arzamas.academy

В издательстве «АСТ» вышла книга историков и авторов Arzamas Сергея Зотова, Михаила Майзульса и Дильшат Харман «Страдающее Средневековье». Мы публикуем отрывок их главы «Тело Христово — мужское и женское»

Младенец-мужчина

На гравюре Ханса Бальдунга Грина мы видим хорошо знакомых персо­нажей: младенца Иисуса, Деву Марию, ее мать св. Анну и св. Иосифа, мужа Марии. Но происходит что-то странное. Мария держит Иисуса на коленях, а Анна, под взглядом Иосифа, наклонившись, дотраги­вается до гениталий ребенка.

Искусствоведы объясняют происхо­дящее на гравюре как «бытовую сценку» или магический обряд. Но для чего художнику изображать подобные меди­цинские осмотры, когда речь идет не о прос­том ребенке, а о новорож­денном Спасителе? Зачем показывать Святое семейство во власти суеверий?

Средневековые люди были гораздо более откровенны в обсуждении сексуаль­ных вопросов, чем это сегодня нам представ­ляется. В частности, они прекрасно понимали, что уж если Иисус воплотился именно в мужском, а не в женском теле, то это влечет за собой определенные вопросы: был ли он в полном смысле слова мужчиной? Испытывал ли он желание? Оставался ли девствен­ником? Мог ли стать отцом?

Искусство не остается в стороне от этих сомнений. Сцена, где кто-то рассма­тривает гениталии маленького Иисуса, — это вовсе не плод извра­щенного воображения Бальдунга Грина. Его гравюра — лишь одно из многих произ­ведений, в которых создатели стремились подчеркнуть пол Божественного младенца.

Христос как человек

В 1983 году американский профессор Лео Стейнберг опубликовал книгу с интри­гующим названием «Сексуаль­ность Христа в искусстве Возрожде­ния и в современном забвении». В ней он обратил внимание читателей на то, что было всем давно известно, но так привычно, что никто уже и не заме­чал: после 1260 года в Италии худож­ники начинают раздевать младенца Иисуса. Одни поднимают полы его одеяния, чтобы показать ножки, другие облачают маль­чика в прозрач­ный хитон или пол­ностью открывают его торс. К началу XV века голый младенец, как в сцене Рождества, так и на изображениях, где мать дер­жит его на руках, становится самым обычным делом. Но это еще не все — со вто­рой половины того же столетия в европейском искусстве появляется масса приемов, которые были призва­ны направить внимание зрителя на поло­вые органы маленького Иисуса. В византийском искусстве из всего этого можно увидеть лишь обнаженные руки и ноги младенца, да и то крайне редко.

Художники были изобретательны: то вдруг, по неясной причине, припод­ни­­мается туника младенца, то внезапно заканчивается его хитон. Иисус может сам приоткрывать покрывало или свою одежду, чтобы показать нам, что он именно мальчик, а не бесполое существо. Порой в этом ему помогает мать, Дева Мария. Иногда же, наоборот, она прикрывает гениталии сына, но этот жест все равно привлекает взгляд зрителя к определенным частям тела.

Хотя маленьких детей в Средне­ве­ковье, так же, как и сегодня, часто (особенно летом) оставляли голыми, количество обнаженных младенцев Иисусов в евро­пейском искусстве XIV–XVI веков слишком велико, чтобы подобный мотив можно было объяснить простым наблюдением за реальностью. Художники изобра­жают далеко не все, что наблю­да­ют, — они могут выбирать. Так, ни на одном средневековом образе мы не увидим, как младенец Иисус ползает, хотя младенцы обычно передвигаются именно так, и никто никогда не видел в этом ничего дурного.

Потому истоки изображений нагого младенца Христа, вероятно, следует искать не в быте, а в богословии. Возможно, популярности таких образов способство­вала проповедь францис­канцев — ордена, который был невероятно влиятелен в XIV–XV веках. Они непрестанно подчеркивали, что Христос был не только Богом, но и человеком, а их лозунгом были слова nudus sequi nudum Christum — «нагим следуй за нагим Христом».

В религиозной жизни позднего Средневе­ковья на первый план выходит фигура страдающего Спасителя — человека, а уж только затем Бога. О человеческом во Христе постоянно говорили и богослов­ские трактаты, предназначенные для ученых клириков, и тексты проповедей, обращенных к мирянам. Они напо­ми­нали о том, что путь к спасению каждого верующего был открыт крестной смертью Иисуса. Однако, чтобы умереть, Бог должен был полностью стать человеком. Потому художники стремились показать не только божественную, но и зем­ную природу Христа, демонстри­ровали, что он, как и прочие люди, был наделен полом и способностью размножаться.

Связь смертности человека и его способности продолжать свой род неодно­кратно отмечалась христиан­скими богословами. Вечный Бог не подвержен смерти и не занимается размножением. Однако, вочеловечив­шись, он должен быть способен умереть и оставить потомство.

«Ведь когда праотцы наши согрешили в раю, они лишились бессмертия, дарованного им Богом, но Господь не пожелал за этот грех истребить все племя людское. Лишив мужчину бессмертия за его проступок, Он оставил ему мужскую силу для продолжения рода».
Беда Достопочтен­ный. «Церковная история народа англов». Около 731 года

Конечно, до грехопадения Адам тоже мог иметь детей. Но эта способность приобрела решающее значение для сохранения и последующего спасения человечества лишь после того, как он был изгнан из рая. Иисус принимает именно падшую челове­ческую природу со всеми ее возмож­ностями и огра­ничениями, и этим, вероятно, объясняются некоторые необычные детали в его изображе­ниях. Конечно, он, в отличие от всех остальных людей, не запятнан первородным грехом. Но последствия его — плотское желание, боль и смерть — он добро­вольно принял.

Адам и Ева до грехопадения, до того как они стали смертны, были наги и не стеснялись своей наготы. Так же и Христос, свободный от перво­род­ного греха, может своей наготы не стыдиться. Если так, то часто встречаю­щийся жест Мадонны, которая прикрывает рукой половые органы Иисуса, вероятно, был не уступкой благопри­стой­ности, а скорее попыткой матери защитить своего сына-человека от грядущих и неми­нуемых страданий и смерти. На некоторых изображениях сам младенец закрывает свои гениталии или касается их.

Сомневающиеся пастухи

Одна из самых известных женщин-мистиков позднего Средневековья — Бригитта Шведская (1303–1373). Среди ее много­численных откро­вений было и видение Рождества, в котором подчеркивалось, как важно, что Христос вочеловечился именно в мужском теле. Как рассказывала Бригитта, пастухи, пришедшие поклониться Божественному младенцу, хотели узнать, кто родился, девочка или мальчик (ведь ангелы сказали им, что на свет появился спаситель мира, а не спасительница). Выяснив это, они удалились, славя Господа.

По свидетельству Евангелия от Луки (2:21), на восьмой день после Рождества Божественный младенец был обрезан, и «дали ему имя Иисус, нареченное ангелом прежде зачатия его во чреве». Уже в VI веке Церковь установила в честь этого события праздник Обрезания Господня (1 января), а богословы стали учить, что отсечение крайней плоти Иисуса было его первым «взносом» во искуп­­ление всех христиан от власти греха и смерти. Отцы Церкви утверж­дали, что, в отли­чие от других несмыш­леных младенцев, которые проходят обряд обрезания, Иисус в этот день впервые пролил кровь за людей добро­вольно; что он дал себя обрезать, дабы подать пример послушания Закону и — по словам Бернарда Клервоского (1090–1153) — чтобы получить на своем теле «доказательство истинного человечества». Таким образом, обрезание стано­вилось первым шагом к Страстям Господним, началом жертвы.

Сцены обрезания Христа, редкие в ранне­средневековом искусстве, в XIV–XV ве­ках становятся все более и более популярны. Во многих случаях это событие (с помощью деталей, подчеркивающих страдание Младенца: крови и огромного ножа) визуально соотносилось с Распятием. На изображениях обрезания постоянно присутствует Дева Мария. В тексте Евангелия об этом не упомина­лось. И вообще ее участие прямо противоречило средневе­ковым еврейским традициям — в соответ­ствии с ними, матерям было запрещено присутствовать при обрезании своих сыновей (христианские богословы полагали, что такие же правила действовали у евреев и в евангельские времена). Известна даже одна миниатюра, на которой Дева Мария сама совершает обрезание Иисуса.

Столь активную роль Богоматери можно объяснить либо тем, что художники, представляя младенца, почти «автома­тически» включали в кадр его мать (ведь кто-то должен его держать на руках), либо тем, что они (вместе с «консуль­тантами»-богословами) ориентировались на сцену Распятия, в которой Мария всегда стояла у подножия креста. Первая жертва Христа изображалась по образцу последней.

Обручение с Богом

В одном из видений Екатерины Сиенской (1347–1380), итальянской религиоз­ной деятельницы, которую позднее признали учителем Церкви (всего такой чести были удостоены четыре женщины), Иисус духовно обручился с ней, надев ей на палец кольцо из обрезков своей крайней плоти.

«Невестою же разумная тварь стала, когда Господь принял человече­скую природу. О сладостная любовь Иисус! В знак того, что Ты взял ее в невесты, по прошествии восьми дней, во время святого Обрезания, Ты дал ей кольцо со сладостной и святейшей руки Твоей. Вы ведь знаете, моя досточтимая мать, что по прошествии восьми дней была взята плоть Его размером с ободок кольца; Бог начал с того, что выпла­тил нам залог, дабы мы имели твердую надежду на выплату сполна того, что получили на древе святейшего Креста, когда Супруг, непороч­ный Агнец, был принесен в жертву и обильно пролил кровь из всех членов тела Своего, коей смыл нечистоту и грехи невесты Своей, то есть рода человеческого. И заметьте: огонь божественной Любви дал нам не золотое кольцо, а кольцо Своей чистейшей плоти».
Екатерина Сиенская. Письмо к Иоанне, королеве Неаполитанской, 4 августа 1375 года

Изображения, где Христу обрезают крайнюю плоть, демонстрируют связь искупления и маскулинности. Однако очень важно, что хотя Иисус был муж­чиной, он, как и его мать, остался девственен. Но это была не девствен­ность евнуха, а девственность — триумф над грехом, так же как воскре­сение — триумф над смертью. Удивляющие и даже шокирующие нас детали в иконо­графии младенца Иисуса могут иметь под собой вполне каноничное теоло­гическое обоснование.

«Этот более совершенный Адам, Христос — более совершенный, потому что более чистый, — придя во плоти, дабы подать пример твоей немо­щи, предлагает тебе Себя во плоти, если только ты примешь Его, человека полностью девственного».
Тертуллиан. «О единобрачии». Около 213 года

«Что же Господь, истина и свет, сделал пришедши [в мир]? Он, приняв плоть, сохранил ее нерастленною — в девстве».
Мефодий Олимпийский. «Пир десяти дев». Конец II — начало III века

«Он [Христос] девственник от Девы, от неистленной неистленный. Поскольку мы люди и не можем подражать рождению Спасителя, будем подражать по крайней мере Его жизни… Когда уничтожается различие пола и мы совлекаемся ветхого человека и облекаемся в нового, тогда возрождаемся во Христа — девственника, который и рожден девствен­ником и возрожден чрез девственницу».
Иероним Стридонский. «Две книги против Иовиниана». Около 393 года

Неслучайно, что нагим Иисуса изображали не только в младенчестве, но и в смерти. Это, впрочем, требовало от художника большей смелости (ведь это уже нагота взрослого, а не младенца) и зачастую влекло за собой порицание публики.

Но вернемся к гравюре Бальдунга Грина. Перед нами воплощенный символ веры — Бог стал поистине человеком. Гарантом полного вочеловечивания становится св. Анна, бабушка Иисуса по плоти. Пока она ощупывает внука снизу, Иисус дотрагивается до подбородка матери. Этот почти незаметный жест для средневекового человека был наделен вполне конкретным значением. Но каким?