На протяжении всей истории русского государства церковь оказывала влияние на общество. Архиереи, настоятели крупных монастырей, подвижники, слава о которых распространялась уже при их жизни, играли значительную роль не только в деятельности самой церкви, но и в жизни социума. В Средневековье церковь и государство не существовали независимо друг от друга, государственные и церковные институты зачастую переплетались между собой.
Существует традиционное мнение, что после монгольского нашествия церковь оказалась в привилегированном положении. С точки зрения Чингисхана, миропонимание которого было языческим, богов множество и у каждого народа они свои. Этих богов можно разозлить или расположить к себе, поэтому, если есть те, кто им служит, необходимо сделать так, чтобы служители чужого бога не настроили его против тебя. Впоследствии, когда в Джучиевом Улусе (Золотой Орде) ислам был провозглашен государственной религией после прихода к власти хана Узбека в 1313 году, терпимое отношение ханов к христианству сохранялось. Отсюда известный феномен ярлыков, выдаваемых ханской властью, по которым церковь получала различные льготы. Более того, уже в 1261 году, при хане-мусульманине Берке, в столице Золотой Орды была учреждена епископская кафедра русской церкви.
В то же время не нужно абсолютизировать исключительное положение церкви в ордынскую эпоху. Не только нашествие рубежа 30–40-х годов XIII века привело к разорению многих русских земель, гибели или плену тысяч людей, запустению городов. Карательные экспедиции случались и позднее. Некоторые из них по масштабам были сопоставимы с нашествием Батыя и даже получили собственные наименования — например, Неврюева рать (1252) или Дюденева рать (1293). Каждое из этих тяжелых испытаний для населения становилось и испытанием для церкви, невзирая на ее положение в мирное время. Русские книжники неоднократно отмечали грабежи храмов и монастырей со стороны ордынцев. Зачастую эти описания сопровождались библейскими аллюзиями, в которых действия нападавших сопоставлялись с деяниями язычников против народа Израилева и Святой Земли. Показательно, что именно в церковной среде складывается представление об установившейся зависимости от Орды как Божием гневе, последовавшем за многочисленные людские грехи. Таков, например, пафос «Слов» епископа Владимирского Серапиона, знаменитого проповедника XIII века. Великий Василий Осипович Ключевский весьма точно определил, что последствия монгольского нашествия заключались в том числе и в «нравственном разорении». Было бы неправильно выводить церковь за рамки нравственной парадигмы, имевшей общерусское значение.
Русские земли выплачивали дань — ордынский «выход». Церковь не облагалась «выходом». В ярлыке хана Менгу-Тимура митрополиту Кириллу III 1267 года читаем:
Чингиз-хан и последующие ханы, наши старшие братья, говоря: «Священники и монахи, каких бы то ни было налогов не видя, пусть богу за нас молятся, благопожелания нам возносят!» — выдавали им ярлыки. И ныне мы, прежним ярлыкам согласно, сказав им: «Каких бы то ни было налогов не видя, богу за нас молитесь, благопожелания нам возносите!» — этому митрополиту ярлык дали.
Однако следует учитывать и опосредованное экономическое влияние на доходы церкви. Разоренная страна с населением, обложенным данью, не могла обеспечивать церковь сверх определенной меры, особенно в первые десятилетия после нашествия. Показательно, что во второй половине XIII века почти замирает дорогостоящее каменное зодчество. Даже в Новгородской земле, избежавшей полчищ Батыя, первый храм из камня возводится лишь в 1292 году.
Когда мы говорим о церкви, у нас возникает представление о некой твердыне, со строгой вертикалью власти: высшее руководство в лице архиереев, среднее звено и так далее. Действительно, существовала церковная структура — епархии, делившиеся на округа, которые управлялись светскими архиерейскими чиновниками-десятильниками (прообраз современных благочиний). Епархии возглавлялись епископами, а верховная власть исходила от митрополита Киевского и всея Руси, который рукополагался в Византии. Митрополит осуществлял общее управление и созывал церковные соборы. Епископы съезжались на соборы и принимали решения по ключевым вопросам церковной жизни. Однако церковь не была единой во всем и всегда. Она действовала в условиях политической раздробленности страны, что накладывало отпечаток на характер русского православия. Некоторые епархии исторически держались независимо. Так, новгородский архиепископ, занимавший в иерархии первое место после митрополита, не участвовал во внутренних делах церкви. Он отправлял повольные грамоты, в которых заранее выражал согласие со всеми решениями, принимаемыми архиереями на соборах. Часто вел себя независимо и тверской архиерей. Многие святые, культ которых распространился в удельную эпоху, почитались в одной земле Руси, но были неизвестны в другой. В историографии даже есть точка зрения, что святыням одной земли не выказывали никакого уважения со стороны другой и они могли беспрепятственно оскверняться. Это слишком категоричное утверждение, ведь культурное и религиозное пространство Руси оставалось общим, сохранялись единые ментальные установки. Но чтобы распространить местные традиции почитания ряда подвижников на общероссийский уровень, потребовались особые соборные деяния середины XVI века.
Одной из причин возвышения Московского княжества традиционно считается перенесение резиденции главы церкви в Москву при митрополите Петре. И конечно, духовный авторитет Москвы как города, который виделся не только политическим, но и религиозным центром, играл ей на руку. Впрочем, не следует чрезмерно завышать значение церкви в этом процессе. Церковь не была подконтрольна великому князю и не всегда выступала в качестве его союзника. Довольно часто случались серьезные конфликты между полнотой церкви и светской властью. Например, знаменитый конфликт в конце XIV века в связи с избранием в митрополиты Михаила-Митяя, прежде бывшего коломенским священником. Он приглянулся Дмитрию Донскому, князь приблизил его, а затем захотел видеть митрополитом Киевским и всея Руси. После того как Митяй принял постриг с именем Михаил, его отправили в Константинополь на рукоположение. Источники свидетельствуют, что Дмитрий Донской продавливал кандидатуру Михаила-Митяя, которого не желали видеть во главе церкви ни духовенство, ни аристократия, ни простой народ: «и епискупи вси, и архимариты, и игумены, и священницы, и иноцы, и вси бояре, и людие не хотяху Митяя видети в митрополитех; но един князь великий хотяше». Вполне вероятно, что данным свидетельствам присуща преувеличенная полемическая заостренность, но именно она подчеркивает то неприятие, которое вызвала деятельность Дмитрия Донского. Великокняжеская власть не учитывала ни церковные интересы, ни мнение общества. Показательно, что церковное почитание Дмитрия Донского, в отличие от Александра Невского, развивалось медленно, канонизирован победитель Куликовской битвы был только в 1988 году, спустя много времени после того, как он сам стал национальным русским героем, а его деятельность — почти легендой.
Правление Ивана Грозного для церкви оказалось таким же непростым, как и для страны в целом. С одной стороны, Иван Грозный к церкви относился трепетно: огромное количество пожалований в эпоху его царствования, значительное число храмов были построены непосредственно на государевы деньги. С другой стороны, царская кара настигла представителей церкви на всех уровнях, начиная от митрополита и архиереев и заканчивая рядовыми священнослужителями. Вектор изменения отношения Ивана Грозного к церковному организму прослеживается в 1560-е годы на примере изменения подходов к формированию епископата. Надо сказать, что царь был человеком хорошо образованным, прекрасно знавшим Священное Писание, талантливым писателем и даже сочинителем духовных песнопений. При этом у него было своеобразное понимание о добре и зле, а также о его собственной роли как карающей грешников десницы Господа. Да и в самой церкви ставили место государя чрезвычайно высоко. Иван Грозный считал вполне допустимым учить монашествующих правилам иноческой жизни. Впрочем, знатоком церковного устава выступал уже дед Грозного — Иван III. Между ним и митрополитом Геронтием даже разгорелась вражда из-за освящения Успенского собора в Москве, когда, по мнению великого князя, митрополит, совершая крестный ход, обошел собор «не по солнечному всходу».
Правление Ивана Грозного пришлось на тот период, когда русская церковь постепенно занимала особое место во вселенском православии. В 1453 году пал Константинополь, второй Рим, центр православия. Постепенно теряли независимость другие православные страны. В XVI веке объединенное русское государство оказалось единственным независимым православным в мире. Это вело и к обретению особого статуса русской церковью. Даже с Константинопольским патриархом, с которым в XV веке были очень сложные отношения после падения Константинополя и взятия русской церкви курса на автокефалию, в течение XVI века складываются вполне миролюбивые отношения.
В 1589 году предстоятель русской церкви получил титул патриарха, что окончательно закрепило ее роль в православном мире. Неслучайно в XVI веке появляется теория «Москва — третий Рим», по которой столица российского государства становится преемницей Рима и Константинополя.
Годы Смуты стали как для церкви, так и для всей страны сложнейшим испытанием. Голод, грабежи и бунты стали неотъемлемой частью повседневности. Многие духовные центры были разграблены и находились в запустении, иные — на протяжении десятилетий. Особенно пострадали те соборы, которые являлись средоточием церковных богатств.
В государстве сформировалось двоевластие: с одной стороны Лжедмитрий II, который обосновался в Тушине, а с другой — Василий Шуйский, сидевший в Москве. В Тушине создавались параллельные государственные структуры, в том числе появился и альтернативный «нареченный» патриарх — отец будущего первого государя из династии Романовых. Общество разделилось. Многие искренне считали, что очередной самозванец, провозгласивший себя царевичем Димитрием, — это истинно спасшийся сын Ивана Грозного. Церковь также не имела единого мнения: люди придерживались разных позиций, как и во всем обществе в целом.
В 1619 году из польского плена вернулся отец нового царя — митрополит Филарет, сразу же возведенный на патриаршую кафедру. На протяжении почти 15 лет, до смерти Филарета, в России на практике осуществлялась симфония властей — византийский принцип идеального взаимодействия церковной и светской власти.
Но от любви до ненависти один шаг. В середине XVII века общество оказалось разделенным в результате знаменитой церковной реформы патриарха Никона по исправлению книг и обрядности. Церковный раскол стал значительным социальным феноменом своего времени, потому что огромное число населения в XVII веке — точные цифры мы не знаем, можно только примерно подсчитывать — не принимало реформу, проведенную Никоном. Наиболее радикальные противники начали выражать открытое сопротивление нововведениям, что сильно потрясло церковный институт.
Ряд исследователей смотрят на события середины XVII века через последний акт спора между церковью и государством за власть. Патриарх Никон считал, что церковная власть должна главенствовать над светской, что он и пытался осуществить на практике. Это не могло не привести к столкновению интересов. С одной стороны была церковь, которая осознавала себя самостоятельной силой — если не выше власти светской, то по крайне мере не ниже ее. А с другой стороны было крепнущее русское самодержавие, которое через некоторое время выльется в русский абсолютизм. Это столкновение завершилось в пользу государства.
Конкретное проявление церковного раскола было в активной манифестации позиции людей, занимающих сторону сопротивления нововведениям. Те, кто обладал писательским талантом, выступали с обличительными произведениями. Сохранился целый пласт ранней старообрядческой литературы XVII века, среди которой особое место занимает «Житие протопопа Аввакума». Были те, кто не принимал реформу в рамках церковной части, например Соловецкий монастырь: монахи объявили, что не будут повиноваться церковным властям, и заперлись в своем монастыре. Это привело к знаменитой многолетней осаде Соловецкого монастыря.
Значительное число старообрядцев начинают уходить на окраины государства, где не ощущалось влияния власти. До сих пор старообрядческие общины населяют многие глухие уголки нашей страны.
В XVII веке началась секуляризация: постепенно религиозное средневековое сознание расшатывалось, и на смену приходило светское. Деревенское общество почти не утратило традиционной религиозности, чего нельзя сказать о верхних сословиях общества.
Многое из того, что в XVII веке появилось или активно использовалось в церковных кругах, но потом стало невостребованным официальной церковью, в XVIII веке сохраняется в народной среде. Например, изображения апокалипсиса. В XVII веке такие картины были очень популярны. Появляются западноевропейские гравюры, русские художники начинают перерисовывать их, появляются целые циклы апокалипсиса в качестве фресок. А в XVIII веке в официальной церкви апокалипсис становится ненужным. Как метко заметила современная исследовательница, «в вольтерьянский век напряженное внимание к тайнам Апокалипсиса выглядело суеверием или чудачеством».
В конце XVII века церковь все ближе подходит к тому моменту, когда государство в лице царя лишает ее самостоятельности. В 1700 году умирает патриарх Адриан, и Петр I не дает разрешения на избрание нового патриарха. Наступает период, который в истории России получил название «межпатриаршество». Он продолжался почти 21 год, пока Петр не издал указ, провозглашающий создание святейшего Синода. Впоследствии в XIX веке один из его руководителей назовет Синод министерством православного исповедания, которое станет почти на 200 лет символом победы государства над церковью — во всяком случае, победы в политическом плане, когда церковь потеряет свою самостоятельность.
