Микеланджело Меризи да Караваджо. Блаженный Августин
Иногда в истории остается не какие-то отдельные слова или деяния удивительного человека, а вся его жизнь в ее цельности. Один из таких примеров — Августин Блаженный, епископ Иппонский. Родившийся в середине IV веке на севере Африки будущий святой прошел длинный путь интеллектуальных увлечений и заблуждений, а в историю вошел не столько своими блестящими богословскими трудами или пастырскими подвигами, сколько «Исповедью», первой в своем роде автобиографией души, которая искренне искала истину и нашла ее.
Мать Августина была христианкой, отец — язычником. Его главный вклад в биографию собственного сына состоит в том, что отец чувствовал: мальчику надо учиться. Не будучи богатым или хотя бы хорошо обеспеченным, отец сделал всё от него зависящее, чтобы помочь. Роль матери, будущей святой Моники, была еще важнее. Она терпеливо ждала (и содействовала) обращению сына к той истине, о которой она сама знала еще до его рождения, и умерла только тогда, когда увидела его обращенного.
Юный гражданин Римской империи прошел довольно тернистый интеллектуальный путь. Августин — пример того, как интеллектуалы становятся святыми «через голову». Жажда познания при должной искренности становится жаждой истины, и ищущие — обретают.
Греческий язык был ему не слишком интересен, зато еще в юности он увлекся латинской литературой. Полученное образование — сегодня его, вероятно, назвали бы филологическим — научили его ценить слово и обращаться с ним. Сначала он научился форме, методу, смыслы же появились позже. Искренность души напоминала: форма не заменяет собой содержания, а тут, в риторических школах, содержания нет.
Риторике Августин учился в Мадавре и Карфагене. Следующим серьезным интеллектуальным увлечением становится философия, конкретно — Цицерон. Юноша в самом буквальном смысле этого слова обретает «любовь к мудрости». Но он замечает — или чувствует — что полноты истины нет и здесь. Поэтому и философия — не последний путь его интеллектуального странствия; приходит очередь религии.
Благодаря матери Августин был не совсем чужд христианству и в юности, и даже был катехуменом. Однако наставники не сумели убедить его интеллектуальным путем, а может быть, не слишком-то и старались. Особенной проблемой для него, как и для многих до и после него, становился Ветхий Завет. Первая часть Библии, если воспринимать ее буквально, кажется, входит в прямое противоречие и с наукой даже IV века, и собственно с христианством. Это позже богословы поняли и объяснили, что любой автор, даже если он Святой Дух, должен объясняться так, чтобы было понятно актуальному читателю, а Библия «объясняет не то, как устроено небо, а то, как попасть на небо». Но при чисто интеллектуальном подходе Августин не нашел точек соприкосновения с таким христианством — и почти десять лет увлекался манихейством, у которого с объяснениями, доступным рассудку, дела, очевидно, обстояли лучше.
В Карфагене он стал преподавателем. Судя по сохранившимся текстам, к детям Августин относился мягко и с уважением и старался не ломать их, а стимулировать их рост. Тот, Кого он искал, оценил такой подход и ответил Августину взаимностью.
Транзитом через Рим он переехал в Медиоланум (нынешний Милан). А следующий пункт странствия его интеллекта и души — Плотин и неоплатонизм. Ключевой вопрос, которым задавался Августин-манихей, был вопрос о сущности зла. Здесь была одна из главных точек противоречия между манихейством и христианством, потому что ученики Мани полагали, будто бы зло — это отдельная сила, борющаяся с добром. Такой подход приводил к абсурдным выводам, и Августину в определенный момент стало это очевидно. Неоплатоники давали другой ответ, который нашел отклик в его душе. Зло — это не отдельная сила, зло — это недостаток добра и неверное использование человеком данных ему даров.
И в этой точке своего пути искренний искатель наконец обретает то, что он ищет. В эти годы в Милане проповедует другой великий святой, Амвросий. Все вопросы, терзавшие Августина, находят ответы. Но главное, что становится ясным в момент обращения — это что даже если ты пришел к истине «через голову», жить в этой истине ты должен не только интеллектуально, но всем своим существом. Недостаточно понимать истину — ею нужно жить. Точнее говоря, невозможно по-настоящему понимать ее, если не жить ею. Недостаточно стать христианским мыслителем, нужно по-настоящему стать христианином, что гораздо труднее.
Момент обращения удивительным образом одновременно предстает и интеллектуальным, и мистическим. С одной стороны, происходит выход за привычные границы, потому что, сидя в саду, Августин слышит идущий из ниоткуда голос. Но что говорит этот голос? Он говорит философу-филологу «Возьми и читай!». Текстом, который попадается ему на глаза, становятся послания апостола Павла. В момент обращения учитываются индивидуальные свойства обращаемого, а вместе с тем происходит выход за их границы.
Момент обращения — ключевая точка и биографии Августина, и его «Исповеди». Удивителен и показателен выбранный, или, точнее, изобретенный им жанр. Биографии и автобиографии в греческой и римской литературе существовали и до него, но они были устроены совсем иначе. Как следует рассказывать о своей жизни, чтобы передать самое главное? Прежде всего, это должно быть исповедью. Августин обращается к Богу, к источнику жизни, просит у Него прощения и благодарит его. Центральным персонажем является не тот, кто обращается, а тот, к Кому обращаются. И тональностью является не самоценность жизненных событий и не достоинства того, кто их прожил, а его устремленность к полноте истины. Таково христиански верное расположение субъектов.
Кроме того, события и происшествия интересны Августину не сами по себе, а как часть пути к конечной цели. В тексте непрерывно присутствует двойное время — время событий и время их описания, время действий и время осмысления. Собственно самим событиям автор уделяет куда меньше времени и куда меньше слов, чем их осмыслению, оценке, встраиванию в целостность. Он хочет увидеть свою жизнь не как набор происшествий, а как последовательный и цельный ряд событий, приводящий к вершине.
Наконец, подлинная история человека — это не его внешняя история, а история пробуждения и развития его души, его интеллекта и их обоих одновременно. В современной литературе это кажется самоочевидным, но оно вовсе не было таковым до Августина.
Именно по этим причинам «Исповедь» стала одним из важнейших произведений мировой литературы. Невероятно число ее поклонников, невероятно количество тех, кто заимствовал и переосмыслял такой подход к жизни и тексту. Можно сказать, что в жизни Августина было две вершины, и если первой было собственно обращение, то вторым — написание «Исповеди». Все приобретенные на своем извилистом пути знания, от философских до филологических, все перипетии своей жизни, от Мадавры до Милана, он использовал для того, чтобы рассказать, как искренний поиск приводит к истинному обретению и как все таланты, все ошибки и все случайности встраиваются в целостность.
«Исповедь» состоит из тринадцати книг, но самая известная — и, действительно, самая важная — цитата встречается читателю уже на первой странице:
«Ты создал нас для себя, и не знает покоя сердце наше, пока не успокоится в Тебе».
