Постпред США при Организации Объединенных Наций Никки Хейли сообщила, что Вашингтон будет просить собраться Совет Безопасности ООН «как можно скорее», который должен «высказаться по поводу событий в Иране». При этом Вашингтон заявил, что намерен инициировать дискуссию по правам человека в Женеве в Совете ООН.
Из Ирана идут очень противоречивые и отрывочные сообщения, что затрудняет проведение анализа сложившейся ситуации. Но пресс-секретарь Белого дома Сара Сандерс уверена, что там происходит «настоящее народное восстание», отметив, что международное сообщество не может стоять в стороне. При этом Сандерс ушла от ответа на вопрос о том, хотят ли США свержения действующего иранского правительства. По ее словам, «власти страны должны начать соблюдать права человека и прекратить поддержку терроризма». Затем Сандерс решила напомнить или подчеркнуть то, что президент США Дональд Трамп пока не принял решения насчет восстановления санкций в отношении Тегерана в связи с его ядерной программой, так как «рассматриваются все варианты», из чего следует, что США не связывают нынешнее протестное движение в Иране и санкции.
Отметим и второй момент. Руководитель пресс-службы госдепартамента Хезер Науэрт на регулярном брифинге для журналистов решила подробно рассказать о том, из каких источников Вашингтон черпает информацию о событиях в Иране. По ее словам, «мы получаем информацию из разнообразных источников: что-то от неправительственных организаций, что-то из сообщений СМИ — хотя в настоящее время это и довольно сложно, потому что правительство [Ирана] заблокировало не только прессу, но и социальные сети, речь в том числе и о разведданных от партнеров в стране и от других государств». На наш взгляд, связано это с тем, что никто толком не может понять, что происходит в Иране.
Сначала утверждалось, что причиной протестных выступлений в Мешхеде, откуда 28 декабря пошла волна протестов, было повышение цен на продукты питания, в частности на куриные яйца. Теперь появляются иные версии. Так, эксперты Deutsche Welle считают, что Мешхед появился неслучайно, так как он «является родиной одного из лидеров консервативного духовенства Ирана, бывшего генпрокурора страны Ибрагима Раизи, который во время президентских выборов в мае 2017 года был соперником Хасана Рухани, впоследствии одержавшего победу». Оказывается, тесть Раизи, аятолла Ахмад Аламолхода, продолжает контролировать ситуацию в этом трехмиллионном городе. А протест начался на следующий день после того, как глава полиции в Тегеране объявил о том, что «женщины, отказывающиеся носить мусульманскую одежду, закрывающую лицо и тело, отныне не будут подвергаться аресту, а в целях перевоспитания должны будут посещать специальные курсы».
Далее, по мнению тех же экспертов, ситуация вышла из-под контроля: протесты, изначально имевшие религиозно-консервативную окраску, быстро переросли в выступления против экономической политики властей и роста цен, а затем подозрительно быстро их характер изменился, и участники акций начали выражать общее недовольство правительством страны и духовенством. Таким образом, если изначально акции протеста в Иране находили легкое объяснение в штампе «борьба консерваторов против либералов», то на политической сцене страны обозначили себя другие силы. Не с ними ли пытается вступить в диалог президент Ирана, который призвал их не прибегать к насилию? «Люди хотят говорить об экономических проблемах, коррупции, а также об отсутствии транспарентности в функционировании некоторых органов, — написал Рухани в Твиттере. — Кроме того, они хотят, чтобы атмосфера стала более открытой. Следует принять во внимание предложения и требования народа».
В этой связи неясно, поддерживает ли президент репрессии, которые применяют в отношении протестантов правоохранительные органы, потому что он намекает на то, что определенные силы мешают его правительству проводить более глубокие политические преобразования и использовать экономические возможности, которые появились после заключения ядерной сделки и отмены части санкций. В то же время фактом является и то, что США делают еще более сложным достижение успеха для Рухани. Но это только предположение, попытка хоть как-то объяснить масштабы и быструю переменчивость направленности протестов, не говоря уже о том, что власти организовывают массовые манифестации в свою поддержку.
В остальном всё развивается банально. Быстрая и активная, правда, пока только информационно-политическая поддержка протестного движения в Иране со стороны прежде всего Вашингтона дает возможность Тегерану маневрировать. В контексте новой американской стратегии по противодействию Ирану, объявленной Трампом в октябре 2017 года, соглашения аналогичной направленности между Вашингтоном и Тель-Авивом, а также активном трехстороннем взаимодействии в борьбе с растущим региональным влиянием Тегерана треугольника США — Израиль — Саудовская Аравия сбрасывать со счетов версию о внешнем влиянии было бы неверно. Но эта связка пока не проявлена со всей очевидностью.
Однако верховный лидер Ирана аятолла Али Хаменеи акции протеста в стране квалифицирует однозначно: «враги» стремятся использовать любую возможность, чтобы навредить иранскому народу, используя «деньги и оружие». В то же время заместитель министра внутренних дел Ирана по вопросам безопасности Хоссейн Зольфагари считает, что обстановка «в большинстве регионов страны нормализовалась». И этого исключать нельзя: умиротворение может произойти столь же неожиданно, как и начало протестов. Вместе с тем в Иране происходит проба сил, выявляются возможности протестного потенциала населения на базе не только неудовлетворенности экономической ситуацией в стране, идет проверка на прочность действующей с 1979 года политической системы, построенной на балансе интересов.
Любопытно, но сейчас в Иране никто не выступает в поддержку Мир-Хосейна Мусави и Мехди Карруби — лидеров оппозиции, возглавивших протесты в 2009 году. Поэтому, на наш взгляд, Вашингтон в отношении Тегерана, несмотря на громкие политические заявления, занимает пока противоречивую позицию. Трамп воздерживается открыто выступить в поддержку какой-то определенной силы в Иране. Но выбор рано или поздно ему сделать придется.
