От таррикатов до неосманизма Эрдогана

  • 05/06/2017
  • Станислав Тарасов

regnum.ru

Новая русская книга о Турции

Издание монографии известного российского турколога Дмитрия Евгеньевича Еремеева «История турецкой общественной мысли 11−21 веков» (Москва, Квадрига, 2016) станет заметным явлением в российской туркологии, дополняя принадлежащий автору цикл научных трудов по самым различным проблемам Османской империи, кемалистской и современной Турции. Новая работа историка привлекает прежде всего огромным хронологическим охватом событий, связанных с развитием общественной мысли, философии и теологии в Оманской империи и в Турции, с выходом на анализ современного состояния турецкого общества и турецкой общественно-политической идеологии. Книга, безусловно, интересна, оригинальна, насыщена множеством неизвестных читателю фактов, событий.

Для исследователя история турецкой общественной мысли — очень сложная проблема в силу того, что она до сих пор слабо проработана как российскими, так и турецкими и западными исследователями. В основу своего исследования Еремееев определил цивилизационный подход, что позволило ему сфокусировать внимание на целостности процессов в турецком обществе на протяжении веков, эволюция которого была обусловлена действием различных модернизационных явлений и факторов. Помимо этого, объектом его исследования стали вопросы, которые потребовали усилий специалистов по смежным дисциплинам — истории государства, религиоведению — с целью наиболее полного освещения задач, поставленных в монографии. Кроме того, Еремееву удалось добиться нестандартного прочтения источников, отражающих проблемы политической, социально-экономической и духовной истории Османской империи — от ее зарождения, развала, трансформации в современную Турцию.

Всё имеет свое начало. В данном случае спорной остается проблема точки отчета появления в Османской империи самых различных религиозно-философских течений. Еремеев еёе обозначил следующим образом: «Началом просвещения у османцев принято считать 1330−1340-е годы, когда были основаны медресе в Изнике и Бурсе, где писались первые научные труды по суфизму на арабском языке и когда стали зарождаться самые различные религиозно-философские течения, связанные с дервишскими таррикатами». Они, как справедливо отмечает Еремеев, не имели местного происхождения. В Османскую империю суфийское учение принесли в ХII — начале ХIII вв. странствующие проповедники-дервиши, бежавшие из Средней Азии в Малую Азию под натиском монголов. Этот период исследователь описывает достаточно подробно, подчеркивая, что именно «туркам принадлежит главный вклад в исламе в области суфизма, мистико-аскетического направления в исламе». При этом так называемые ортодоксальные мусульмане считали это направление ересью. Таррикаты имели большое влияние на общественно-политическую жизнь мусульманского общества Турции. На протяжении этого времени суфийские центры способствовали распространению и популяризации ислама в Анатолии и на Балканах (Кадириты, Йасавиты, Рифаиты, Сухравардиты, Чиштиты, Шазилиты, Мавлавиты, Бадавиты, Дасукиты, Накшбанди, Хальватиты, Байрамиты, Бекташи). Но потом, на рубеже ХV — начала ХVI веков, в этом движении начался застой, который Еремеев связывает с общим политическим и экономическим кризисом Османской империи и других мусульманских государств. Таррикаты стали, с одной стороны, замыкаться на схоластической полемике и многократных вариациях учений о единстве бытия (вахдат аль-вуджуд), опьянения и взаимной любви к Истинному (аль-Хакк), Божественного самопроявления (таджалли) и все больше отходили от объективной реальности меняющегося мира. В то же время духовенство изолировалось от интеллектуальных и культурных перемен и оказалось полностью закрытым для прогресса. Научные и технологические достижения для мусульманскою духовенства стали нечистыми и чуждыми идеями. С другой стороны, многие деятели таррикатов пытались реформировать, оживить суфийское учение. Были и те, кто пошел на сближение с ордоксальным исламом, но вновь не османского происхождения. Турецкие исламские богословы восприняли взгляды персидского богослова XI века Мухаммеда аль-Газали, который писал преимущественно по-арабски и отвергал утверждения, будто научное знание не соответствует исламской доктрине. В результате этого многие турки обрели славу в науке, особенно в астрономии, медицине и математике.

Мы остановили внимание на этих сюжетах потому, что Еремеев в своей монографии четко придерживается линии о сильном, зачастую решающем влиянии на развитие общественно — политической и философской мысли Османской империи так называемых «импортных идеологий», которые в дальнейшем вступали в жесткую схватку с прежними доктринами.

Еремеев на этом направлении, конечно, не первооткрыватель, но ему удалось расширить диапазон научных поисков, хотя он, похоже, не стремился к дискуссиям и сделал только первые наметки в сторону оформления своей новой концепции. В то же время ему удалось выявить основные закономерности, тенденции, методологические приемы, применяемые в разработке новых общественно-политических течений и идеологий в Османской империи вплоть до её распада. В то же время думается, что коллеги Еремеева продолжат работу по теме исследования и, объединив темы некоторых разделов монографии, дадут их более глубокий анализ, так как содержание ряда глав носит описательный характер.

Тем более, что конец XIX — первые десятилетия XX в. — это сложный, полный противоречий отрезок в развитии турецкой общественной-политической мысли, которая по-настоящему не «переварила» танзимат — политику реформ, причины появления «Восточного вопроса» и фактора «больного человека Европы» и того, что некогда могущественную империю низвело до уровня полуколонии. Почему поколение турецких мыслителей рубежа ХIХ — начала ХХ веков, обнаруживая, с одной стороны, способность воспринимать европейское просветительство, эволюционировало к идеологии младотурецкого правления, действовало по плану многоступенчатого развития, зигзагообразно? Что за этим стояло: частые и резкие колебания социально-политической атмосферы в стране или что-то иное, связанное с возвратом к архаическим историко-культурным традициям? И почему приобщение турецкой общественно — политической мысли к западной, особенно французской мысли, порождало невероятные идейные гибриды? Они сначала стимулировали романтическую реакцию на деспотический режим, а затем сам режим стал определять эту реакцию, замешивая её на религиозной, коранической традиции.

В этом смысле и в приведенном в монографии контексте повышенный интерес вызывает оценка общественной мысли в Турции в период прихода к власти партии «Справедливость и развитие», возглавляемой нынешним президентом Реджепом Тайипом Эрдоганом. Еремеев квалифицирует этот период как «наступление реисламизации турецкого общества». По всем критериям, изложенным им в предыдущих главах, это «очередная кризисная эпоха в истории страны», которая «имеет и свои закономерности». Одна из них — двойственность общественного мышления и сознания, настроения скепсиса и даже трагизма. С другой — зреющий в недрах общественной мысли стимул к переменам. Но какова будет новая идеология у Турции: возврат к кемализму, к османизму, к исламизму или тюркизму? Ответа до сих пор нет.