работ немецкого экономиста Фридриха Листа. Эту концепцию популяризировал Моисей Коэн, еврей из Салоник, обосновавшийся в Стамбуле в 1912 году. Первоначально он был увлечен идеями возрождения еврейского самосознания и самоидентификации, но гораздо большего успеха добился позже, разрабатывая доктрину турецкой самобытности и национализма. Увлеченный новым поприщем, он взял себе тюркское имя Текинальп и под этим именем публиковал свои сочинения.

Младотурки доверяли османским евреям, брали их на службу, однако те становились первыми жертвами во время бунтов против комитета. В октябре 1908 года бунтовщики напали на евреев Багдада как на сторонников младотурок. В годы Балканских войн и после них евреи, как, впрочем, и мусульмане, подвергались преследованиям христиан во Франции и Македонии, откуда многие из них бежали в Анатолию. В начале 1913 года, когда возникла реальная угроза высадки греческих войск в Западной Анатолии, младотурки вооружали не только турецких крестьян, но и еврейское население.

Младотурки взяли власть, когда процесс распада империи вошел в завершающую стадию. Европейские державы, давно делившие наследие «больного», вели переговоры о дальнейшей участи османских территорий.

Англия поддерживала арабских националистов в борьбе против власти Стамбула, обещая им помощь в создании нового арабского халифата на Ближнем Востоке.

Один из младотурецких триумвиров, Джемаль-паша, главнокомандующий войсками в Сирии, Ливане и Палестине, не сумел привлечь на свою сторону арабских повстанцев.

В первой мировой войне Турция выступила на стороне Германии и объявила джихад странам Антанты. Арабы, «братья по вере», джихад не поддержали, поскольку всем были известны союзнические отношения младотурок с «неверными» Германии. Началось массовое дезертирство арабских солдат и офицеров из османской армии. По приказу Джемаль-паши в 1915 году в Сирии были закрыты оппозиционные газеты, под запретом оказалось преподавание арабского языка в школах. Против турок были настроены шииты Ирака, не признававшие духовного авторитета султана. На рост арабского национализма и повстанческого движения Джемаль-паша ответил массовыми репрессиями. Были казнены многие арабские лидеры, начались депортации сирийцев-христиан, а позднее и мусульман в пустынные районы Северного Ирака и в Малую Азию. Высылалось также высшее мусульманское духовенство арабских территорий. Репрессиям подверглись и сионистские организации в Палестине. В Яффе по приказу Джемаль-паши было разгромлено сионистское агентство, занимавшееся устройством евреев-иммигрантов в Палестине. Были изгнаны лидеры-сионисты, а также евреи-иноподданные, то есть прибывшие в Палестину из других стран. Действия Джемаль-паши не только нанесли сильный удар по арабскому национальному движению, но и причинили ущерб еврейским поселенцам. Резко сократилось население Сирии, Ливана, Палестины. Страны Антанты и США получили удобный предлог для защиты христиан и евреев, а также для обоснованных претензий на арабские владения Турции. В парламентах, в прессе Англии и Франции началась кампания за скорейшее изгнание турок с Ближнего Востока и водворение там «цивилизованных» европейцев.

Американское правительство неоднократно делало представления турецким властям о положении иноподданных, а также христиан и евреев в Сирии и Палестине. Турецкое правительство заявляло, что наказывает только виновных. В годы первой мировой войны покровительство и поддержку сионистам оказывал посол США в Стамбуле Моргентау. Не остались в стороне и германские политики. Во время войны немцы сделали несколько попыток перехватить у англичан инициативу в вопросе о Палестине, чтобы воспользоваться политикой сионистов в своих целях. В 1916 году германский генеральный штаб даже обратился к турецкому правительству с призывом пойти навстречу требованиям сионистов в Палестине.

После декларации министра иностранных дел Великобритании Бальфура (ноябрь 1917 года) о поддержке англичанами плана создания в Палестине национального очага для еврейского народа турецкое правительство было вынуждено изменить свою позицию в палестинском вопросе. 31 декабря 1916 года Талаат объявил корреспонденту одной из немецких газет о предоставлении немецким евреям права на иммиграцию в Палестину и на ограниченное самоуправление там. Вследствие этого в Берлине было основано «Объединение еврейских организаций Германии для защиты прав евреев Востока».

Турецкое правительство даже обещало ввести особое социальное законодательство, охраняющее права евреев в Палестине. В июле 1918 года германские власти получили крупные концессии в Палестине для основания там колонии немецких евреев. Но положение на фронтах для Германии и Турции настолько ухудшилось, что любые планы уже оказывались призрачными. Декларация Бальфура, изложенная им в письме к Ротшильду, вызвала взрыв негодования в арабском мире, поддерживавшем англичан в надежде на их первоначальные обещания. Англия тем временем лавировала. Фактически Ближний Восток в годы первой мировой войны оказался ареной борьбы всех против всех. Давнее соперничество Англии и Франции в этом регионе лишь отчасти сглаживалось союзничеством в войне. Британское правительство мотивировало декларацию Бальфура необходимостью получить поддержку евреев в борьбе с Германией. Союзники Англии, особенно Франция, не были в восторге от декларации Бальфура, но вынужденно ее всё же одобрили.

Провалы в ближневосточной политике и поражения на фронтах привели к отставке Ахмеда Джемаль-паши с поста генерал-губернатора. Дело шло к окончательному краху Османской империи.

В конце октября 1918 года страны Антанты поделили Сирию, Ливан и Палестину на три зоны. Южная, английская, включала санджаки Иерусалим, Наблус, Акку. В северную, французскую, входили Бейрут, Тараблюс, Латакия, а также Хасбейя, Рашейя, Баальбек, Анталья, Искендерун, Джиср аш-Шогур и другие. Остальные территории до северных границ районов Джебель, Саман и Аль-Баб составили восточную, арабскую, зону, в которой находились английские войска. Впрочем, английские гарнизоны стояли во всех трех зонах.

Арабское управление было учреждено в Хиджазе и Центральной Аравии, но и там сильно было экономическое влияние Англии.

С окончанием первой мировой войны заканчивается история еврейских общин в Османской империи. Начинается новый ее этап – в республиканской Турции, на подмандатных территориях Ближнего Востока. Евреи Балкан еще до этого оказались в независимых государствах: в Греции, Сербии, Болгарии.

 

(Опубликовано в №№151-153, ноябрь 2004-январь 2005)