Маленький азербайджанский поселок Нардаран еще два года назад был центром религиозной оппозиции всей страны. После проведенной там спецоперации в поселке появились полиция и солдаты, а стены обросли камерами наблюдения.
Нардаранцы на митинге в третью годовщину протестов
“Все-таки мы правильно решили, что не взяли такси”, – говорит мой спутник, когда мы на автобусе въезжаем на территорию поселка, мимо контрольно-пропускного пункта, где солдаты досматривают легковую машину.
Азербайджан – унитарная страна, и здесь нигде нет КПП. Кроме Нардарана, маленького поселка в 30 километрах от Баку.
Там же у КПП стоит вышка с камерами наблюдения. Автобус едет вдоль стен, тоже с камерами. Потом мы проезжаем мимо площади Имама Гусейна – в центре на перекрестке стоит еще одна такая вышка, а рядом новенький двухэтажный полицейский участок.
Мой спутник, местный парень Аднан (имя изменено по просьбе героя) рассказывает, что Нардаран выглядит так последние два года, “после тех событий”.
Нардаран – это старые одноэтажные дома, разделенные каменными заборами, узкие переулки между ними и несколько старинных мечетей и крепостей. Этот лабиринт спускается с холмов вниз к морю. А на подъеме, на самом видном и просторном месте, высится Нардаранская мечеть.
Именно здесь, у мечети, два года назад произошла спецоперация властей по задержанию лидеров исламских движений, в результате которой погибли семь человек. Как заявлял тогда министр внутренних дел Рамиль Усубов, речь шла о “вооруженной группировке”, которая находилась в поселке и собиралась насилием свергнуть конституционный строй.
Отношение действующих властей к исламским организациям в Азербайджане сложное. С одной стороны, местные политики и чиновники не раз говорили о приверженности страны традиционным исламским ценностям.
С другой, за последние годы в Азербайджане не раз закрывались и даже сносились мечети, а лидеры исламских организаций и их активисты подвергались арестам и получали тюремные сроки.
Нардаран – меньше соседних пригородных поселков, но здесь всегда были сильны исламские традиции. И здесь же жили многие известные исламские активисты – в том числе из движения “Мусульманское единство” и Исламской партии.
С лета 2015 года жители поселка выходили на улицы, чтобы протестовать против арестов своих единомышленников, а также против тяжелых социальных условий.
В том году за неуплату коммунальных услуг всему поселку отключили газ и электричество, что только усилило недовольство.
В итоге участники протестов – Талех Багиров, лидер движения “Мусульманское единство”, и его заместитель Аббас Гусейнов получили по 20 лет лишения свободы по обвинениям в терроризме и убийстве, еще 16 человек получили сроки до 17 лет.
После этого как в Нардаране, так и по всей стране усилились аресты представителей происламских организаций, а на подступах к поселку появились КПП.
Как рассказывает Хикмет Гаджизаде, директор Центра экономических и политических исследований FAR center, причиной спецоперации было то, что этот поселок не только не подчинялся центральной власти, но и был своего рода примером для других.
“Это было мятежное село, и к тому же оно являлось центром притяжения радикально настроенных мусульман со всего Азербайджана”, – говорит он.
Нардаран – далеко не самый большой из пригородных поселков. По официальным данным, население тут всего 10 тысяч человек; в соседнем селении Маштаги, к примеру, – втрое больше.
Однако именно Нардаран всегда был известен своим особым отношением к религии. По словам сельчан, даже в атеистические советские годы тут чтили старые обычаи.
В поселке находится несколько старинных достопримечательностей, в том числе и непосредственно Нардаранская мечеть – одна из крупнейших средневековых мечетей Азербайджана.
Еще в 1990-е годы она собирала тысячи верующих, в том числе из других поселков.
“В 90-е годы … люди были религиозные, ловили рыбу, добывали икру и жили неплохо”, – говорит Хикмета Гаджизаде.
Кроме того, поселок был известен выращиванием цветов и экспортом их в Россию, и, как говорят жители соседних деревень, в те суровые годы именно Нардаран жил лучше своих соседей.
Однако со временем обогревать парники становилось все дороже, и содержать их стало нерентабельно. Поселок беднел.
В начале 2000-х стены у мечети и в других местах Нардарана покрылись религиозными надписями.
Бедность, по словам Гаджизаде, – не единственная причина укрепления ислама и протестной силы в Нардаране. “Сюда можно добавить и социальное и политическое бесправие, – говорит он. – Предположим, идут местные выборы, они (местные жители – прим. Би-би-си) хотят поставить своего человека, нардаранца, а им сверху спускают кого-то – это и было предметом большого недовольства”.
Действительно, первые протесты, вспыхнувшие в обедневшем Нардаране еще в 2002 году, были связаны с тем, что центральные власти старались отстранить местных старейшин от управления поселком.
Кроме того, как говорит эксперт, рост религиозных настроений – это тенденция, которая охватила множество стран: “Проблемы здесь такие же, как и во всем исламском мире, – идет радикализация, появляются всевозможные секты, и все они пытаются сюда проникнуть, распространить свое влияние и веру”.
По словам эксперта, бедность, бесправие и падение качества образования стали причиной недовольства и усиления религиозности не только в Нардаране, но и в целом в стране, и действующие власти воспринимают этот процесс как угрозу.
Это подтверждают и цифры: несмотря на то, что традиционные оппозиционные партии в стране имеют куда больше сторонников, именно среди религиозных организаций больше всего политзаключенных.
По словам правозащитника Расула Джафарова, на сегодня в стране 144 политзаключенных и из них 81 – это религиозные активисты и лидеры.
Мы с моим спутником выходим из автобуса около Нардаранской мечети. Сегодня у входа в нее стоит солдат и полицейский, чего не было три года назад, когда я был здесь в последний раз.
А вот приходящих верующих, в отличие от того времени, тут теперь почти нет.
Мой спутник, молодой студент Аднан сам раньше жил в Нардаране, но затем его семья переехала в соседний поселок Бильгя.
По его словам, запустенье царит не только в окрестностях мечети, но и вообще в поселке: люди стараются не собираться вместе на улицах, чтобы не вызывать подозрения у полиции.
В нескольких десятках метров от мечети, в проулке между домами, стоит полицейская машина, через несколько сотен метров еще одна.
“В этих местах – Маштаги, Бильгя, Нардаран – присутствие полиции – это странно, – говорит Аднан, – Обычно люди сами справляются, если что”.
По его словам, раньше любые возникающие конфликты решали аксаккалы (старейшины) деревни: “Отец мне рассказывал, что однажды, когда была вендетта с поножовщиной, именно аксаккал прекратил ее, вызвав на переговоры обе семьи”.
Он вспоминает, как два года назад в день спецоперации, шел с отцом к мечети, чтобы посмотреть, что там происходит, и встретил по дороге родственника: “Он сказал нам: “Не идите в центр”. Мы не знали, нам было любопытно, а он говорит: “Не приближайтесь, там такое творится…” Там какой-то телеканал закидали камнями, разбили стекло, что-то поджигали даже”.
А потом они с отцом увидели военных и бронированные машины: “Никогда я такого не видел, все оцепили. Любой вход в Нардаран, даже самый маленький. Каждая дырка была оцеплена солдатами с “Калашниковыми”. Была строгая проверка”.
Аднан говорит, что и полицейский участок в Нардаране построили сразу после “тех событий”. Впрочем, сегодня, спустя два года, полиции и солдат все же меньше.
Нас окликает незнакомый парень – спрашивает, не из коммунальной ли мы службы: по его словам, он видел, как я сфотографировал его счетчик. Вид у него взволнованный.
Говорю, что нет, что я журналист. После слова “журналист” он быстро теряет к нам интерес и спешно уходит.
Вечерами тут так же темно, как и в других поселках, – экономят электричество. Но Нардаран знал и более “светлые” времена.
“Раньше было светлее, свет не экономили вообще, – рассказывает Аднан, – А зачем экономить, если счетчиков нет”.
Еще одной из причин протестов два года назад стало отключение электричества в поселке.
“А отключали по простой причине – коммунальщики туда не заходили, у некоторых не было счетчиков, у других были, но сломанные, – говорит Аднан. – И теперь вопрос – зачем снабжать электричеством, если электриков выгоняют?” По словам Аднана, работников коммунальных служб раньше тут прогоняли и даже били.
После спецоперации, по его словам, коммунальные службы приходили ставить счетчики вместе с полицией.
Раньше на стенах около Нардаранской Мечети и Площади Имама Гусейна встречались надписи религиозного содержания. Их уже давно нет – где-то замазаны краской, где-то построены новые стены.
“Кому-то покажется странным, но даже будучи атеистом скажу, что в этом была своя прелесть, – говорит Аднан, – Сейчас, когда заходишь в Нардаран, это будто соединение между Маштагами (соседний поселок) и морем, он стал очень скучным, потерял свою идентичность”.
Сейчас у площади Имама Гусейна стоит не только новый полицейский участок, появились и новые стены вдоль дороги. Такие стены давно существуют и в других поселках, отделяя старые сельские дома от взоров проезжающих по центральным трассам. Площадь тоже расширили после победы центральной власти.
“Были патриотические лозунги – не только про ислам – и все это убрали, – говорит Аднан, – Перестроили площадь имени Гусейна, теперь это просто место со шпилем и камерами на 360 градусов”.
Бакинские пригородные поселки в последние годы почти слились друг с другом. Но, несмотря на все перестройки, между Нардараном и его соседями по-прежнему видна разница. Мы возвращаемся в город через соседний Маштаги, где между старыми одноэтажками высятся новенькие двух- или трехэтажные дома, то и дело встречаются большие магазины.
“Нардаран всегда был немного другим, и он такой даже сейчас, – говорит Аднан. – Там всегда жили местные – люди с одинаковым и небольшим доходом. А все, что вокруг, – это часто и переехавшие городские и дачники, многие не знают друг друга. А Нардаран скорее похож на большую, бедную семью”.
