Почему, согласно Данте, людям для самосовершенствования необходимо состояние мира и спокойствия? Какими качествами Данте наделяет потенциального правителя вселенской монархии? Как Марсилий Падуанский решает вопрос взаимоотношений светской и церковной власти? На эти и другие вопросы отвечает кандидат юридических наук Александр Марей.
Первые десятилетия XIV века в истории политической мысли ознаменованы появлением двух первых теорий секулярного политического устройства. В современной западной литературе этот период считается временем зарождения первых теорий светского государства, даже используется слово «государство», хотя я и не убежден, что это вполне корректно.
Речь идет о двух фигурах, первая из которых — это знаменитый итальянский поэт Данте Алигьери, точнее, мы знаем его как поэта и автора «Божественной комедии», хотя он написал ряд других вещей. Второй — это не менее знаменитый еретик, каноник, расстрига Марсилий Падуанский, автор трактата «Защитник мира».
Данте Алигьери (1265–1321) — флорентийский поэт, изгнанник, автор «Божественной комедии», «Пира» и, что особенно важно, трактата «Монархия», или «О вселенской монархии» — у трактата есть два названия. Когда Данте был изгнан из Флоренции (напомню, это в конце XIII — в самом начале XIV века), он довольно долго скитается по Европе и, в частности, оказывается в Париже. В этот момент император Священной Римской империи собирается в поход против папы римского. Официально декларированной целью похода является объединение Италии. И Данте покупается ровно на это, потому что для Данте принципиально важная идея, политическая идея, психологическая, жизненно важная идея — объединение Италии, создание единого итальянского пространства, единой итальянской державы. На самом деле Данте будет одним из первых провозвестников единой Италии, и именно в этом секрет его популярности, в частности, в Италии XIX века, во время Рисорджименто.
Данте пишет трактат «Монархия», адресуя его императору Людовику Богемскому. Основные положения трактата таковы: во-первых, Данте отталкивается от Аристотеля и постулирует разумную природу человека; во-вторых, каждый человек в силу своей разумности стремится к совершенству, точнее, к самосовершенствованию с целью достичь идеала. Но самосовершенствование — это работа разума, а напряженная работа разума возможна только в состоянии покоя. Человек не может самосовершенствоваться, рубя лес или засеивая поле, — это невозможно, это требует досуга.
Если мы говорим о людских коллективах (потому что люди — существа общественные, они стремятся объединяться друг с другом и совершенствоваться вместе), совершенствоваться вместе можно тоже только в состоянии покоя. А что такое состояние покоя для общественного объединения? Это состояние мира. Следовательно, людям нужен мир. И люди объединяются в общины, в города, в политические образования, в res publicae с целью достижения мира. Это высшая цель для Данте — мир и спокойствие.
Но как возможны мир и спокойствие в каком-нибудь городе республики, где коммуны рвут друг друга на части, разные лидеры никак не могут договориться о том, кто прав, кто виноват? И Данте утверждает, что это невозможно. Он знал, что говорил, у него за плечами стояла Флоренция и политическая борьба, в которой тогда он проиграл, он и его партия.
«Мир и спокойствие возможны только в монархии», — говорит Данте. Таким образом, над людьми должны стоять князья. Ибо только князь, il principe, принцепс, — в данном случае это прямой провозвестник макиавеллиевского Il Principe — может установить мир и порядок в подвластной ему общине, в городе, в республике.
Но этого мало, потому что люди все равно стремятся объединяться. Люди одни и те же по всему миру, и люди стремятся объединяться во все большие и большие объединения. Следовательно, возникает нужда во все более крупных монархиях.
Идеалом становится вселенская монархия, monarchia universalis, объединяющая всех под одной эгидой.
Кто встанет во главе? Поскольку объединяться будут республики с князьями, а князья тоже люди, и князья начнут ссориться друг с другом, если они попытаются объединиться, пытаясь договориться о старшинстве, — следовательно, во главе должен стоять человек, удовлетворяющий одновременно двум условиям: он должен быть равен им всем и должен быть выше их всех одновременно. Если идти в русле не дантовского дискурса, а в русле богословского, то напрашивается, конечно, фигура папы. Но для Данте — и здесь ключевой момент — фигура папы в данном случае совершенно невалидна. Папа для Данте — это немного другая оптика. Для Данте папа не верховный владыка всего христианского мира, а всего лишь один из феодальных сеньоров Италии, который так же наносит удары в спину, который так же интригует против других городов, это владетель Рима, одного из городов Италии. Можно вспомнить и о том, что Данте был личным врагом папы Бонифация VIII, который отвечал ему полной взаимностью — Бонифаций его тоже ненавидел.
В этой ситуации таким князем может стать только император — император, выбранный над всеми, император, объединяющий всех, император, удовлетворяющий всех. Почему он равен всем князьям? Потому что он сам один из них. Почему он выше? Потому что они его выбирают и ставят над собой своей волей — договорная фигура, выборная фигура, но вместе с тем вышестоящая.
Такой монарх обладает несколькими принципиально важными качествами, на которых Данте останавливается. Здесь Данте, конечно, немного лукавит — он пишет трактат, адресованный императору, и хочет, чтобы император услышал его. Такой монарх, во-первых, одинаково близок ко всем и одинаково удален ото всех, он как бы центр окружности, он одинаково греет всех. Во-вторых, поскольку он всеобщий монарх, то ему для себя уже ничего не надо, у него все есть, и он всего себя, все свое правление, все свои силы будет отдавать людям, подвластным ему, устраивая и поддерживая мир, необходимый людям для самосовершенствования. Здесь Данте, разумеется, немного лукавит, уповая на бескорыстие императора, но логика вполне ясна. И, наконец, третье: такой монарх избран всеми, всеми выборщиками, всеми князьями, а значит, он не может ошибаться. Поскольку он выбран всеобщей волей, все люди сразу ошибаться не могут, их воля истинна, следовательно, воля императора, продолжающая и отражающая волю всех людей сразу, тоже истинна.
Второй автор — это Марсилий Падуанский (1275–1342), он на десять лет младше Данте. Уроженец города Падуя, за свою жизнь сменил уйму профессий. Он начинал наемником, солдатом. Но, будучи солдатом на полях сражений, он увлекся медициной, стал лекарем. Более того, увлекшись медициной, он поступил в Парижский университет, окончил его, стал ректором — все по медицинской части, — попал в милость к папе, папа дал ему бенефиций, то есть источник дохода, и сделал каноником, соответственно.
Но дальше Марсилий переходит на сторону императора и изменяет папе. За что, собственно, он был отлучен от церкви, назван сыном Сатаны, проклят, осужден — после этого ему осталось только идти вместе с императором, больше некуда. Но незадача случилась в том, что император, на которого так уповал Марсилий, проиграл свою войну против папы и был вынужден отступить к себе в германские земли. Марсилий бежит с ним. Жизнь заканчивает очень печально: он попадает в опалу у императора и заканчивает жизнь, проклятый церковью, отлученный и заодно еще забытый своим покровителем.
Основное произведение Марсилия называется Defensor pacis («Защитник мира»). И понятно, что защитник мира — это, конечно, император. Основные идеи Марсилия во многом совпадают с идеями Данте, даже название «Защитник мира» говорит нам об этом.
Для Марсилия тоже принципиально важно создание единой Италии, объединение Италии именно вокруг императора, вокруг внешнего сюзерена.
Потому что папа — внутренний, он один из верхов политического поля, он не может объединить. Объединять должен тот, кто стоит вовне этой игры, то есть император.
Но Марсилий последовательнее Данте и идет дальше Данте в своей политической теории, а точнее, даже в своей критике церкви. Данте старается очень мягко обходить вопросы, связанные с церковной властью, он очень не любит Бонифация VIII, но не имеет ничего принципиально против Католической церкви.
Марсилий выступает против Католической церкви, и Марсилию принадлежит знаменитый тезис. Марсилий радикально решает проблему двух мечей, заявляя, что меч существует только один, и это светский меч. Церковь, согласно Марсилию, должна быть лишена всякой светской власти, более того — всякой принуждающей власти. И единственное, что у нее остается, — это право не наказывать и не судить, но право врачевать души. То есть церковный меч Марсилий превращает скорее в скальпель хирурга, который может только лечить.
Соответственно, церковь лишается всякой власти, и, таким образом, церковная иерархия оказывается, по сути, лишней. Марсилий не проговаривает это напрямую, он отстаивает лишь лишение церкви власти. Но в результате церковь получает у него сугубо дополнительную, вспомогательную роль. Этот тезис будет развит впоследствии Мартином Лютером, который вообще откажется от всякой церковной иерархии. В этом смысле и Данте, и Марсилий закрывают собой политическую теорию Средних веков, завершают ее, предлагая принципиально новый, уже не средневековый, но модерный секулярный политический проект.
