postnauka.ru (27.12.2016)
Как известно, Средневековье — эпоха всеобщей религиозности. В это время значительная роль в регулировании социальных отношений и вообще в жизни общества принадлежала епископам, архиереям, которых иногда называют князьями церкви. Это была еще одна власть, еще один институт в жизни общества, и внимание к средневековому епископату может приоткрыть нам завесы из средневекового прошлого, связанного не только с жизнью епископов, но и, шире, с особенностями религиозных воззрений, с культурными перипетиями той поры. Если говорить об институте русского епископата в период позднего Средневековья, в XV–XVI столетиях, то можно обратить внимание на несколько интересных вещей. В первую очередь хотелось бы поговорить о механике существования самого института. Он сложный, до сих пор плохо изученный в отечественной исторической науке, но какие-то завесы над прошлым архиереев, епископата можем приоткрыть.
Один из любопытных вопросов связан с календарно-хронологическими особенностями рукоположения архиереев, то есть вопрос о днях и часах, когда происходил выбор архиереев и их рукоположение. В последнее время в отечественной историографии широко изучается проблематика, связанная с календарно-хронологической культурой. Эти вопросы были рассмотрены на примере русского средневекового епископата. Одна из центральных тем, которая занимала умы исследователей, — это вопрос о том дне недели, когда традиционно происходило избрание, рукоположение архиерея. В историографии была достаточно вялая дискуссия, но в последнее время все больше исследователей интересуются этим вопросом.
Довольно долгое время суть дискуссии сводилась к следующему: совершались ли рукоположения по воскресным дням или могли быть какие-то другие дни, которые выбирались в качестве дней хиротонии архиереев? Если мы посмотрим на статистический материал, что же происходило во второй половине XV и в XVI столетии, в эпоху становления автокефалий, то можем заметить любопытную закономерность: рукоположения по воскресеньям преобладали. Особенно это было характерно для второй половины XV столетия, для эпохи Ивана III. В эпоху Василия III доля воскресных рукоположений ниже, она упала по сравнению с эпохой Ивана и составила около 48%, но воскресенье все равно оставалось лидирующим днем. Это не странно, это связано с тем, что воскресенье — главный день недельного христианского литургического круга, день Господень, именно в это время за торжественной литургией могло происходить рукоположение нареченного епископа.
Однако все было бы очень просто, если бы рукоположения ограничивались только воскресеньями. На самом деле динамика показывает, что выбирались и другие дни. Что интересно, в зависимости от той или иной эпохи они менялись. Как правило, особенно во второй половине XV века такими альтернативными днями для рукоположения становились вторники и четверги, иногда субботы. Закономерность — вторник, четверг, воскресенье (самый популярный день), а также суббота — наблюдается на всем протяжении эпохи становления автокефалий русской церкви. При этом достаточно интересно, что очень долго, до второй половины правления Ивана Грозного, мы не видим рукоположений в пятницы и по средам. И практически нет рукоположений в понедельники. Это очень любопытная закономерность: чем же так понедельники, среды и пятницы не устраивали наших предков? Пока нет однозначного ответа на данный вопрос. Можно предположить, что эта особенность была связана с литургическим недельным кругом. Но есть основания считать, что проблема выбора дня происходила не только из сугубо церковных, литургических соображений, но могла быть связана с околоцерковными.
Дело в том, что в Средневековье явно существовали представления о «добрых» и «злых» днях — днях, подходящих для каких-либо мероприятий и не подходящих для них. В «Стоглаве», знаменитом сборнике середины XVI столетия о становлении Стоглавого собора, содержится упоминание, что были еретики, которые призывали отказываться от работы в среду и пятницу. Среда и пятница — это, согласно православной традиции, дни постные, связанные с воспоминанием о страданиях Спасителя. Видимо, в народном, обыденном сознании, которое тесно было связано не только с христианскими, но и с языческими представлениями, сложился комплекс воззрений, согласно которым среда и пятница оказывались днями, неудобными для какой-либо положительной деятельности или для деятельности вообще. Не исключаю, что и рукоположение архиереев также могло быть связано с кругом этих представлений. Хотя архиереи представляют собой не только высшую церковную власть, но и образованный круг, круг интеллектуалов. Для своего времени плеяда архиереев явно выделяется из череды других современников, даже религиозных. Но, возможно, околоцерковные соображения и на эту группу оказывали влияние.
Само по себе это не странно — достаточно вспомнить, что в конце XV столетия на Руси широко ожидалось окончание времен. Люди жили ощущением грядущего апокалипсиса. Известно, что Пасхалия была составлена только до 7000 года от Сотворения мира, когда по распространенным представлениям и должен был произойти конец света. Пасхалию продлили только после несостоявшегося конца света. Поэтому проблема, связанная с отношением самого епископата ко «злым» и «добрым» дням, — это проблема, вполне реальная и заслуживающая внимания исследователей.
Один из аспектов, связанный с существованием института средневековой иерархии, — проблема дней рукоположения владык. Тесно с ней стоит еще одна проблема, исследованная не настолько хорошо, как первая, и она связана не с днями, а с часами. В какие часы было можно или нельзя проводить действия, связанные с возведением нового иерарха на кафедру. Здесь мы можем обратить особое внимание на знаменитый чин рукоположения архиереев 1423 года, сложившийся, вероятно, в эпоху митрополита Фотия, в то время, когда он возглавлял Русскую церковь. Не исключено, что и сам чин, каким мы его знаем, является творением митрополичьей кафедры. Чин существовал очень долго, в течение XV–XVI столетий, в XVII веке он постепенно сходит на нет, заменяется новыми, которые существенно отличались. Как в этом чине, так и в более поздних, относящихся к XVII столетию, мы увидим, что далеко не все действия, связанные с выбором, наречением архиерея, его рукоположением и другими церемониями, которые согласно чину должны были произойти, имели точную хронологическую привязку. Некоторые из деяний уже в самой ранней редакции не имели хронологической привязки вовсе, и она появилась в более поздних чинах.
Интересный вопрос заключается в том, чем это было вызвано. Почему же ранние чины практически не содержат указаний на точные хронологические отрезки, а в более поздних они появляются? Речь может идти об изменении отношения современников ко времени. Нам сейчас достаточно сложно представить отношение человека Средневековья ко времени, но оно, очевидно, отличалось от нашего. У нас всех есть наручные часы, на электронных устройствах, мы можем посмотреть время в интернете, вообще наш ритм жизни связан с ходом времени: различные расписания, обязанности, графики — все это укладывается в точную хронологическую шкалу. В Средневековье не было не только возможности точно определять время, но и особой необходимости. Ритмы человека подчинялись в первую очередь ритмам биологическим. И внимание к точному течению времени, необходимости каким-то образом время мерить и совершать с отмеренным временем деяния и поступки — это довольно поздняя особенность.
В чинах мы как раз и видим постепенное развертывание представлений о времени, которое оказывало влияние и на сугубо внутренний церковный вопрос рукоположения архиереев. Повторюсь, что в XV столетии в ранних редакциях этого чина мы практически не видим точных хронологических указаний, в какое время дня необходимо совершать те или иные деяния с рукополагаемыми архиереями. С течением времени этот момент все больше и больше начинает прописываться в чинах.
Еще один интересный аспект, связанный с существованием позднего епископата в России, — это проблема замещения вакантных архиерейских кафедр. Когда владыка умирал, ему, конечно же, на смену должен был прийти преемник. И очень интересный вопрос: откуда эти преемники появлялись? В историографии было высказано предположение, что в тот или иной период могли существовать наиболее авторитетные обители, монастыри, в которых церковное начальство, а потом и политическая власть могли искать подходящих кандидатов. Это утверждение, безусловно, правильное, хотя я не стал бы его абсолютизировать. Так, например, для середины XVI столетия мы видим огромную роль выходцев из Иосифо-Волоколамского монастыря. Большое число выходцев из этой обители стало епископами Русской православной церкви. В течение достаточно долгого периода выходцы из этой обители занимали ключевые позиции в епископате, хотя не только из этого монастыря, из других тоже. Но с определенного момента мы видим, что гегемония иосифо-волоцких выходцев постепенно сходит на нет.
Кроме Иосифо-Волоцкого монастыря для XV–XVI столетий также можно выделить ряд обителей, которые наиболее часто давали иерархов: Троице-Сергиев монастырь, Симонов монастырь, немало выходцев было из Чудова монастыря. Если мы проанализируем, что же это за монастыри, то увидим, что они были очень тесно связаны с московской великокняжеской властью, некоторые из них вообще могли являться ктиторскими для московских князей. Видимо, князья делали ставку на эти обители как на настоящие кузницы кадров.
Существовала еще одна тенденция — региональная специфика. На некоторые епископские кафедры владык могли приглашать из определенных регионов, причем только из них. Так, например, прослеживается связь между Пермской епархией и Ростовской. Подавляющее большинство епископов Пермской кафедры, начиная с первого епископа, святителя Стефана Пермского, и до середины XVI века, либо были уроженцами северных русских областей, либо до принятия архиерейского сана являлись служителями Ростовской епархии. Большая часть этих архиереев была так или иначе связана с Ростовом и Ростовской землей. Это очень интересно, по всей видимости, в представлении тех, кто занимался представлением владык для Пермской кафедры. Было что-то важное, что соединяло Ростов и далекую Пермь. Может быть, знакомство с северной спецификой: обе кафедры северные, и люди, знакомые с регионом, могли получать назначение в Пермь для проведения политики христианизации. Пермь в это время только-только становилась христианским регионом. Возможно, были какие-то другие причины, но в приведенных мною примерах можно говорить и о региональной специфике, о региональной взаимосвязи.
http://www.youtube.com/v/601sOMyLdko
