В первые годы после провозглашения советской власти отношение правительства к мусульманам было вполне лояльным. 3 декабря 1917 г. было принято обращение «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока».
В нем говорилось: «Отныне ваши верования и обычаи, ваши национальные и культурные учреждения объявляются свободными и неприкосновенными». Почти десятилетие существовали шариатские суды, до середины 1920-х годов сохранялись мусульманские школы, проходили съезды. Но к началу 1930-х все изменилось.
Усиление антирелигиозных настроений привело к тому, что к началу 1930-х годов было закрыто большинство мечетей и учебных заведений, более 90% священнослужителей больше не могли выполнять свои обязанности. 18 июня 1929 г. ВЦИК СССР конфисковал значительную часть имущества мусульманских организаций.
В этом же году религиозные организации столкнулись с новой налоговой политикой государства. Их приравняли к «доходным» частным предприятиям и начали взимать с них соответствующие налоги. Как пишет И. А. Куницын в работе, посвященной правовому статусу религиозных объединений в России, «сборы налогов и иных обязательных платежей с религиозных общин, сопровождавшиеся откровенными издевательствами, приобрели такие масштабы, что государство через некоторое время было вынуждено само прекратить такую порочную практику». В дополнение к дискриминационной налоговой политике в конце 1920-х годов священнослужителей лишили избирательного права.
Начались массовые депортации.
В 1940-е годы ситуация меняется к лучшему. Были отменены земельный налог, налог на строения. Согласно ст. 19 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 30 апреля 1943 года. “О подоходном налоге с населения” священнослужители различных исповеданий, обязанные безбрачием, освобождались также от налога на холостяков, одиноких и малосемейных граждан СССР. Однако эти меры носили временный характер. При Хрущеве антирелигиозная кампания вновь начала набирать обороты.
В постановлении Наркомата внутренних дел от 19 июня 1923 г. говорилось: «Вследствие отделения Церкви от государства и приравнения церковных религиозных обществ к частным обществам служители культа подлежат общим со всеми гражданами налогам (в том числе и подоходно – поимущественному), которые уплачивают по тем же ставкам и основаниям».
Именно подоходный налог вызывал наибольшее возмущение у советских мусульманских деятелей. В июле 1961 г. муфтий Магомед-хаджи Курбанов обратился в Совет по делам религиозных культов с просьбой снизить взимаемый с него и с секретаря Духовного управления налог. Муфтий писал: «На председателя наложили налог на сумму около 800 рублей в год и на секретаря — на сумму 500 рублей в год при месячных окладах 180 и 130 рублей соответственно. Мы считаем, что такое высокое налогообложение является непосильным для нас и неправильным». Он заявлял, что их деятельность полностью соответствует провозглашаемому властью курсу: «Мы разоблачаем самозваных ученых, шейхов и гадалок. Духовное управление закрыло 45 точек посещаемых [верующими] зияратов. Мы не допустили открытия не зарегистрированных мечетей в 40 населенных пунктах. Мы запретили посещение мечетей женщинами, детьми и школьниками. Мы запретили религиозное обучение детей».
Доходы мусульманских священнослужителей складывались из трех частей: заработная плата, назначаемая мутаваллиатом (низшее духовное правление), пенсия, деньги за совершение обрядов (их полагалось сдавать в кассу мутаваллиата, но часто мулла оставлял их себе). Размер зарплаты прописывался в договоре, заключаемом между религиозным объединением и священнослужителем. Также община могла оказывать неофициальную материальную помощь. Историк А. Кобзев пишет, что иногда такой «материальной помощью» могла стать и уплата подоходного налога: «По договору, заключенному между имамом и общиной с. Татарское Урайкино, мулле помимо оплаты в размере 40 руб. в месяц, были куплены дрова на 90 руб. и уплачен налог на доходы в 80 рублей».
Размер налога заставлял жаловаться в официальные органы не только муфтиев, но и рядовых служителей. Но власти никогда не откликались. Экономическое воздействие на религиозные организации в сочетании с почти полным отсутствием специального образования было очень эффективным: в муллы все чаще шли плохо образованные бедняки. В работе Кобзева приведены цитаты из подобных обращений. Например, Хисаметдинов, мулла села Новые Зимницы, писал: «Вдруг меня облагают по доходности налога» на сумму 2526 руб., что «меня и заставляет бросать работу, откуда я мог получить такую сумму, человек без зарплаты, живи на государственном пособии».
Огромные суммы налогов, доходившие до 25-30% от годового дохода муллы, нередко объяснялись тем, что при их начислении учитывались скрытые доходы – те самые деньги за обряды, не сданные в кассу. Религиозные общины мусульман регулярно подвергались финансовым проверкам. За несдачу средств следовали санкции в виде удержания пенсии или зарплаты. Например, в ходе одной из таких проверок было установлено, что мулла Сулейманов одновременно получал пенсию (20 р.) и зарплату из общины (40 р.). С него была удержана пенсия в размере 300 рублей. Все обрядовые действия полагалось оформлять по квитанциям.
Порой священнослужители вступали в конфликты с верующими: последних не устраивали нелегальные доходы имамов, а сами имамы требовали от общины повышения зарплаты и материальной помощи.
Только в 1980-е годы ситуация начала меняться. Мусульмане стали чаще получать религиозное образование, а власти – давать на это разрешение. Открылась возможность совершать паломничества за рубеж, общаться с единоверцами. Вскоре СССР распался, и начались новая эпоха и новая налоговая политика.
