В конце первой половины XIX века в селениях Базарчай и Борисовка Зангезурского уезда Елисаветпольской губернии осели необычные гости — русские сектанты, молокане-прыгуны, образом жизни своей мало отличавшиеся от соплеменников, оставшихся в Тамбовской губернии.
Пару слово об этих людях. Молокане — это разновидность духовного христианства, а также особая этнографическая группа русских. В Российской империи они были отнесены к «особенно вредным ересям» и преследовались вплоть до указов императора Александра I, относящихся к 1803 году, которые дали молоканам и духоборам некоторую свободу. Впервые термин «молокане» был использован в конце XVIII века в отношении людей, отвергших православный культ. Есть несколько теорий происхождения названия «молокане». Некоторые исследователи, объясняя, кто такие молокане, говорили, что это люди, которые не соблюдают церковных постов и едят молочные продукты, в частности пьют молоко, даже в эти дни. Также члены этой общины, находясь в армии или других местах вдали от своих селений, предпочитали есть молочные продукты, чтобы точно быть уверенными, что в еду не добавили свинину или алкоголь, которые у них под запретом. Однако есть мнение, что название связано с фразой апостола Петра из Первого соборного послания: «Итак, отложив всякую злобу и всякое коварство, и лицемерие, и зависть, и всякое злословие, как новорожденные младенцы, возлюбите чистое словесное молоко, дабы от него возрасти вам во спасение». Сами же молокане предпочитают ссылаться на упомянутую в Библии метафору «духовного молока».
В Зангезур группа молокан весь сельскохозяйственный инвентарь привезла из Центральной России, приспособив к своим нуждам волов местной породы. В ходу у них были молотильные доски: солому они дробили, и получаемый саман шел как на корм скоту, так и на постройку жилья и подсобных помещений. Помимо пшеницы и ячменя, выращивали они еще и коноплю, и лен. К тому же целых две разновидности льна — местный и «русский», завезенный с юга России. Если с местного льна они получали в основном семена, то «русский» давал волокно довольно хорошего качества. Из него вырабатывали нитки и холст для домашних нужд. Уяснив, что местные земли не пригодны для выращивания хлеба, молокане большую часть полей пускали под лен, что было весьма прибыльным занятием. Растили они и картофель, выделив под сорта «манглисский», «гергерский», «синий», «скороспелка» отдельные поля. Говаривают, что свекла и морковь пришли в Зангезур именно с ними. Точно известно, что капусту, фасоль и горох внедрили в тех местах русские переселенцы. Чего молокане не сажали, так это лук и чеснок. Их они в пищу не пускали. Каждый хозяин как минимум раза два в год заезжал в Горис — центр Зангезурского уезда: осенью — сбывать свою знаменитую квашеную капусту в огромных бочках, а в конце мая — начале июня — закупать себе на все лето рис, соль, курагу.
Ставили молокане свои одно-двухэтажные дома из камня на каменном же фундаменте, и жилища их имели несколько выходов — на проезжую часть и один во двор. Снаружи и изнутри их дома были белены белой глиной или известью. Крыша была двускатной, сработанной из досок или железного листа. Полы и потолки были деревянные. Обычно дом состоял из двух половин, между которыми располагались сени. Одна из комнат, горница, представляла собой большую светлую комнату с пятью окнами (три окна обязательно выходили на улицу, а два — во двор). Ее оклеивали обоями, она служила и для приема гостей. Обставляли ее куда как просто: на столе, покрытом белой скатертью, лежала Библия, вдоль стен стояли табуреты и лавки. Если в семье была дочь-отроковица, в углу мог быть и сундук для приданого. По сундуку и судили — собираются ли родители в этом году дочь замуж выдавать. Другую комнату занимали сами хозяева. Там можно было увидеть кровати, покрытые ситцевым пологом, люльку-колыбельку для грудного младенца. Постели как таковой у молокан в конце XIX века практически не было: вместо одеял укрывались шубами. Зато славились дома обилием перин и подушек. В доме всенепременно топилась печь, в которой пекли хлеб, а зимой и всю еду готовили. Летом варили и жарили на дворе в печурках, которые ставились под навесы.
Как правило, каждая семья, а семьи были большими, занимала целый двор. Семьи солидного достатка могли занимать и несколько домов вокруг двора. Дома молокан со всех сторон утопали в цветах. В саманном хлеве держали скот, и саманник этот тоже белили известью, используя ее дезинфицирующие свойства. Хозяйство средней руки имело пять-шесть лошадей, две-три коровы, несколько пар быков или волов, с десяток овец. В сараях рядом с хлевом хранились плуг, соха, борона, деревянная молотилка, вилы и прочий инвентарь. Каждый двор непременно имел амбар, погреб и баню, которую топили по-черному. Огород, луга и пасека у молокан располагались за этими постройками. Чистоплотность и опрятность переселенцев выдавала и одежда. Миссионер Григорий Бунятов оставил запись о том, что молоканин «летний костюм к зиме чистил и прятал в сундук, а зимний, наоборот, доставал». Женщины-сектантки зимой редко выходили из дому, а уж если выходили, то в теплых валенках, овчинных шубах либо полушубках. В гости и на праздники ходили в особо красивой одежде. На воскресные собрания мужчины надевали белую рубашку-косоворотку, подвязывались тонким пояском-шнуром с бахромой на обоих концах. В отличие от местных крестьян — армян и кавказских татар (азербайджанцев), — носили туфли на европейский манер. Наряд завершал головной убор с козырьком — картуз.
Собрание общины созывалось по воскресеньям к шести часам вечера и начиналось с чтения глав из Библии и Евангелия, посвящаемого конкретному событию. Чтение чередовалось с пением псалмов и песен. После на круг выходила самая почетная старушка с печеньем. Отвесив поклон, она клала выпечку на стол, и с этого обряда начинался «мир». Пресвитер возглашает: «Братья, сестры! Если кого обидел, простите». В ответ слышит дружное: «Бог простит». По старшинству, сперва мужчины, а потом и женщины, по очереди кланяются друг другу и лобзаются. И начинаются моления. Общинный народ выходит на круг, опускается на колени (мужчины в первом ряду, женщины сзади) и пресвитер вычитывает молитвы. Хором паства просит благословения и получает его от пресвитера. Все встают. Пропев еще несколько песен, все садятся на лавки. Пресвитер преломляет кету (у армян — гата) и начинает читать «Отче наш». Все дружно тянут руки к выпечке, запивая сладости водой. Отпев благодарственную молитву, расходятся. …Прыгуны во время пения стихов в конце собрания при особом духовном настрое (впадают в религиозный экстаз) поднимают вверх руки и могут даже подпрыгивать — радение корабельное, радение женщин. Всякие другие песни, кроме духовных, у прыгунов воспрещены. Всякая пляска мирского характера также строжайше запрещена.
В течение семи дней Пасхалии, как у молокан именуется Пасха, они каждый день ходят в собрание. Завершается пасхальная неделя праздничным «делом», то есть общим обедом («Отдание Пасхи»). За неделю перед празднованием пресвитер назначает стряпух, которым придают несколько женщин — подсобить — и трех мужчин для переноски тяжестей. Подобное назначение в общине весьма почиталось, ибо накормить народ — дело более чем ответственное. Помощники менялись, а главная кухарка оставалась неизменной. Первым делом брались за выпечку хлеба, потом за варку сыра. А в пятницу катали лапшу. На приготовление обрядовой пищи уходило два-три мешка муки. Придавалось серьезное значение и приготовлению мяса. Особо оговаривалось, кто будет забивать животное и кто — молиться перед этим. Даже если животное покупали, молокане свято держались принципа, что «жертва должна быть без порока, мужского пола, из крупного скота». Случалось, что просто забивали молодого бычка. Забивали жертву в субботу. Под молитву «Отче наш» избранный перерезал животному горло. Тушу разделывали. А поскольку читали молитву именно над мясом, то все несъедобные внутренности закапывали в землю или сжигали.
Пасхальным утром, чуть свет, растапливали печь, на которой из заготовленных сухофруктов и домашних компотов готовили узвар. Женщины ставили тесто и выпекали сладкие куличи. Ну и яйца красили, разумеется. Вся кета, булочки, пышки и начинка лепились из одного теста, но разной формы. В первую голову заготовляли начинку для кеты, перемешав в равных пропорциях сахар, муку и топленое сливочное масло. Тесто раскатывали, клали поверх сладкую начинку и складывали пополам, слепляя пальчиками концы. Молоканское лакомство, так называемые начинки, по сути являло собой большие, длинные пироги, набитые сухофруктами. Подавая на стол, их нарезали поперек. Фигурная крученая выпечка шла у них как пышка. На огонь ставили разом несколько 50-литровых чанов под варку мяса и принимались за готовку лапши. К девяти утра мясо было почти готово. К этому часу к стряпухам приходили помощницы: они отделяли еще горячее мясо от костей, нарезали его на мелкие кусочки, складывали в кастрюли, солили и ставили на огонь тушить. Другие хозяюшки тщательно протирали посуду, с которой будут есть, складывая стаканы и блюдца в отдельные тазы. Потом обдавали кипятком заварные чайники и сыпали в них чай, заливая кипятком умеренно. Для любителей крепкого чая засыпают сухой чай еще и в отдельные стаканы. В мелкую посуду раскладывали соль, колотый сахар-рафинад, конфеты, лимон ломтиками, сыр. В глиняные горшочки разливали мед.
Завершив приготовления, стряпухи с помощницами спешат в залу молитвенного дома. Верующие выходят «на круг», опускаются на колени. Пропев «Отче наш», пресвитер читает восемь-десять молитв. Сначала о прощении грехов — как своих, так и усопших членов общины, завершая обряд молитвами о здравии. И пока пресвитер возносит молитву к Всевышнему, каждый молит Господа о здравии и просит у умерших родичей прощения за прегрешения свои. Едва утихают звуки молитв, как в залу заносят лавки и столы, за которые рассаживаются в соответствии с полом и возрастом: во главе стола — мужчины. Затем женщины и уже после молодежь. Для большего порядка за «делом» следят ответственные — главные хозяева, стоя у главного стола и выхода из комнаты. По кругу передают клеенки и специально сшитые для обеденного обряда салфетки — вытирать со стола — и утирки — полотенца для рук. Первым подают хлеб, доски и ножи для нарезки хлеба. Нарезают хлеб исключительно мужчины, раскладывая его по столу. Затем передают большие тазы, в которых уложены стаканы (непременно из стекла и прозрачные), блюдца и столовые ложки. Все это действие начинается с главного стола. Взяв себе посуду, передают таз дальше. Точно так же передаются сахарницы с сахаром-рафинадом, заварные чайники и стаканы с сухой заваркой из расчета на два чайника один стакан. Вносят самовары, каждый на восемь-десять душ, чем сервировка стола и завершается.
Верующие встают, в залу заходят все стряпухи. Старшая говорит пресвитеру, что они «управились» и пора гостям разливать чай. Вновь звучит «Отче наш», зала дружно благодарит стряпух, и начинается трапеза. За чаепитием пресвитер принуждал всех мужчин читать вслух по главе из Библии. Чтение перемежается пением псалмов. Если при этом у кого-то в руках пресвитер видит стакан, заставляет прочитать еще по одной главе. Пока звучат псалмы, со стола в таз убирают использованную посуду. Уносятся и самовары. В трапезную вносят лапшу. Ее разливают в небольшие миски из расчета — одна чашка на четверых. Лапшу, как и принято, начинают подавать с первого стола. Старшая стряпуха громко объявляет: «Мы управились» и трапеза продолжается под чтение глав из Библии и пение псалмов. Убрав посуду из-под лапши, подают мясо — одна миска на четверых, и соль к нему. А когда уносят тарелки из-под мяса, всем раздают полотенца — вытирать ложки, чтобы вкушать подаваемый следом узвар. По завершении трапезы все благодарят стряпух за вкусную еду, желая им мира, здоровья и благоденствия. Возносятся хлебосольные молитвы. Затем столы и лавки убирают. Подметают пол, и пресвитер молится об общем здравии. По обычаю остатками пищи кормить кошек и собак не полагалось: что-то скармливали курам, остальное летело в печь…
В молоканской семье хозяин в доме отец. Он глава и пример для подражания: ответственен за нравственный устой семьи, а потом уже и кормилец. В глазах молокан человека характеризует его родня. Почитание всех родителей у них прививается смолоду. Свекор в доме хозяин, но родители невесты самые что ни на есть желанные гости. По выходным после собрания принято навещать близких родственников. С порога гость, даже если с хозяевами только что виделся на улице, восклицает: «Мир дому вашему» или куда проще — «Здоров живете». Если в дом гость входит рано утром, с его уст слетает: «Здоров ночевали», а коли застает хозяев за столом, говорит: «Чай с сахаром». В ответ гость слышит: «Мир приходу вашему», но чаще всего — «Слава Богу».
Гостей немедленно сажают за стол, при этом старшего из мужчин — во главу стола, на место хозяина. Вокруг него усаживаются мужчины, потом уже женщины. Чай разливает хозяйка. Выждав, пока старший гость помолится, она раздает утирки-полотенца. По знаку хозяина — «Начинайте», гости желают ему, домочадцам и их близким здоровья, благополучия, всяческих успехов и лишь потом принимаются за трапезу. Попив чаю, затягивают песни. Тем временем хозяйка убирает со стола использованную посуду и подает либо борщ, либо что успела приготовить. Завершив обед, гости вновь принимаются петь, и хозяйка еще раз обносит их чаем. Когда трапеза подходит к концу, один из гостей встает и возносит молитву, благодарит хозяев за угощение. Потом течет обычная беседа, прерываемая песнопениями.
Благоговейное отношение молокан к столу имеет свои истоки и приметы. К примеру, с какой стороны человек зашел за стол, с той же должен выйти. Бить по столу чем бы то ни было (даже яйцо разбивать) запрещалось, особенно кулаком. То был непростительный грех. Старших сыновей отец со временем отселяет, оставаясь жить с младшим. Но все сыновья при этом обязаны обеспечить старикам достойную старость. На склоне лет первенца, благословляя, отец назначает старшим, которому вся семья будет беспрекословно подчиняться, тем самым как бы передавая ему свою власть в семье. Бывало, что в старших оказывался другой сын или даже дочь. Особой заботой окружают молокане своих дедов и бабок, что спасало их от ужаса одиночества.
Пресвитер, глава религиозной общины, избирается из ее членов. Это, как правило, человек уважаемый и авторитетный, хорошо знающий Священное Писание. Женщина у них пресвитером быть не может, как и не может проводить молебны и читать проповеди. Пресвитер обладает еще и властью — обратиться с упреком к своей пастве, как и велеть исполнить какое-либо поручение. Он же вправе осуждать членов общины за проступки. Верующие собираются в молитвенном доме каждую субботу и воскресенье, а также в религиозные праздники. Убранство молельного дома поражает своей простотой. В переднем углу за столом, накрытым белой чистой скатертью, восседают пресвитер и его помощники — «сказуки» или «беседники», обладающие навыком грамотно читать и доходчиво толковать Библию.
Чем выше авторитет мужчины в общине, тем ближе его сажают к столу пресвитера. И за это престижное место крепко держатся. Особенно уважением пользуются певчие. Женщины сидят отдельно от мужчин, подальше от главного стола. Встав со своих мест, все возносят молитвы, отвешивая друг другу уважительные поклоны, и целуются. Молебны чередуются с пением. Наступает час покаяния. Покаявшийся, переполняясь присутствием Духа, начинает выказывать восторг телодвижениями, подергиваясь и тряся телом. Есть среди кающихся свои избранники, которые, находясь «в Духе», начинают что-то невнятно бормотать, произнося зачастую ничего не значащие слова. Они верят, что по устроении Сионского царства, где молокане будут первыми избранниками, именно их слова и станут языком общения. Всяк вступающий в общину обязан принести покаяние перед пресвитером и обещать воздерживаться от греха.
Обряды вероучения молокан-прыгунов предельно просты. Крестя младенца, они читают молитвы, поют и нарекают младенца, давая ему имя. За сим следует трапеза. Под чтение молитв и пение псалмов проходит и венчание. После родительского благословения невеста вручается жениху. Гости свадьбы идут в дом жениха, где их ждет праздничная трапеза с молитвами и песнопениями. Покойников своих молокане тихо отпевают и тихо же предают земле. Затем устраивают заупокойную трапезу, опять же с молитвами и пением псалмов.
В нравственный кодекс молоканина входит безотказная помощь больным и бедным, престарелым и одиноким. По завершении молебна каждый член общества кладет под скатерть деньги, кто сколько может. А почему под скатерть? Чтобы людям неимущим не краснеть перед другими за более чем скромное подношение. Не приведи Господь беды — все как один бросаются на помощь пострадавшему. Курение и пьянство строго осуждается. Тем, кто дружит с чаркой, могут отказать в приеме в общину, отказать в благословении при свадьбах или рождении ребенка, как и в участии в его похоронах. Поощряются браки с единоверцами. А уж коли кто захотел взять в жены дочь инородца, то ей положено принять веру мужа.
Молокане-прыгуны узнаваемы по пышной бороде, ситцевым рубахам навыпуск, по картузам и шляпам на голове. Прыгуны бород своих не бреют и стараются даже не подстригать их, т. к. в Священном Писании сказано: «Не касайтесь края бороды своей». Женщин выделял белый или цветастый платок, а еще фартук. Обручальные кольца они не признавали, как не принято было и входить в молитвенный дом при золотых и прочих украшениях. Отличала молокан и замкнутость, выработавшаяся у них за долгие годы во имя сохранения и укрепления их веры. «Хлеб даром не дается, — только и слышали от них, — работать надо, чтобы семью прокормить».
3 апреля 1925 года тифлисская ежедневная газета «Заря Востока» опубликовала очерк «Багратаван» главного агронома Зангезурского уезда Акселя Бакунца, будущего классика армянской литературы. Приводим отрывок из очерка:
«Багратаван (Базарчай) — особый мирок. Он находится на высоте 7.000 футов. На его прекрасных пастбищах паслись в былые времена лучшие породы коров и овец. Молочные продукты Багратавана были известны далеко за его пределами и высоко ценились на рынке… Багратаван был населен молоканами, переселенными сюда из России царским правительством, которое предоставило им лучшие земли. Соседние села не имели столько земли и такого достатка. «На полях Базарчая, — говорили в старину, — никогда не заходит солнце». Такое несправедливое распределение земель создало большие трения между базарчайцами и крестьянами других сел. Война разорила Базарчай и нарушила его мощное хозяйство. Через Багратаван прошло много искателей приключений: «хумбы» (видимо, Бакунц имеет в виду «группы» кавказских татар, то есть азербайджанцев, и курдов. — М. и Г.М.), предводители которых разобрали по рукам скот и другие богатства села. Жители разбежались. Молокане переселились на Кубань и в другие места».
