forbes.ru (8.09.2017)
Статья о военных конфликтах и конкуренции США и СССР за энергоресурсы на Ближнем Востоке была опубликована в американском Forbes 12 апреля 1982 года Соединенным Штатам приходится принимать самые непопулярные политические решения на Ближнем Востоке. И любой неверный шаг может отразиться на чеке с автозаправки.
Большинству разногласий между министром обороны США Каспаром Уайнбергером и госсекретарем Александром Хейгом поспособствовали пресса и телевидение. Когда из поездки на Ближний Восток Уайнбергер вернулся с пустыми руками, сторонники Хейга радовались, ведь министру обороны в Саудовской Аравии оказали весьма холодный прием, а Израиль он и вовсе привел в бешенство.
Но конфликт был не просто между двумя амбициозными людьми. Это был не просто конфликт между человеком, оказывающим всевозможную поддержку Израилю, и человеком относящимся к нему более нейтрально. Речь шла о борьбе двух совершенно различных философий, касающихся политики США в отношении Ближнего Востока.
Если там все-таки разразится война, и как следствие во всем мире, включая США, запасы нефти сократятся — по мнению Хейга, главная опасность исходит от политического авантюризма Советского Союза. По мнению же Уайнбергера, причиной всему станут внутренние сложности стран региона. Именно поэтому он так сильно стремился предоставить современное вооружение арабским странам с умеренным режимом — чтобы дать им возможность противостоять внутренней оппозиции и режимам соседствующих арабских стран, даже если бы это совсем не понравилось Израилю.
В марте 1982 года Уайнбергера поддержал король Иордании Хуссейн. В интервью он обмолвился о том, что оружие ему нужно для защиты от соседей-арабов, а не для нагнетания гнева израильтян, тем более, в последнем он особой заинтересованности не проявлял. В одном из выпусков Forbes за тот же месяц приводились возможные военные конфликты на Ближнем Востоке, так как нефтяной кризис был очень далек от завершения. Разумеется, опасность открытых военных действий между Израилем и арабскими странами сократилась. Но нельзя забывать, что не ослабли ни внутренние противоречия в самом исламе, ни внешняя угроза Советского Союза. О последней написано уже много.
А о том, что существует реальная опасность для запасов нефти и для общего благосостояния США, американцы, кажется, до сих пор не в курсе. И объясняется это вероятностью, — граничащей с уверенностью, — того, что шах Ирана Мохаммед Реза Пехлеви будет не последним в череде свергнутых ближневосточных лидеров. Так называемый панарабизм — это лишь фасад, за которым скрываются принципиальные национальные и идеологические различия. В октябре 1981 года вооружение силы Саудовской Аравии депортировали из страны иранских паломников, которые направлялись в Мекку и имели при себе изображения Имама Хомейни, предводителя исламской революции в Иране, и материалы, призывающие к свержению действующей власти Саудовской Аравии. Позднее, в декабре того же года произошло событие мало замеченное в США, но взбудоражившее весь Ближний Восток. Группа арабов-шиитов из нескольких стран Персидского залива, включая выходцев из Саудовской Аравии, попыталась свергнуть суннитское правительство Бахрейна, но предприятие успехом не увенчалось.
Регион давно известен постоянным противостоянием фундаментализма и секуляризма, политики и религии, суннитов и шиитов. Большинству жителей цивилизованного мира и в голову не придет, что такие древние разногласия могут привести к войне и кровопролитию. Можно привести более простой пример: если с колоссальной силой давить на стену, то разрушаться она начнет со старых трещин. Это и происходит на Ближнем Востоке. Нынешняя нестабильность там в значительной степени обусловлена огромным влиянием, которое на данные страны оказали доходы от добычи нефти и сопутствующие этому процессу технологии и преобразования в инфраструктуре. Все это привело к резким и разрушительным переменам — регион оказался зажат между древними устоявшимися традициями и очевидным военным, политическим и технологическим превосходством Запада.
Уильям Олсон, научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований при университете Джорджтауна в Вашингтоне, объясняет: «Ислам — это не религия. Это целая система, находящаяся в состоянии, в котором 500-600 лет назад было христианство. Оно выбрало для себя нишу и перестало быть ключевым аспектом общества. В исламе такого не происходило, по крайней мере, до недавнего времени». В каждом телевизоре, каждом автомобиле, бульдозере или компьютере могут усмотреть насмешку, вызов исламу.
В прошлом в рамках ислама неоднократно предпринимались попытки реформы самой веры: стоит вспомнить о движении ваххабитов в Саудовской Аравии XVIII века, сануситов в Ливии XIX века, «Братьев-мусульман» в Египте XX века, о короле Аманулле в Афганистане в начале 20-х годов прошлого столетия. Нарастающее стремление к фундаментализму — это лишь самое последнее проявление давней традиции, которую затронула модернизация общества. Данная тенденция к тому, чтобы жить «по слову священной книги [Корана]», является по сути возвращением к вере, к изначальным принципам ислама.
Подобное стремление к простоте сейчас царит везде, но особенно ярко оно проявляется на Ближнем Востоке: египтянин отказывается от бокала шотландского виски по вечерам, палестинец начинает снова ходить по пятницам в мечеть для намаза, женщины в Кувейте добровольно облачаются в чадру, а террористы убивают президента Египта Анвара Садата или похищают руководителя высшего звена нефтяной компании.
Роберт Ньюманн, бывший посол США в Саудовской Аравии утверждает: «Фундаментализм укрепляет свои позиции в каждой мусульманской стране по сходным причинам. Зачастую это даже не религиозное течение, а проявление общественных волнений, принимающее религиозную форму. Фундаментализм и палестинский вопрос являются двумя идеями, которыми руководствуется огромное множество оппозиционных групп, не имеющих между собой больше ничего общего».
По мнению Ньюманна, политика и экономика нигде не маскируются под религию – а она, в свою очередь, под них, — настолько мастерски, как это происходит в Иране. Там после свержения власти шаха Пехлеви накопившееся недовольство политической, экономической и социальной жизнью страны привело к учреждению исламской диктатуры Имама Хомейни.
С тех пор, как Кемаль Ататюрк сделал Турцию светским государством, решительно сорвал с женщины хиджаб и перевел турецкий язык на латинскую графическую основу, никто не проводил процесс секуляризации настолько последовательно, как это делал иранский шах Пехлеви. Первым делом после возвращения к власти в 1953 году шах лишил шиитское духовенство обширных землевладений, гарантировал равноправие женщинам и ускорил процесс вестернизации страны, одновременно реформируя все сферы жизни общества. В конечном счете шаха отстранили от власти, а незаметное доселе напряжение стало очевидным. Религия и традиционный уклад снова стали играть ключевую роль в жизни общества.
Имам Хомейни, противник шаха, провоцировал недовольство по всей области региона, называемой Плодородным полумесяцем, и призывал к чистоте мусульманской веры. А такие идеи могли вызвать чувство неловкости у тех, кто хоть однажды выпивал бутылку пива или тайком ото всех листал Playboy. Возможно, мотивы Хомейни были такими же националистическими, как у шаха Пехлеви, но Имам их преподносил через призму шиитского направления, которое вызывает ожесточенные дискуссии в мусульманском мире. Любое усиление религиозной сознательности неизбежно усиливает разногласия между различными направлениями ислама, поэтому напряжение росло.
Хомейни сам по себе не мог иметь успеха среди арабов, так как для них он слишком чужой. Но всплеск, который он произвел, пошатнул религиозное и национальное сознание многих мусульманских народов. Иран в данном случае не исключение, ведь помимо персов-шиитов в стране проживают белуджи-сунниты вдоль границы с Афганистаном, арабы-шииты в богатой нефтяными месторождениями провинции Хузестан, а также миллионы курдов-суннитов на северо-востоке, которые хотят иметь собственное государство, состоящее из частей современных Ирана, Ирака и Турции.
В Сирии большинство населения сунниты, но правительство, пришедшее к власти в результате государственного переворота в начале 60-х годов, контролируется светскими социалистами-арабами из политической партии Баас, поддерживающей Советский Союз и относящейся к ответвлению шиитского направления под названием алавизм. Разумеется, сунниты, которых в сирийской бизнес-среде подавляющее большинство, считают, что он должны иметь какую-то роль в политической судьбе собственной страны, и таким образом, хотя и осуждая террористический подход суннитов «Братьев-мусульман», они, тем не менее, оказывают им молчаливую поддержку. Чтобы подавить февральское восстание «Братьев-мусульман» в городе Хама, цитадели суннитов, в 1982 году, понадобилось 12 000 солдат. Недовольство суннитов обычно касается экономических или политических вопросов, но при этом в нем бывает и религиозный подтекст. По словам одного дипломатического обозревателя, «жестокое подавление порождает у «Братьев-мусульман» один вопрос: «Если бы это были шииты или алавиты, притесняли бы ли их так же жестко?»
В Ираке ситуация диаметрально противоположная. Там правительство, состоящее из баасистов является суннитами, а шииты составляют беднейшие слои населения. Но иранские шииты — арабы, а не персы, поэтому их недовольство нарастало только с увеличивавшимися человеческими потерями в войне с Ираном.
Саудовскую Аравию, конечно, можно назвать почти полностью страной суннитов, все из-за суровой фундаменталистской секты ваххабитов. Как в Ливии, здесь царят спартанские обычаи пустыни. Имея лишь около 4 млн жителей, Саудовская Аравия зажата между иранцами-экстремистами на другой стороне залива и марксистами-экстремистами в Южном Йемене на юге. Хотя Саудовская Аравия и может претендовать на титул фундаменталистской мусульманской страны (если таковой вообще можно какую-либо назвать), ей придётся несладко во время резких перемен. Сунниты в Саудовской Аравии составляют небольшую группу, — около 250 000 человек, — которая сосредоточена на восточных нефтяных месторождениях, а это уже серьезный повод для беспокойства. Иран уже долгое время распространяет призывы по свержению существующего в Саудовской Аравии режима.
Подобному информационному влиянию подвергаются и другие страны региона. Кувейт, Объединенные Арабские Эмираты и другие малые страны залива, хотя и управляются суннитами, имеют существенные доли шиитского населения, которое при должных обстоятельствах может поддаться иранской пропаганде. Неудавшегося переворота в Бахрейне стало достаточно для того, чтобы предупредить регион об опасности. Саудовская Аравия разрабатывает двусторонние соглашения по безопасности вместе со своими соседями и создает Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива, чтобы дать общий отпор Ирану.
Малкольм Пек, аналитик Государственного департамента США по Аравийскому полуострову, объясняет: «У иранцев есть определённые стремления, и одним из них является распространение своей версии ислама. Также им удалось сохранить некоторые, но не все, стратегические амбиции и чувство ответственности за судьбу Ирана, которыми отличался шах Пехлеви». Параллель с Советским Союзом очевидна: там государственная религия переняла империалистические чаяния предшественников и преподнесла их в идеологической обертке.
В Ливане, в свою очередь, тенденция к размежеванию светского и церковного дошла до крайности. Страна попыталась нейтрализовать религиозные различия, сделав их частью государственного устройства. Согласно конституции, президент должен быть маронитом, премьер-министр — суннитом, а спикер парламента — шиитом. Несмотря на все усилия, Ливан погрузился в хаос: частные армии стали защищать политические или религиозные интересы отдельных групп, опираясь на идейную или военную поддержку третьих стран.
Там, где правительства остаются у власти, только применяя силу, свергнуть их можно тоже только насильственным путем. Хотя изначально война между Ираном и Ираком была вызвана территориальным спором, конфликт начал набирать обороты, когда Иран стал вещать для шиитского населения Ирака и призывать его к свержению суннитов, находящихся у власти в правительстве. Один слушатель вспоминает: «Они усомнились в целостности государства и в нашей вере, и стали говорить нам: «Взбунтуйтесь и станьте лучшими мусульманами».
Арабы-шииты в Ираке не поддавались пропаганде, но президент страны Саддам Хуссейн увидел в ситуации шанс свергнуть и без того уже нестабильный иранский режим и сделать Ирак неоспоримым лидером арабского национального движения и попутно вернуть контроль над рекой Шатт-эль-Араб, разделяющей Иран и Ирак на севере Персидского залива.
На начальном этапе атаки Ирак захватил около 50 000 кв. км на восточном берегу реки, начал осаду нефтяного месторождения, но потом сбавил обороты. Нападение Ирака, казалось, сплотило религиозных фанатиков в Иране. В сентябре 1981 года появились сообщения о том, что иранцы начали серию контратак и обширную психическую атаку, в которой погибли тысячи человек. На тот момент у обеих сторон могло насчитываться около 40 000 убитых. В этой ситуации Саддам Хуссейн не хотел рисковать армией, на которой держится его власть, пусть и большинство солдат в ней были шиитами, которые вполне могли бы оказаться ненадежной опорой.
Малкольм Бек считает: «Жертв в Ираке насчитывается даже больше, чем за все арабо-израильские войны вместе взятые. Это свидетельствует о большом просчете со стороны режима Хуссейна». Олсон утверждает, что борьба была похожа «на трясину — чем дальше, тем труднее выбраться».
Ирано-иракская война сплотила политических союзников, а разногласия между противниками, наоборот, только усилила. Саудовская Аравия и несколько стран Персидского залива укрепили связи с Ираком, несмотря на нестабильность власти в государстве, и направили туда финансовую помощь в размере $14 млрд. Когда иранская армия начала вытеснять иракскую обратно, Иордан заявил о своей поддержке Ираку, а сам Хуссейн пообещал направить отряды добровольцев и, возможно, возглавить одно из подразделений. Так же поступил и Египет. На помощь Ирану свои силы бросили Сирия и шииты из Ливана. В поисках выгоды для себя Израиль поставлял запчасти для произведенного в США военного оборудования Ирана. Не упускал возможностей и Советский Союз. СССР стал скупать иранскую нефть и отправлять в Иран своих советников, которые в одночасье увеличили объемы торговли с южным соседом.
Для США все это не сулило ничего хорошего. Если бы Ирак потерпел поражение, то это помогло бы отстранить от власти Саддама Хуссейна и могло поставить под угрозу Саудовскую Аравию, которая его поддерживала. Уильям Олсон из Университета Джорджтауна полагает: «Если Ирак победит, то это сделает его важной силой в регионе, а страна эта недружественна по отношению к США. Если Иран проиграет войну, то иранцы в любом случае будут винить Америку. Такая ситуация даст преимущество Советскому Союзу, а сам Иран может распасться на несколько отдельных государств. Это, в свою очередь, позволит СССР увеличить свое присутствие в регионе. Если же Иран победит, это даст ему колоссальное влияние где бы то ни было. Иранцы уверены, что на их стороне Бог. Они бросали вызов не только США, они бросили вызов Ираку со всем своим вооружением и одержали победу».
Но разве принципы ислама не гласят, что все мусульмане братья? Да, но история показывает, что зачастую войны, разгорающиеся между братьями, оказываются самыми кровавыми и жестокими. Между тем Израиль готов к вторжению в южный Ливан и, вероятно, даже в Сирию. Последствия таких действий никто предвидеть не в состоянии, а оружие появляется в регионе от торговцев со всего мира.
Наивно будет полагать, что Советский Союз не попытается воспользоваться положением в ущерб США. С другой стороны, наивно и думать, что без Советского Союза на Ближнем Востоке царили бы мир и спокойствие. В каком-то смысле и Уайнбергер, и Хейг были правы.
