Его ментальные способности были скорее ограниченными, и это , вкупе с его невероятным упрямством, создавало двойную опасность для незрелой души на троне, окруженном психопатами и пролазами. Невежественный, своевольный и фанатичный, Себастиан плохо подходил на роль абсолютного монарха.
Фортуна не проявляла благосклонности к дону Себастиану – даже до того, как он появился на свет. Его отец, сын Жуана III, скончался за несколько дней до его рождения. Его мать, Хуана, дочь Карла V, бросила ребенка и сбежала на родину. Она отказалась от регентства, которое отошло к старой вдовствующей королеве, Катерине, бабке ее сына и ее собственной тетки. В качестве королевы Катерина продемонстрировала великие качества правительницы и лояльно служила своей приемной родине. То, что ей так и не удалось завоевать доверия португальцев, и ее провал в качестве регента не было ее виной. Португальцы ненавидели все испанское. Катерина, к несчастью, была испанкой по рождению, языку, внешнему виду и манере поведения. За это ее не любили и ей не доверяли.
Вероятность того, что король-инфант никогда не дожил бы до зрелости в эти дни высокой детской смертности была очень высока. За исключением дона Себастиана, и его двоюродного деда, Кардинала Энрике, который был связан клятвой безбрачия, и потому не принимался в расчет, никто на стоял на пути между португальской короной и Филиппом II Испанским – и ненавистными испанцами, которые лелеяли свои амбиции на протяжении столетий – не менее рьяно, чем португальцы надеялись на то, что они никогда не будут реализованы. Вероятность этого пугающего воссоединения еще более усилила анти-испанские чувства, главной жертвой которых и стала Катерина.
Сложность ее положения усиливалась ревнивостью кардинала Энрике, считавшего, что у него больше прав на престол. Опираясь на анти-испанские настроения населения и знати, полагавших, что Катерина затеяла заговор с целью воссоединения с Испанией, Энрике в конце концов добился того, что она передала ему регентство. В 1562, после пяти лет добросовестного правления та в печали вернулась в Испанию. Она могла оказаться тем влиянием, которое спасло бы Себастиана и его страну – но она была удалена именно в тот момент, когда в ней более всего нуждались – и ребенок второй раз был брошен на произвол судьбы.
Энрике проявил себя в качестве некомпетентного регента и не мудрого опекуна. Он смирился с тем, что и правительство, и король был переданы в руки двух иезуитов, братьев Луиза и Мартини Конклавес да Камара. Последний был прислан по специальному запросу Катерины из Рима с тем, чтобы стать исповедником короля, когда Себастиану было всего пять лет. Образование ребенка было поручено Луизу, администрация – Мартини, способному и амбициозному политику. Оба брата сыграли большую роль в интригах, приведших к падению Катерины.
Не потребовалось много времени на то, чтобы братья Камара осознали, что в их интересах- как можно быстрее заменить кардинала Энрике на короля Себастиана в качестве главы государства. И потому уже в 1568, когда дону Себастиану еще не было и пятнадцати, они провозгласили его полноправным властителем, отстранив от управления кардинала Энрике. Судьба страны и молодого короля оказалась в руках двух проповедников и коррумпированных чиновников, которыми они наполнили двор.
Себастиан вырос в хорошо сложенного и атлетического молодого человека, с голубыми глазами и светлыми волосами, белой кожей. Он разительно отличался от своих смуглых соотечественников, что дало почву для распространения слухов об его импотенции. Его внешний вид несколько портила отвисашая габсбургская губа, возможно самая знаменитая черта человеческого облика, известная истории. Он был суров, немногословен и величав. На его характер наложил отпечаток неумолимый клеркализм, в котором его взрастили. Он был мистиком и фанатиком, которого с детства посещали видения триумфов крестоносцев.
Его ментальные способности были скорее ограниченными, и это , вкупе с его невероятным упрямством, создавало двойную опасность для незрелой души на троне, окруженном психопатами и пролазами. Невежественный, своевольный и фанатичный, Себастиан плохо подходил на роль абсолютного монарха – роль, которую он с таким рвением бросился исполнять.
Его мало интересовали нужды страны, ежели он вообще о них думал. Тот факт, что не предпринял попыток очистить администрацию от коррупции или поправить финансы королевства говорит, в первую очередь, против братьев Камарас, а не против короля. Необходимость немедленной женитьбы, с целью гарантировать безопасность династии и королевства не могла не занимать его. Но, за исключением формального и отвергнутого предложение Маргарет, принцессе Франции, он не сделал ничего. Его интерес к внешним делам был пробужден только Варфоломеевской Ночью, которую он с энтузиазмом одобрил.
Он был одержим идеей завоевания бессмертной славы своему королевству путем разгрома врагов Христианства. Говорят, что его вдохновляли сверкающие рыцарские доспехи, кои изготовил Антон Пфеффенхаузер из Аугсбурга, ведущий оружейник эпохи – доспехи, которые все еще являются гордостью Королевского Арсенала в Мадриде. Можно представить себе отца Луиза, указывающего юному монарху на coudidres (защиту локтей), с изображением четырех фигур главных добродетелей, с тем, чтобы отвлечь его от более возбуждающих фигур на защите груди и спины, изображавших Власть, Победу, Мир и Навигацию. В мальчике в этот момент могла зародиться мечта о том, чтобы однажды в этих доспехах повести свое войско в битву – и доказать себя достойным сего ослепляющего великолепия. Мы можем лишь сказать, что подобные идеи были зафиксированы в его уме с непреклонной решимостью и в самом раннем возрасте. Главным инструментом достижения этой цели должна была стать его собственная армия – невзирая на неадекватно малую численность и недостатки ее оснащения, а также на плачевное состояние казначейства, которое даже и в мирное время не могло покрыть расходы королевства.
Первой идеей короля была уплыть на восток и встать во главе своего воинства в Индии. Он позволил себя главному министру, Педро Карнейро, себя в этом разубедить. При более глубоком размышлении Африка показалась дону Себастиану куда более привлекательным полем для крестового похода. Она была намного ближе, и в ней уже стояли три португальские крепости – Сеута, Танжер и Мазаган, которые можно было использовать в качестве базы операций. Африка могла пасть в турецкие руки – и это могло сподвигнуть короля испанского Филиппа к более решительным действиям. Себастиан боялся, что дядюшка может отобрать у него лавры крестоносца. Наконец, Африка в прошлом предоставляла португальскому народу память о том, на что он перестал надеяться – память о ратных победах.
