На ушедшей неделе в пятницу Госсовет Турции отменил постановление Совета министров от 24 ноября 1934 года и разрешил сменить статус собора Святой Софии с музея на мечеть. Президент Реджеп Тайип Эрдоган (Recep Tayyip Erdoğan), не медля и дня, подписал соответствующий указ, и с 15 июля Святая София начинает действовать в качестве обычной мечети.
В Стамбуле, кстати, насчитывается 2944 действующих мечети. Теперь их станет на одну больше.
Ни в Москве, ни в Афинах, ни в Риме, ни в Брюсселе это событие никакого землетрясения не вызвало. Несколько шаблонных «сожалений» – вот и вся реакция. Думаю, и сам Эрдоган был удивлён той лёгкостью, с которой ему далось новое взятие Константинополя. А ведь он готовился к этому шагу долгих пять лет, обставлял решение юридическими аргументами, просчитывал санкции. А Святая София упала в его руки, не доставив проблем. Но думаю, что лёгкость, с которой нынешний президент замёл под молитвенный коврик одно из важнейших деяний основателя современной Турции Кемаля Ататюрка (Kemal Atatürk), опасно обманчива. Проблема в том, что, отняв у человечества Святую Софию, придётся возвращать ему Константинополь. Ведь его переименование в Стамбул в 1928 году гораздо более «волюнтаристское решение» Отца Турции, чем превращение мечети Софии в музей.
К тому же в одном ряду с отменённым решением Ататюрка стоят и другие фундаментальные принципы: в 1925 году страна перешла на григорианский календарь, а письменность – на латиницу, всех граждан обязали иметь фамилии, в 1928-м ислам исчез из Конституции республики, в 1935-м днём отдыха вместо пятницы объявили воскресенье… Значит, и все эти решения были, с точки зрения нынешней власти Турции, ошибкой основателя страны?
И самое пикантное, на том же заседании кабинета министров 24 ноября 1934 года основатель государства Мустафа Кемаль получил новую фамилию – Кемаль Ататюрк, отец турок. Выходит, Эрдоган, признав решения правительства ошибочными, и у отца турецкой нации отнял имя?
Впрочем, и превращение величайшего христианского собора в мечеть после падения Константинополя, и перерождение Софии из мечети в музей, и новая метаморфоза знаменовали и знаменуют собой тектонические сдвиги не только в турецком, но и в европейском политическом пасьянсе, хотя и выглядят банальной бюрократической процедурой.
О гибели Византии и падении Константинополя написаны сотни томов.
Об истории возвращения Святой Софии в лоно европейской цивилизации нет ни одной книги: я вам перескажу этот потрясающий сюжет очень кратко в его классическом звучании, а потом мы заглянем за его таинственные кулисы.
Итак, в 1931 году американский учёный и подвижник Томас Уиттимор (Thomas Whittemore) от имени Американского Византийского института обратился к возглавлявшему правительство Турции Исмету Инёню (İsmet İnönü) с предложением отреставрировать мозаичные панно, оставшиеся с тех времён, когда Айя-София была главным христианским храмом Византийской империи.
Ататюрк создал комиссию, в которую вошли девять человек. Восемь из них выступили за прекращение совершения религиозных обрядов в Айя-Софии. Лишь некий профессор Экхард из Германии (!) выступил против, указывая, что «используясь как культовое сооружение, здание мечети лучше сохраняется».
24 ноября 1934 года Совет министров Турции принял решение о превращении Айя-Софии в музей, и 1 февраля 1935 года он открыл свои двери для посетителей.
Сам Томас Уиттимор описывал это событие так: «Св. София была мечетью в тот день, когда я говорил с Кемалем Ататюрком. Когда я пришёл в мечеть следующим утром, на двери висело объявление, написанное собственной рукой Ататюрка: „Музей закрыт на реставрацию“».
Жаль, что здесь нет места для подробного рассказа о Томасе Уиттиморе. Что это был за человечище! Он сам стоил десяти институтов и фондов. Уиттимор спас сотни и сотни выдающихся русских людей искусства и науки после краха Белой армии, многих вытащил из расстрельных казематов ЧК, огромному числу «лишних людей» дал работу и кусок хлеба и, да, вернул человечеству Святую Софию, не только мотивировав Мустафу Кемаля, но и найдя огромные средства на её реставрацию и гениев-мастеров.
(Одной из «шалостей пера» Уиттимора было спасение… 18 колоколов Свято-Данилова монастыря в Москве. В 1931 году большевики собрались переплавить этот шедевр русских литейщиков XVII −XVIII веков весом около 20 тонн в чугун для нужд пятилетки. Уиттимор узнал об этих планах, помчался в Москву и сумел убедить Совнарком «взять деньгами». Колокола за валюту продали Гарвардскому университету, откуда они, кстати, в 2008 году благополучно вернулись на родину.)
Уиттимор много лет «вытворял» невероятные вещи, но Святая София – его бенефис. Однако поддаться на уговоры подвижника-американца Мустафу Кемаля толкнул не только космополитизм и желание привести Турцию в Европу.
В тридцатые годы над юной светской Турцией нависала… болгарская угроза. Сейчас читать это, конечно, немного «улыбчиво», но «братушки» претендовали на турецкие земли и порты, быстро вооружались и вовсю флиртовали с Германией. Ататюрк понимал: бывшая Антанта его не спасёт от болгарских дивизий. И тогда он придумал Балканскую Антанту. В так называемый Балканский пакт вошли вместе с Турцией Румыния, Югославия и, главное, православная Греция. Без Греции этот союз оказался бы пустышкой. А отношения между Турцией и Грецией в те годы были гораздо напряжённее, чем плохие сегодняшние. Народы разделяло две недавние войны и очень много крови. Афинам согласиться в 1933 году на союз с Анкарой было не легче, чем сегодня Киеву подписать договор о дружбе с Москвой. И всё же в сентябре 1933 это случилось: греко-турецкий договор был подписан. А за ним и Балканский пакт.
Махмуд Джеляль Баяр (Mahmut Celâl Bayar), однопартиец Ататюрка и будущий президент Турции, открыл секрет этого дипломатического успеха: вишенкой на торте для греков стала Святая София. «Если мы превратим Айю-Софию в музей, то это будет благосклонно оценено Грецией», – сказал ему Ататюрк.
Так Святая София защитила светскую Турцию.
Вскоре, впрочем, ей пришлось спасать и своё мусульманское облачение. Турецкие власти в те годы, как нередко и сейчас Эрдоган, перемены пробивали топором.
Известный историк культуры, работавший тогда в газете «Тан», Ибрагим Хаккы Коньялы (Ibrahim Hakkı Konyalı), рассказывает: «Однажды я встретил архитектора археологического музея Кемаля Алтана. Он со слезами на глазах сообщил: „По распоряжению из Анкары мы должны сегодня вечером снести четыре минарета Айя-Софии“. Я посоветовал ему написать ответ, в котором будет сказано, что эти четыре минарета поддерживают купол и если их снести, то Айя-София разрушится. После этого властями было принято решение не сносить минареты…»
Сейчас в бывшем музее вовсю идут подготовительные работы: встраивают шкафчики для хранения обуви верующих, закрывают фрески с Христом и другие изображения, вновь покрывают напольную мозаику коврами. Айя-София молчит: за свои 15 веков она всякого навидалась. С её высот всё это суета сует и тщета тщет. Молчание Святой Софии – знак величия. А вот умолчание изъятия старейшего действующего религиозного здания Европы из доступа всего человечества, что оно значит? Не для Софии – для Европы…
