Слово «византийский» используют в значениях «роскошный» и «коварный»; Византия ассоциируется одновременно с духовностью и деспотичностью. Arzamas выясняет, соответствуют ли стереотипы о Византии действительности и откуда они берутся
Миф о византийском деспотизме является едва ли не самым распространенным среди мифов о Византии. Можно вспомнить слова русского поэта Иосифа Бродского о византийской государственности как «деспотии без опыта демократии» или замечание британского историософа Арнольда Тойнби о «средневековом византийском тоталитарном государстве», которое оказало разрушительное влияние на византийскую цивилизацию.
Проявления
«Главная беда нынешнего времени — византийский деспотизм, помноженный на партийные рефлексы с добавлением коррупции как формы управления страной».
Галина Старовойтова. «Россия, которую мы обретаем» («Деловые люди», 1 января 1997 года)
«Разумеется, мадам де Сталь зачастую несправедлива к Наполеону. (Противников его писательница неуклонно идеализирует, будь то генерал Бернадот, позднее ставший королем Швеции, или император Александр I, чей византийский деспотизм вообще-то стоил прагматичной тирании Бонапарта.)».
Андрей Немзер. «Сочинительница и император» (Ruthenia.ru, 22 августа 2003 года)
Как и большинство мифов о Византии, миф о византийском деспотизме восходит к эпохе Просвещения. Он не возник сам по себе, но появился на фоне распространенной во Франции в эпоху Людовика XIII и Людовика XIV моды на Византию. Французские короли считали себя истинными преемниками византийских императоров, а государственное устройство Византии представлялось им примером для подражания, единственным изъяном которого было отсутствие наследственного принципа передачи власти. В ответ на это французские просветители, боровшиеся с абсолютизмом, создали едкую карикатуру на Византию с целью высмеять все то, что вдохновляло французских королей. Византия представала в их трудах образчиком абсолютной деспотии, в которую, с точки зрения просветителей, могла выродиться французская монархия без должного контроля со стороны общества. Монтескьё подвел под эту идею целую научную теорию, которая гласила, что государство, расположенное на Востоке и обладающее чрезмерно большой территорией, было обречено на деспотическую форму правления, в то время как небольшие западные страны должны были идти по пути ограниченной монархии.
Примечательно, что теория Монтескьё получила одобрение со стороны российской императрицы Екатерины II, которая воспользовалась ею для обоснования бесполезности реформ в своей стране. Неудивительно, что впоследствии миф о византийском деспотизме, созданный просветителями, был выпестован идеологами российского самодержавия XIX века, с тем лишь отличием, что в их сочинениях все отрицательные черты деспотизма были представлены в самых радужных тонах. Так миф о византийском деспотизме, сфабрикованный просветителями, вошел в российский политический дискурс.
Картина, созданная просветителями, была весьма далека от реальности. В Византии существовала очень изощренная и продуманная система сдержек и противовесов, не позволявшая империи превратиться в авторитарное государство. Власть императора в Византии имела двойственную природу. С одной стороны, византийский император считался верховным чиновником, власть которого делегировалась снизу — народом. В то же время византийский император считался помазанником Божиим, власть которого освящалась свыше — самим Христом. Противоречие между двумя источниками императорской власти снималось через апелляцию к ее природе. Как представитель Божественной власти император был выше закона, но как человек, удостоенный права участвовать в этой власти, он должен был подчинить свою волю воле закона. Именно это смирение и делало конкретного человека достойным императорских регалий в глазах византийцев. Конечно, императоры нарушали ранее установленные законы, но каждый такой случай считался экстраординарным и, по крайней мере в теории, мог привести к смене императора.
Так, например, византийский император XII века Мануил Комнин попытался официально узаконить права своего сына Алексея на престол, заставив константинопольского патриарха и приближенных присягнуть ему на верность. Это действие Мануила потрясало сами устои византийской государственности, ведь на деле это означало, что императорская власть переходит в собственность конкретного человека — Мануила — и его потомков. Но, как показала история, византийцы не смирились с таким положением дел. Когда Мануил умер, его сын был зверски убит, и не кем-нибудь, а родным дядей, братом Мануила Андроником Комнином, который, конечно же, тоже присягал на верность Алексею.
Еще один распространенный миф о Византии гласит, что она была отсталым, бездарным государством, которое не внесло значительного вклада в мировую культуру.
Проявления
«Вдумайтесь: несколько сот лет просуществовала цивилизация, бывшая преемницей двух самых развитых цивилизаций античности, — и не оставила после себя ни-че-го, кроме архитектуры — книги для неграмотных, да житий святых, да бесплодных религиозных споров».
Юлия Латынина. «Византия: идеальная катастрофа» («Новая газета», 11 февраля 2015 года)
Происхождение
Миф о византийской отсталости тоже восходит к французским просветителям. Будучи рационалистами, просветители считали, что христианская религия несовместима с прогрессом. Влиянием христианства объяснялся упадок рациональной и прогрессивной, с точки зрения просветителей, античной цивилизации. Восточная часть Римской империи, которая просуществовала более тысячи лет после принятия христианства, не вписывалась в эту модель. Поэтому само восточное христианство было объявлено неполноценным и примитивным, ограничивавшим развитие империи на протяжении всего ее существования, а достижения византийской мысли — ничтожными. Как писал о восточном христианстве Монтескьё, это «грубое суеверие, которое в такой же степени унижает ум, в каком религия его возвышает, полагало всю добродетель и возлагало все упование на тупое почитание икон…».
В действительности Византийская империя знала как времена активных интеллектуальных поисков, так и времена застоя. Традиционно считается, что византийские интеллектуалы достигли бо́льших успехов в области практики, чем в области теории — то есть в развитии тех положений, которые они считали неопровержимыми, а не в обсуждении их самих. И правда, византийцы с большой неохотой отказывались от своих аксиом. Так, в области богословия они предпочитали опираться на раннехристианских Отцов Церкви, Платона и Аристотеля, в области медицины — на Гиппократа и Галена, в области астрономии и астрологии — на Птолемея.
Все это не значит, однако, что византийцы слепо следовали постулатам древних. Они пытались модернизировать свои науки, внести, по мере возможности, дополнения и исправления в труды великих предшественников, но так, чтобы это, хотя бы на словах, не противоречило самим основаниям этих трудов. Даже в том случае, когда византийцам удавалось сказать что-то совершенно новое в теоретической сфере, они старались приписать свои открытия древним авторитетам. Так, например, известен случай византийского богослова V–VI веков, который подписывался именем святого Дионисия Ареопагита, ученика святого апостола Павла. Псевдо-Дионисий устроил революцию в богословии, открыв новый способ говорения о Боге, не известный ни античным, ни раннехристианским мыслителям. Если традиционное (катафатическое) богословие предпочитало говорить о Боге через утверждение, описывая, чем он является — Бог есть любовь, добро, свет и так далее, то Псевдо-Дионисий пошел иным путем. Исходя из того, что Бог превыше всего, Псевдо-Дионисий стал говорить о Боге посредством череды отрицаний, через то, что он не есть — Бог есть не свет и не тьма, не величина и не малость, не равенство и не неравенство. «Что может быть превыше божественного света?» — вопрошал Псевдо-Дионисий. И сам отвечал на это: «Превыше божественного света может быть только божественная тьма». Так возникло новое направление в богословии — апофатика.
Можно привести примеры византийских достижений и в более практических областях. Византийский поэт и гимнограф V–VI веков Роман Сладкопевец ввел в византийскую поэзию силлабический стих, прообраз современного силлабо-тонического стиха, который, в отличие от классической метрики, мог восприниматься не только при чтении, но и на слух. Другой пример — из области медицины. В X веке, во времена императора Константина VII Багрянородного, византийским медикам пришлось проводить операцию по разделению сиамских близнецов из-за скоропостижной кончины одного из них. Операция закончилась неудачей — выживший смог прожить лишь три дня, — и тем не менее сам факт ее проведения немаловажен с точки зрения истории медицины. Есть и более радужные примеры. Так, в XIV веке византийский ученый, придворный и писатель Никифор Григора разработал реформу календаря, которая на два столетия предвосхитила реформу, проведенную папой Григорием XIII.
Таких примеров довольно много — и, так или иначе, говорить, что византийцы были бездарным и отсталым народом, не стоит.
В литературе часто встречается утверждение о том, что византийцы купались в роскоши. Недавняя коллекция, представленная домом Dolce & Gabbana, только упрочила представление о Византии как о чрезвычайно богатой, кичащейся своей роскошью стране.
Проявления
«Заметно, что Новиков физически не поспевает за ходом развития своих идей и своей поразительной интуицией. Он стал одним из первых, кто понял, что люди наигрались в роскошное византийское богатство. Теперь у тех, кто хочет быть модным, должно быть все очень просто, но очень дорого».
«Столичный парадокс by Аркадий Новиков» (DJ.ru, 13 августа 2007 года)
«Конструкторы Nissan задались целью сделать модель более „драйверской“ <…>
Между тем все новейшие технологии развращают драйвера не меньше, чем византийская роскошь».
Артем Русланов. «Все у тебя есть» (Kommersant.ru, 25 апреля 2014 года)
«Византийская роскошь таких тканей, как кружево Шантильи и шелковый жаккард, тончайшая и сложнейшая вышивка и удачный, как никогда, выбор цветов подтвердили статус любимца всех мировых красных ковровых дорожек ливанского дизайнера».
«Haute Couture, осень 2012: Elie Saab» (Starslife.ru, 12 июля 2012 года)
Представление о византийской роскоши опять же родом из эпохи Просвещения. Тут, однако, следует сделать важную оговорку. Наше восприятие роскоши, драгоценных вещей в корне отличается от византийского. Мы видим в роскоши вещи, ценные сами по себе, но не более. Византийцы относились к драгоценным вещам гораздо серьезнее, поскольку все они имели свои символические значения. Пурпурные одежды символизировали императорскую власть, золото — драгоценность, а также свет и вечность. Ценность пурпура подчеркивала статус императора — но и статус императора придавал ценность пурпуру. Золото как самый драгоценный металл, имевшийся в распоряжении иконописцев, использовали для изображения Божественного света на иконе — но и сама икона освящала золото. Одно было неотделимо от другого, и мы не должны забывать об этом, рассматривая изысканные драгоценные вещи, сделанные в Византии.
Насколько предметы роскоши были распространены в повседневной жизни? В Византии существовала монетарная экономика, которая позволяла империи справляться с тяжелыми кризисами во времена военных неудач и обеспечивала благосостояние населения в мирное время. Столица Византии, Константинополь, по праву считалась кузницей мира. Но это не значит, что византийцы купались в золоте. Более того, сохранились византийские инструкции, согласно которым во время приезда в Константинополь высокопоставленных послов в императорский дворец со всей округи следовало свозить драгоценности, чтобы продемонстрировать гостям возможности византийского двора, — видимо, в реальности не такие уж безграничные.
Еще один стереотип, связанный с Византией, — ее специфическая духовность. Так, в 1926 году британский поэт Уильям Батлер Йейтс написал в стихотворении «Плавание в Византию»:
О мудрые, из пламени святого,
Как со златых мозаик на стене,
К душе моей придите и сурово
Науку пенья преподайте мне,
Мое убейте сердце: не готово
Отречься тела бренного, зане
В неведеньи оно бы не взалкало
Искомого бессмертного вокала.
Проявления
«Вообще, идеал нравственного человека, по воззрениям византийцев, отличался по преимуществу церковным характером: на первом плане стояли искренняя набожность, соблюдение церковных уставов, посещение храма, почитание священного и монашеского чина, чтение и изучение Священного Писания и творений св. отцов и т. п. Таким образом, мирянин-византиец должен был совершенствоваться в тех же добродетелях, что и монах. Как мы видим, почти вся жизнь византийцев проходила в тесном общении с церковью, под сенью церкви, под руководством духовенства и монашества».
М. Ю. Апостолов. Учебное пособие по «Византологии» для III курса Нижегородской духовной семинарии (Нижний Новгород, 2000 год)
«Или взять нижнюю часть, сохранившуюся от иконы Спасителя „Христос Пантократор“. К сожалению, части иконы с лицом Спасителя нет. Но тем не менее просто очевидно, что даже через это и другие частично сохранившиеся изображения проглядывает высокая духовность Византии и ее устремленность к Богу».
Николай Петров-Павлов. «Маленькие рассказы о путешествиях и паломничествах по Крыму. 4. Поездка в Херсонес. Экскурсия по городищу, посещение Херсонесского музея» (Сайт «Вера и разум», 27 июня 2010 года)
Если все перечисленные выше мифы восходят к эпохе Просвещения, то этот, напротив, имеет отношение к романтизму: романтики искали на Востоке, неотъемлемой частью которого считалась Византия, тот духовный опыт, которого они не находили в Западной Европе.
Представление об особой византийской духовности было унаследовано и эпохой модерна. Так, немецкий поэт и мистик Хуго Балль пытался соединить европейское визионерство с духовным опытом восточного христианства.
Представление о Византии как о большом монастыре до сих пор встречается даже в научных монографиях. Это объяснимо. Дело в том, что восточное христианство ставило перед верующим чрезвычайно высокий, почти невыполнимый идеал. Восточное богословие, в отличие от западного, не знало учения о чистилище как о промежуточном месте между раем и адом, куда после смерти человека могла попасть его душа, с тем чтобы очиститься от тех грехов, которые он не успел искупить во время земной жизни. Восточные Отцы Церкви были категоричны: душа человека после смерти может попасть или в рай, или в ад. Это накладывало на верующего особую ответственность. По сути, от него требовалось быть праведником. Никакой иной возможности спастись не было.
Но наличие императива, сформулированного Святыми Отцами, еще не означало, что все византийцы повально были святыми. Византийские жития и хроники донесли до нас немало свидетельств о поступках византийцев, которые никак не могли получить одобрения Церкви. Так, сохранилось множество данных о проституции, распространенной в империи. К примеру, византийский историк и чиновник VI века Прокопий Кесарийский, воспевавший в своих официальных сочинениях деяния императора Юстиниана, оставил также труд под названием «Тайная история». В этом труде Прокопий описал всю подноготную византийского двора, в том числе не умолчал и о том, что жена Юстиниана Феодора до своего замужества была гетерой. Правда, по свидетельству того же Прокопия, после восшествия на престол Феодора приложила немало усилий к тому, чтобы покончить с проституцией в империи. На территории императорского дворца в Константинополе был основан монастырь, куда то ли добровольно, то ли насильно свозились бывшие гетеры.
Еще одним увлечением византийцев, осуждавшимся Церковью, были оккультные науки. К ним прибегали как простолюдины, так и императоры: по преданию, Стефаний Александрийский, придворный астролог императора Ираклия, правившего в VII веке, предсказал ему смерть от воды. Бедный Ираклий велел засыпать все цистерны в Константинополе, но так и не смог уйти от судьбы — он умер от водянки.
Еще один распространенный в литературе и обыденном сознании «миф» — о склонности византийцев к интригам.
«Укрепляет подобную тенденцию и характерный для российских политиков так называемый „византийский стиль“ управления, ориентированный на преимущественно теневые и полутеневые способы принятия решений, закулисные методы кадрового подбора и проч.».
Александр Соловьев. «Византийский стиль. Культура власти российской элиты» («Дружба народов» № 7, 2000 год)
«„НИ“ обратились к представителям оппозиционных партий с просьбой прокомментировать такую своеобразную конкуренцию со стороны главы Центризбиркома. В партии „Яблоко“ сразу отказались комментировать „эти византийские интриги российской власти“».
Владлен Максимов. «„Это византийские интриги власти“. Почему глава ЦИК РФ вдруг стал спорить с Кремлем» («Новые известия», 13 октября 2004 года)
В данном случае слово «миф» недаром заключено в кавычки: представление о византийском интриганстве соответствует действительности. Разветвленный бюрократический аппарат империи располагал к интригам. Византийцы интриговали друг против друга, против чужеземцев, даже против иноземных правителей.
Характерный пример придворной интриги приводит в своей хронике анонимный хронист, вошедший в историю как Продолжатель Феофана. У византийского императора Льва VI Мудрого, правившего на рубеже
IX–X веков, был приближенный по имени Самона — он занимал должность паракимомена, постельничего. Случилось так, что слуга этого Самоны, Константин, понравился императрице и был также приближен ко двору. Это вызвало ревность Самоны, который решил во что бы то ни стало изжить Константина. Самона оклеветал Константина перед императором, обвинив его в мнимой связи с императрицей, и тот был пострижен в монахи. Однако впоследствии император сменил гнев на милость и вернул Константина ко двору. Тогда Самона, чтобы избавиться от своего слуги раз и навсегда, изготовил письмо, подделав почерк Константина, в котором возводил всяческую клевету на императора. Когда император нашел письмо, он не смог распознать почерк и стал искать автора письма. В результате проведенного дознания один из сподвижников Самоны указал на него как на автора. В результате Самона был удален от двора, а новым паракимоменом стал его бывший слуга Константин. Императорский чиновник оказался даже слишком изобретательным интриганом.
Источники
Аверинцев С. С. Другой Рим: Избранные статьи. СПб., 2005.
Аверинцев С. С. Золото в системе символов ранневизантийской культуры. Византия. Южные славяне и Древняя Русь. Западная Европа. Искусство и культура. М., 1973.
Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1997.
Дагрон Ж. Император и священник. Этюд о византийском «цезарепапизме». СПб., 2007.
Иванов С. А. В поисках Константинополя. Путеводитель по византийскому Стамбулу и окрестностям. М., 2011.
Каждан А. П. Византийская культура. СПб., 1997.
Курышева М. А. «Подделка письма» в политической интриге Патрикия Самоны и проблемы идентификации почерков в первой половине X века. Античная древность и средние века. Вып. 41. Екатеринбург, 2013.
Литаврин Г. Г. Как жили византийцы. СПб., 1997.
Dagron G. La France au miroir de Byzance. Вспомогательные исторические дисциплины. Т. 30. СПб., 2007.