postnauka.ru (6.02.2017)
Для Каролингов церковь была одной из важнейших опор во всех смыслах слова — и с точки зрения идеологической, и с точки зрения организационной, административной, политической. Отношения Каролингов и церкви были очень тесные, очень активные, причем это прослеживается с самых первых этапов, с того момента, как Каролинги начинают о себе заявлять как о властителях, правителях если не всего королевства, то его частей.
Мы не очень много можем в этом смысле сказать про Карла Мартелла, но тот факт, что для проведения своей бенефициальной реформы, целью которой было создание тяжеловооруженного конного войска, он провел частичную секуляризацию церковных земель, указывает на то, что, даже будучи майордомом Франкского королевства, он рассматривал церковь как структуру, подчиненную если не себе лично, то себе как правителю, властителю (хотя он не был королем).
Примерно та же политика, то же отношение к церкви сохраняется и при преемниках Карла Мартелла: при Пипине, при Карломане, его детях и его внуке, Карле Великом. Пипин тоже довольно часто отнимал земли у церкви, но он и много жертвовал, возвращал обратно, в том числе земли, частично отнятые его отцом, Карлом Мартеллом. Но гораздо важнее было то, что дети Карла Мартелла — Пипин и Карломан — начали заниматься церковными преобразованиями, изменениями этого очень важного института, даже еще будучи майордомами. Они восстановили систему епархии, вернули епископов в отдельные крупные провинции, начали создавать метрополии — большие, более сложные структуры во главе с архиепископами. Они постепенно ввели в практику созывы на регулярной основе церковных соборов, в рамках которых обсуждались самые разные вопросы, связанные с жизнью церкви, прежде всего те, которые были направлены на улучшение внутрицерковной организации, и особенно вопросы, связанные с моральным обликом клира, с образом жизни и прочим.
Карломан и особенно Пипин стали использовать некоторые епархии, некоторые кафедры для проведения церковных преобразований, прежде всего Мец, который через святого Арнульфа, основателя рода Каролингов, был особенно тесно связан с домом майордомов и в последующем королей. Местный епископ и бывший референдарий при дворе Карла Мартелла некий Хродеганг начал проводить реформу каноников. (Каноники — это священники, люди, которые участвуют в богослужении, но не монахи.) Он ввел довольно строгое правило жизни для них, в общем монашеское, и стремился к тому, чтобы превратить этих каноников как бы в монахов, но живущих в миру, в людей, которые собой являли бы пример того, как должны жить истинные христиане, а уж особенно служители церкви.
С другой стороны, Хродеганг начал утверждать, переносить и вводить в повседневную практику римскую литургию. Это тоже был важный шаг внимания в сторону римской церкви как апостольской, которая являлась хранительницей истины и от которой нужно было брать правила, ритуалы, литургию, откуда нужно было заимствовать книги, поскольку они априори считались более правильными, чем те, которые были к северу от Альп. Они начинают вводить римскую литургию и постепенно ее распространять — пока в рамках собственного диоцеза.
Всю ту же политику продолжает Карл Великий — преемник и наследник Пипина Короткого. Он выступает главным организатором всей церковной жизни в королевстве: активно созывает церковные соборы, причем не просто созывает — он на них председательствует; активно участвует в обсуждении самых разных вопросов, связанных с церковью, утверждает эти решения собственным авторитетом и добивается того, чтобы эти решения претворялись в жизнь; организует борьбу с ересями, но не просто прибегает к репрессиям, как делали многие до него и после него, а переводит эту борьбу в поле публичной дискуссии, то есть он специально собирает соборы, на которых его собственные священники и епископы вступают в дискуссию с еретиками и в общем и целом их одолевают.
Он продолжает заниматься реформой литургии, настойчиво вводя римский образец, но теперь распространяя ее на другие диоцезы, активно занимается реформой монашества. Каролинги монашеству уделяют очень много внимания, потому что это была эпоха взлета монашества, эпоха, пронизанная эсхатологией, ожиданиями конца света. Бурный рост монашества, конечно, есть одно из проявлений этого страха, этих эмоций, связанных с тем, что нужно думать о спасении. Он занимается реформой монашества, вводит бенедиктинский устав очень настойчиво и последовательно в самых разных монастырях, выделяет отдельные монастыри, превращая их в экспериментальные площадки для своих преобразований, каковой, например, был Турский монастырь при Алкуине или монастырь Сен-Рикье — монастырь Святого Рихария — при Энгельберте, то есть при его самых близких сподвижниках. Это образцовые бенедиктинские монастыри, где сам образ жизни монахов был отшлифован, отточен. Потом эту практику он стремился распространить и на другие обители, на другие аббатства. Это было не очень просто, потому что за предшествующие столетия в разных монастырях сложились свои традиции, свои социальные и религиозные практики и многие обители сопротивлялись тому, чтобы эта унификация проводилась. Но тем не менее он довольно настойчиво это делал.
Карл Великий был, в сущности, главой франкской церкви. Его называли «королем-священником», и это не было большим преувеличением. Он действительно был самой авторитетной фигурой в этой организации. А церковь, которая при нем существует в государстве Каролингов, во Франкском королевстве, — это церковь имперская. Что это значит? Это значит, что это церковь, подчиненная императору, правителю. Карл Великий контролировал практически все вопросы, связанные с функционированием этой огромной структуры: он назначает епископов из числа преданных ему людей, из числа людей, которые прошли определенную практику в его церковной капелле, которых он лично знал и которым доверял; он назначает аббатов по тому же самому принципу; он выводит отдельные монастыри из-под юрисдикции епископов и подчиняет их напрямую себе, то есть он создает управляемую структуру, стремится к тому, чтобы контролировать все звенья этой цепочки. Эту традицию потом мы увидим чуть позднее, при Оттонах, когда имперская церковь тоже существует и примерно в том же формате дальше развивается.
Что касается папства, то в эпоху Карла Великого папа был фигурой хоть и важной, но второстепенной, не столь значительной, как несколько столетий спустя. Папа был ценен и важен прежде всего как римский епископ, как человек, который возглавляет важнейшую апостольскую кафедру в Западной Европе. Довольно существенные изменения наступают при Людовике Благочестивом, преемнике Карла Великого. Изменения эти выражаются прежде всего в том, что епископат набирает силу и стремится к тому, чтобы выйти из-под контроля светской власти. Людовик отчасти сам в этом виноват, но виноват — это не то слово: это было его личное понимание того, что есть власть императора, что он должен и что обязан делать, как он должен властвовать, кого он может привлекать к реализации своих функций. Он считал, что он обязан привлекать и светскую знать, и особенно духовенство к тому, чтобы править страной. Епископы начинают набирать силу, выходить из-под контроля. Ярче всего это проявилось в событиях, связанных с временным отстранением Людовика Благочестивого от власти в 833–834 годах, когда епископы устроили церковный суд над свергнутым императором, заставили его публично каяться и готовили к постригу в монастырь. У них ничего не получилось, Людовик через некоторое время вернулся на трон, но тем не менее сам факт, что это случилось, о многом говорит.
До конца IX века мы наблюдаем попытки, с одной стороны, королевской власти вернуть утраченный контроль, с другой стороны — настойчивые попытки епископата и аббатов максимально освободиться от светской власти, стать максимально независимыми и обрести максимальное количество прав и свобод в организации внутренней жизни в епископстве или аббатстве.
В 860-х годах мы наблюдаем первый реальный взлет папства за последние 200 лет. Это происходит в понтификат Николая I — одного из самых ярких римских понтификов VIII–IX столетий, человека, который стремился к тому, чтобы максимально активно вмешиваться в дела к северу от Альп, участвовать в выборах епископов, предлагать свои решения, осуждать королей, быть реальной политической фигурой. Из небытия был извлечен документ — видимо, франкская фальшивка, хотя до сих пор многие считают, что этот документ был создан в недрах папской канцелярии еще при Карле Великом, но, видимо, нет — чуть позже и во Франкии, в епископской среде оппонентов Людовика. Документ называется «Константинов дар», или «О Константиновом даре», согласно которому якобы император Константин Великий даровал римскому папе Сильвестру право назначать светских государей на западе Европы, и, таким образом, папство претендовало на то, чтобы быть высшей властью на христианском Западе.
Все это происходит при Николае, и это тенденция к тому, что церковь стремится быть независимой, стремится к освобождению, самоорганизации, причем на всех уровнях. Скажем, во Франкском королевстве уже после смерти Карла — при Людовике, при Карле Лысом и более поздних королях — происходит процесс создания церковных сообществ вокруг отдельных кафедр либо в монастырях, когда епископы начинают концентрировать права и святых, когда люди церкви начинают создавать поминальные книги, осмысливать свой институт как особую отдельную структуру со своей историей, которая существует параллельно с историей государства. Появление такого типа текстов, как деяния аббатов или епископов, — это проявление той же тенденции, то есть они создают свою собственную историю. С папством та же история, но все заканчивается: после Николая I ярких фигур мы не видим, папство вступает в очень тяжелый период морального и материального упадка, каролингская церковь тоже переживает не лучшие времена ровно потому, что ослабевает светская власть и государственность начинает разрушаться. Как выяснилось, церкви сложно сохранять свое влияние и быть сколько-нибудь мощной и значительной структурой вне такого противовеса в лице светского правителя. Только при Оттонах, уже в X веке, все это возвращается на круги своя: усиливается, с одной стороны, светская власть, с другой стороны, церковь опять набирает силу, становясь имперской уже в рамках совершенно другой структуры.