В Серафимо-Дивеевском монастыре я оказалась по работе. Узнав, что я собираюсь в командировку в знаменитую обитель, которую когда-то окормлял сам преподобный Серафим Саровский, знакомая попросила меня подать записку о здравии друга.
“Мне бы молитву о здравии заказать”, — обращаюсь я к женщине в церковной лавке.
“Вам за две с половиной тысячи или за пять?” — уточняет она.
“А в чем разница? За пять тысяч что, усерднее молиться будут?” — возмутилась я.
Стоящие за мной в очереди люди объяснили, что от цены зависит, как долго здесь будут об этом человеке молиться. Но меня больше смутило само наличие ценника.
О церковных требах, ценах на Божью благодать и о том, как на самом деле должны совершаться добровольные пожертвования, — в материале РИА Новости.
“Взимание цены за совершение таинств, за молитву (в отличие от добровольных пожертвований) — тягчайшее церковное преступление, называемое симонией (продажа и покупка церковных должностей, таинств и священнодействий. — Прим. ред.). К сожалению, оно у нас не до конца изжито с советских времен. Патриарх Алексий говорил об этом примерно так: “О ценах за требы все уже сказано, кто не понял, пусть пеняет на себя. Христос изгнал торговцев из храма бичом, и мы сделаем то же самое”, — объясняет ведущий интернет-проекта “Вопросы батюшке” в сети “Елицы” иеромонах Макарий (Маркиш).
По его словам, услышав о наличии прейскуранта цен, следует сказать: “Вычеркните, пожалуйста, имена, которые вы записали. Я шла в православный храм — дом молитвы, а попала, очевидно, в вертеп разбойников”.
“После этого развернитесь и идите прочь, в другой храм. Неужели вы думаете, что Господь Бог ждет от вас записки с чьими-то именами, которая вместо свидетельства общей молитвы становится квитанцией за ваше соучастие в церковном преступлении — торговле святыней, симонии? Если мы перестанем закрывать глаза на зло и делать вид, что оно нас не касается, эта зараза быстро исчезнет”, — советует священнослужитель.
По его словам, ответственность за то, чтобы в храмах не совершался грех симонии, несут священники, “отвечают за это саном”.
Поскольку Церковь отделена от государства, она опирается на финансовую поддержку каждого верующего. Но у всех разные материальные возможности. Приходской священник получает зарплату, сумма которой определяется приходским советом и зависит от финансового положения прихода. А содержание храма и дома причта полностью зависит от пожертвований прихожан.
“Есть богослужения общие, а есть частные, например требы, то есть по просьбе человека (молебны, отпевания и панихиды, освящение домов и транспортных средств и тому подобное. — Прим. ред.). Понятно, что в силу материального положения кто-то может пожертвовать крупную сумму, а кто-то — одно куриное яйцо. Важно, что это добровольное пожертвование, а не налог”, — подчеркивает священнослужитель.
К сожалению, до сих пор в некоторых храмах и монастырях существуют прейскуранты на требы. Причем чем популярнее у паломников место, тем выше стоимость. Малоимущим верующим просто не на что подать записку. Но не все так плохо. Например, в Троице-Сергиевой лавре, крупнейшем мужском монастыре Русской церкви, любой желающий подает записку бесплатно, после чего может подойти к ящику для пожертвований и положить в него ту сумму, которую считает возможной.
Особенно чувствительными становятся “издержки на требы”, когда люди, надеясь, что это поможет попавшему в беду близкому, хотят, чтобы его поминали сразу в нескольких храмах и монастырях. В сумме набегает не одна тысяча рублей. Родственники возмущаются, мол, это дурь и бредовая трата огромных денег, а верующий теряется, не зная, как поступить.
По мнению иеромонаха Макария, такой человек смешивает два несовместимых понятия: молитву и финансы. “Ситуация напоминает какой-то детский рассказ, где мальчик, исходя из хозяйственных соображений, слил в одну тару жигулевское пиво и марочный мускат. И мускат хорош, и пиво неплохо, но, будучи смешаны, они становятся смертельной отравой”, — заметил священнослужитель.
По его словам, сначала в идеале нужно определить, какую сумму есть возможность пожертвовать на данный момент, а затем положить ее в конверт и передать настоятелю своего прихода без лишних слов, комментариев или условий. И отдать ему лист бумаги с именами живых и умерших, о которых хочется попросить молитв Церкви.
“Храм — это не магазин, куда вы приходите, где вам говорят, мол, это стоит 50 рублей, а у вас есть только 40. В храме, если у вас нет такой суммы, но очень хочется, то с вас, конечно, возьмут меньше денег”, — утверждает отец Макарий.
Иногда записок оказывается так много, что во время богослужения священники раздают их читать верующим. Отец Макарий уверяет, что ничего плохого в этом нет.
“Здесь идет речь уже о самой молитве. Можно подумать, Господь сидит на облаке и ждет, пока ему кто-то что-то прочитает. Это полный бред. Во время молитвы люди вместе просят друг за друга. В Церкви нет такого понятия, что ты мне что-то даешь, а я — тебе. Молитва — взаимный дар любви”, — поясняет священнослужитель.
Сам он предпочитает самостоятельно читать записки. “У нас записок не так много. А в тех местах, где их больше, кто-то может и помогать. Кто прочитает записку — нет ни богословской, ни духовной разницы”, — добавляет иеромонах.
И все же многие недоумевают: много ли смысла в том, что совершенно чужие люди на молебне пробегают глазами сотни листков с незнакомыми им именами.
В Церкви объясняют: не надо рассматривать требы как таблетку аспирина. Молитва о ближнем — “это наше усилие помочь ему, проявление нашей любви”, говорят священники. Состояние больного и наша молитва о нем не связаны прямой причинно-следственной связью. Искренняя молитва всегда помогает, но только Богу известно, как именно нужно помочь.
О силе молитвы говорит и председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Владимир Легойда. По его словам, сегодня мы часто видим, как на фейсбуке пишут: “помолитесь, у меня завтра экзамен”. Но если “мы встали и что-то пробубнили”, это не значит, что мы действительно помолились.
“Святой Силуан Афонский говорил, что молиться за людей — это кровь проливать. Я вот могу сказать, что в жизни молился один раз, когда у меня дочка попала в реанимацию. Тогда я молился всю ночь. Если бы я хотя бы 10 раз так в жизни молился, может быть, было бы в ней что-то по-другому”, — поделился как-то Легойда с журналистами.