На сегодняшней воскресной литургии читается отрывок из 17 главы Евангелия от Луки об исцелении десяти прокаженных:
«И когда входил Он в одно селение, встретили Его десять человек прокаженных, которые остановились вдали и громким голосом говорили: Иисус Наставник! помилуй нас. Увидев их, Он сказал им: пойдите, покажитесь священникам. И когда они шли, очистились. Один же из них, видя, что исцелен, возвратился, громким голосом прославляя Бога, и пал ниц к ногам Его, благодаря Его; и это был Самарянин. Тогда Иисус сказал: не десять ли очистились? где же девять? как они не возвратились воздать славу Богу, кроме сего иноплеменника? И сказал ему: встань, иди; вера твоя спасла тебя».
Для большинства религиозных людей чудо является чуть ли не главным свидетельством веры. Причем, в двояком смысле. Даже этих смыслов можно назвать больше двух, потому что каждый в свою очередь раздваивается. Раз произошло чудо, то значит нельзя не поверить. По большому счету — это почти так и есть. Но только надо иметь в виду, что если у нас на глазах произошло чудо, то как можно не поверить факту? Факт и есть факт. Из факта следует уже какой-то другой уровень, другое значение того, что религиозные люди называют верой. Это вера в то, что совершающий чудо человек, прямо связан с Богом. Но не совсем обязательно с Богом, с потусторонним миром, скорее, поскольку чудеса («ложные») выдает и дьявольский мир, который тоже потусторонен.
Христа обвиняли в том, что Его чудеса не от Бога, а «силою бесовскою» совершаются. Но это все речь идет о чудесах, которые люди увидели лично. Сейчас с этим делом совсем плохо, с чудесами то есть. И довольно обычной по прежнему задачей богословов является убедить верить в то, что все чудеса, которые записаны в Евангелиях и прочей духовной литературе, взаправду совершались, а не просто кто-то их выдумал для «охмурения». То есть верить надо именно в это, в правдивость записанного чуда, потому что, как мы уже говорили, верить в чудо, которое явлено, не нужно, оно просто факт.
А поверив в то, что описанное чудо имело место, уже поверить в следующее. Что совершающий чудо Иисус — не просто с Богом связан, а Сам Бог и есть. Таким образом все чудеса евангельские интерпретируются почти исключительно как указание на божественность Христа. Входят в набор доказательств, благодаря которому в том числе конструировался Символ Веры. Такая вот конечная «крепкая вера», носителем которой религиозный человек является. Она обычно держится на целой цепочке интерпретации написанного. Что книгу диктовал Святой Дух, надиктовал про несколько совершенных Иисусом чудес, которые по причине авторитета Духа являются чистой правдой, из которой прямо следует, что Иисус Христос есть Бог. Плюс слухами о том, что в каком-то монастыре тоже какое-то чудо по рассказам было.
То есть чудо, повторимся, Христом по официальной версии совершается ради того, чтобы подтвердить Свою Божественность. Данную версию нельзя назвать, конечно, совсем уж неправдоподобной. Просто немалому числу людей всегда было вполне очевидно, что все причины-следствия тут склеены каким-то канцелярским клеем, и все оттого отдает канцелярщиной. Видно, что работала канцелярия, выдала богословский продукт, с виду даже углы ровные. Хотя не придерешься, конечно. Чудо описано? Описано. Значит было? Ну, было (а ты, что, не веришь?). Значит что? Значит, что Бог (а кто же еще) творит чудеса (правильно); значит Бог есть (правильно), значит Иисус — Бог! Правильно!
Вот так канцелярия изготовила веру в Бога. По такой схеме, она, надо сказать, работает. То есть «верующие» возникают по причине этой ее незамысловатой работы. Что на выходе получается — мы все и так видим. Спорить с этой инфантильной апологетикой, так «твердо и уверенно» объясняющей божественность Христа, сейчас не станем, это делалось уже много раз. К вере такая апологетика не приводит, а лишь к доверию, что звучит хоть и похоже, но верой в прямом смысле все же не является. Поэтому о другом.
Развитый человек не станет до хрипоты спорить, что он «верит всему», что записано в Евангелиях, для него это документ, с которым он согласовывает свое мировоззрение. Не руководство, а свидетельство, что в мировоззрении своем он не одинок. Мировоззрение же, о чем мы уже много раз уже говорили, сквозь которое Евангелия совершенно понятны, не имея темных запутанных мест, требующих изощренных «толкований», может быть только одно. Особо же «духовные» толкования Евангелия требуются тем, у кого кривое зрение. И тут можно натолковать что угодно, слепить совершенно любое понимание.
В этом контексте нам показались интересными и подходящими к теме слова современного писателя Вячеслава Рыбакова, сказанные им в одном из интервью:
«Когда-то Лев Толстой писал: ведь если плохие люди объединяются, почему бы и хорошим людям не объединиться, ведь как просто! Увы, не просто. Так называемые плохие люди мечтают об одном и том же, мечты их эгоистичны, корыстны и, стало быть, просты. Поэтому у них всегда есть платформа для объединения, и все, что им надо для координации усилий — это заранее договориться, кто сколько процентов будущей прибыли получит. Так называемые хорошие люди мечтают о грядущем благорастворении воздухов кто во что горазд, и каждый полагает, что лишь его мечта достойна осуществления. Мне уже приходилось писать, что устойчивость культур и порожденных ими социальных организмов в огромной степени зависит от того, насколько в этих культурах проработан и жизнеспособен образ априори ощущаемого как благо светского, посюстороннего рукотворного будущего… Роковая наша слабость, при всех колоссальных достижениях и прозрениях, состоит в том, что к моменту начала модернизации и европейских заимствований наша культура не успела выработать своего, принятого большинством населения в качестве заведомой данности, как одной из основных априорных ценностей, внерелигиозного образа мира, в котором хотелось бы жить. Не за гробом, в качестве воздания, а здесь, в качестве результата объединенных, но, в первую очередь, — личных усилий».
Почему-то, рассказывая о чудесах Христа, мало кто берется указать на очевидное. Что Иисус создавал вокруг себя мир, в котором, как сказал писатель, хотелось жить. Не тем «хорошо жить», кто и так «хорошо живет», а тем, кого замучила нужда, болезни, кого постоянно сопровождало то или иное горе. Посмотрите как и в каких условиях Христос совершает свои чудеса исцелений. Обратите внимание, как Он исцеляет, например, слепорожденного (Ин. 9). Пока у народа суббота, то есть торжество тогдашнего православия, пока ученики умничают, богословствуют — «Равви! кто согрешил, он или родители его, что родился слепым?» — Он подручными средствами, то есть плевком в пыль, залепляет глаза слепому и отсылает умыться. Делает это, чтобы зрение возвращалось постепенно, пока глаза промываются от грязи, проявлялись какие-то светлые пятна. Пока человек дойдет до воды, отмоется, проморгается, утрется, привыкнет, все происходит как бы само собою, без театральщины. А когда человек прозрел — Иисуса уже и рядом нет.
Вопреки устоявшемуся богословскому мнению, того, что мы читаем в рассказах о чудесах, Христос не демонстрирует желания чудесами нарастить себе божественный авторитет. Напротив, говорит, что знамений ищут лицемеры, люди с двоящимися мыслями. Рожденный слепым, к примеру, уперся и не поддался на то, чтобы согласиться с той религиозной трактовкой своего исцеления, которую предложили фарисеи: «Воздай славу Богу; мы знаем, что Человек Тот грешник. Он сказал им в ответ: грешник ли Он, не знаю; одно знаю, что я был слеп, а теперь вижу… что еще хотите слышать? или и вы хотите сделаться Его учениками? Они же укорили его и сказали: ты ученик Его, а мы Моисеевы ученики. Мы знаем, что с Моисеем говорил Бог; Сего же не знаем, откуда Он… это и удивительно, что вы не знаете, откуда Он, а Он отверз мне очи».
И дальнейшая вера прозревшего «в Сына Божия» (переводчики предпочли написать так, хотя вернее «сына человека»), конечно, связана с чудом, но главным в нем является совершенная милость, а не «природная божественность». Связь Христа с Богом следует из милости, а не способности творить чудеса. Иисус объединял вокруг себя «хороших людей» не мечтами о грядущем благорастворении воздухов, а тем что возвращал им веру в то, что хорошее, доброе лежит в основе мироздания, своих не оставляет, помнит о них, зная что именно их мир презирает больше всех, стимулируя их на утверждении этой правды.
Именно этот момент Церковь нередко упускала в своей практике, лишь в лучшем случае утешая светлой загробной участью тех, кого преследует горе, в худшем, обвиняя их самих в том, что так им возвращаются в виде наказания их «грехи», прошлые, настоящие или даже еще не содеянные. Но то, что Бог не оставляет людей наедине с их нуждой и горем, должно быть не только практикой утешения, но и практикой деятельного исполнения правды. Об этом в первую очередь говорят чудеса Христа. В мире, который Он исцелял, снова хотелось жить тем, кто уже потерял всякую надежду и не видел никакого просвета. Утверждаемая здесь и сейчас правда укрепляет веру в то, что она будет в итоге явлена сполна. И не обязательно для ее утверждения обладать «божественной природой».
Любой социальный организм, как и вообще любой организм, захиреет и зачахнет, если он не имеет стимула жить здесь и сейчас. Реализовывать себя. Изменять мир, делать его таким, в котором он бы хотел остаться. Те самые упомянутые «плохие люди» это все умеют, и такой мир вокруг нас сварганили. Не пора ли верующим понять, что это совершилось все и благодаря их равнодушию к этому миру, благодаря тому, что Христа они не увидели исцеляющим этот мир, а лишь «демонстрирующим божественную природу», и что в результате этой демонстрации был явлен объект поклонения? Христос, между тем, создавал ядро, Церковь Свою, чтобы противостоять этому строительству, начать строительство другого мира, очевидная привлекательность которого будет собирать в него все больше и больше людей.
«Проповедывать Царствие Божие и исцелять больных» (Лк. 9:2) было для апостолов единой задачей. Хотеть жить «здесь» и «там» — единым желанием. Поэтому Церковь может называться Христовой, если исполняет и то, и это. Собирает оба мира в один, не делая между ними зазора. Из десяти исцелившихся прокаженных, о которых говорит сегодняшнее евангельское чтение, лишь один — самарянин — увидел этот мир во Христе без зазора. Поняв, что «слава Бога» присутствует там, где совершается милость. Прочие довольствовались официальным освидетельствованием, и Бог для них остался по-прежнему далек.
