Внезапная победа Португалии – самого бедного, самого южного, самого западного и наиболее изолированного из христианских королевств стала сенсацией в христианском мире и демонстрацией того, что рыцарская идея не умерла. До взятия Сеуты западное христианство более столетия не предпринимало крестовых походов против мусульманского мира.
Крестовые походы вышли из моды просто из-за критического отсутствия успеха. После двух столетий небывалой активности крестовые походы прервались – но не из-за нехватки людей или денег, не из-за исчезновения религиозного рвения и страсти к завоеваниям , и тем более не из-за чувства вины за убийственный позор Четвертого Крестового похода. Они прекратились из-за длинной череды значительных и болезненных поражений. В 1244 окончательно пал Иерусалим – удерживавшийся христианами по условиям договора в течение 26 лет. Через пять лет Людовик IX потерпел поражение под Мансурой в Египте и был взят в плен. В 1270 последовала новая катастрофа – вторая армия крестоносцев Людовика IX, высадившаяся в Тунисе, растворилась где-то в песках близ древнего Карфагена, страдая от хронической дизентерии. И в 1291 самая защищенная крепость мира, обнесенная тремя стенами цитадель Акко пала под напором мамелюкской армии султана Байбара. Немедленно после этого без боя были оставлены Тир, Бейрут и Сидон. Династия Палеологов тут же ликвидировала остатки герцогств крестоносцев, провозглашенные после Четвертого Крестового Похода.
Победа Португалии казалась еще более желанной на фоне незавидной судьбы христианского мира на грани веков. Волны чумы и внутренние конфликты вроде Столетней войны (1337-1453) опустошили Францию. Но эта победа вовсе не была гарантирована. Ресурсы большинства крестоносцев короля Жуана были заложены под кредиты. Его флот был ослаблен эпидемией чумы – прямо накануне начала экспедиции. Его усилия по сохранению секретности предприятия провалились. В то время как его агенты распространяли слухи об ударе по голландцам, из-за отсутствия ветра флот неделю бессильно дрейфовал у побережья Алгарве. Когда им наконец удалось поймать ветер в паруса, у португальцев было всего полдня на то, чтобы высадить авангард в Сеуте – после чего ветер превратился в шторм, уносящий их обратно к Европе.
Но это грандиозная неудача превратилась в величайший успех португальцев. Мусульманский гарнизон Сеуты, уничтожив небольшой португальский отряд, и видя, как ветром разметало португальский флот, расслабился и решил, что этим дело закончилось. Но португальцы, вместо того, чтобы смириться с поражением, решили предпринять еще одну, последнюю отчаянную попытку. Принц Дом Хенрике возглавил армаду небольших лодок, направившихся прямо на пляж. Он стремительно взял штурмом портовые ворота, потеряв всего восемь человек. Защита города после того пала, как созревший финик, и вся португальская армия устремилась на берег, через захваченную сторожевую башню, пробиваясь через улицы Сеуты к цитадели.
45 тысяч португальских солдат, высадившиеся с 200 кораблей, занялись методическим разграблением города. Обитателей вылавливали , вытаскивали с крыш, чердаков и из подвалов, женщин насиловали, а мужчин пытали – некоторых ради удовольствия, некоторых – ради того, чтобы выведать, где припрятан клад, запас зерна или красивый ребенок. Сеута славилась своими богатствами. Один из потрясенных португальских солдат вспоминал: “Наш бедный дом был настоящим свинарником по сравнению с домами Сеуты”.
Разграбление Сеуты продолжалось три дня, пытки не только санкционировались законом и традицией – они гарантировали весь механизм ведения войны. Крестьяне, нанятые в армию крестоносцев в качестве пехотинцев, наслаждались разграблением – в качестве компенсации за все пережитые в течение многих лет унижения. Эти гордые обитатели великого города, эти сметливые адвокаты, эти рантье и торговцы, эти люди книг и культуры теперь узнали, что это значит – стоять неподвижно при виде страданий своих ближних.
Разграбление города было настоящей управляемой средневековой революцией. Монарх рекрутировал самых крепких, самых гнусных самых амбициозных людей из числа крестьян и разорившихся дворян, и, время от времени давал им возможность воплотить в жизнь самые недостижимые, самые безумные эротические мечтания и стремление к власти. Но как и в сказке, такие магические отклонения от нормальности заканчивались очень быстро – со звоном колокола на третий день после успешного штурма. Всегда находились те, кто забылся, напился или зарвался. Для них виселицей могли стать дерево, сторожевая башня или караульня. Для армии было обычным делом повесить несколько солдат – и продемонстрировать возвращение к привычному порядку. Другим его признаком становилась торжественная процессия, для которой каждый занимал место в соответствии с рангом и чином, и воздаяние хвалы Господу за дарованную победу. В Сеуте она завершилась в великой мечети, освященной теперь в качестве кафедрального Собора Богоматери Африканской.
Три молодых принца, постившихся и молившихся ночь напролет, возглавили процессию молодых знатных воинов. Они были наследниками династии португальских Авизов и английского короля -воина Эдварда III. Зайдя в отскобленную солью бывшую мечеть, они предстали перед своим отцом, пятидесятилетним королем Жуаном I. Жуан, известный как “Великий”, или как “Бастард”, мощный человек со смуглым лицом и черными глазами смотрел, как молодые принцы подходили, один за одним к нему, становились на колени и посвящались в рыцари. Им вручили мечи которые их мать, королева Филиппа, специально приготовила для такого случая. Королева не дожила до этого дня. На смертном одре она взяла со своих сыновей клятву быть добрыми христианскими рыцарями, держать свое слово и защищать слабых. После ее смерти Португалия, в скорбя по ней, чуть было не отменила “великое предприятие” – крестовый поход на Сеуту – но страна знала, что королева этого бы не простила.
Филиппа, племянница Черного Принца и внучка Эдварда III была возвышающим примером для своего мужа, сыновей и новой приемной родины. Как гордилась бы она этим моментом, посвящением в рыцари ее детей на поле битвы. Дом Дуарте (Эдвард), Дом Педро (Питер) и Дом Хенрике (Генрих) – все служили под командой отца. Ни один из них не забудет этого момента, определившего всю их последующую жизнь, но никто не знал, что готовит им судьба: один стал обсессивным ученым-отшельником, помешанным на навигации, второй умер от горя, которое причинил брату и третий был убит собственным племянником.
Весть о великой победе стремительно распространилась по христианскому миру. 2 сентября победоносный португальский флот отплыл в Лиссабон. В Сеута остался гарнизон в три тысячи человек, во главе с Домом Педро де Менесис. Дому Педро был вручен оливковый жезл, в качестве символа его поста – ритуал, сохраняющийся и по сей день в испанской Сеуте. Несмотря на этой экономии на регалиях, Сеута была большим бременем для португальцев – и по деньгам, и по людям. Они могли разрушить город или продать его обратно султану, но это бы снизило значение их великой победы. И король Жуан был достаточно проницателен для того, чтобы осознать – существует много путей создания политического капитала из “великого предприятия” против Сеуты. Он представил дворам Европу замечательную сцену – себя, в качестве доблестного старого крестоносца, посвящеющего своих сыновей в рыцари на поле битвы с маврами. Это было многообещающим началом.
До этого момента король Жуан не рассматривался в качестве брата другим и правителями христианского мира. Его восшествие на португальский престол было неортодоксальным, почти макбетовским. В качестве незаконнорожденного сына португальского принца он вломился в королевский дворец, убил регента, изгнал королеву-вдову и захватил власть. Он сумел удержаться у власти только потому, что два главных города Португалии – Лиссабон и Порто с энтузиазмом поддержали молодого искателя приключений. Они видели в нем национального спасителя который остановит неизбежное – продажу знатью родины королевству Кастилии и Леона. Очень скоро случилась ожидаемая контратака против узурпации молодого Жуана. Армия, состоявшая из тяжеловооруженных рыцарей Кастилии и Португалии вторглась в страну, поддержав законного наследника. Но 14 августа 1385, в день, который часто сравнивают с битвой под Агинкуром, король Жуан и португальские лучники расстреляли рыцарскую армию на поле перед Алжубаррота. Это был единственный и решающий акт, благодаря которому Жуан усидел на троне. Победа худородных лучников Португалии, собравшихся вокруг своего молодого короля над чужеземцами и “предательской знатью” сделал Жуана Бастарда настоящим народным героем.
В результате этой победы Жуан смог закрепить свой успех, конфисковав владения тех знатных семей, что выступили на стороне Кастилии. Это позволило ему наградить союзников. И так он создал новый правящий класс – большей частью из горожан Лиссабона и Порто, предприимчивых торговцев, образованных клерков, чиновников гильдий и законников – всех тех, кто первыми поддержал его. Короче говоря, Жуан продемонстрировал себя в качестве истинного принца эпохи Ренессанса. Он был героем народного эпоса крестьян, поддержавших его. Его законники ретроактивно сгладили его восхождение на престол. Они расчистили легальный путь к узурпации, решив, что все его династические противники также были нелегитимны. В те времена бастардам удавались хорошие карьеры при дворе. Констебль Португалии, главный военный командир Жуана, был такой двойной помесью. И он не был одинок. Два архиепископа, пять епископов, девять каноников и 600 священников получили официальное разрешение легитимировать своих незаконнорожденных детей. У самого Жуана было двое незаконнорожденных детей от его любовницы Инес Перес.
Репутация короля Жуана в качестве успешного крестоносца была особенно важной на Иберийском полуострове, где разные королевства на протяжении столетий славились своей реконкистой. Португалия, одно из них ( наряду с Наваррой, Леоном, Кастилией и Арагоном) играла жизненно важную роль. Однако, на протяжении 13-го столетия Кастилия-Леон распространила свою власть и лишила всех своих соседей любого шанса на расширение границ. Так, через 150 лет после того, как Португалия была вытеснена из центра всеобщего внимания Кастилией, захват Сеута вернул на сцену. Сеута также помогала сдерживать легкое чувство неловкости , которое могло возникнуть в связи с излишне подробным знанием истории крестовых походов. Несмотря на то, что все старались это забыть, Португалия была обязана своим рождением королевству Кастилии-Леона: в 11-м веке “графство Портукаль” было даровано в качестве феодальной вотчины одному предприимчивому крестоносцу королем Леона.
Barnaby Rogerson The Last Crusaders: East, West, and the Battle for the Center of the World
