Карл, которого ещё при жизни назовут Великим, будущий король франков и лангобардов, герцог Баварии и император Запада, родился 2 апреля… точно неизвестно, какого года — где-то между 742 и 747 гг., источники тут дают разные даты. Отцом его был Пипин с нелестным прозвищем Короткий, король франков. Франки — это союз германских племён, захвативший под руководством некоего Хлодвига из династии Меровингов, кроме своей исконной территории в северо-западной Германии, бывшую римскую провинцию Галлию. И основавший на этой территории так называемые варварские королевства — Австразию и Нейстрию. Впрочем, это латинизированные названия, для самих франков это были Восточное владение — «Ост рейх», и Не восточное, то бишь западное, владение — «Не ост рейх». Чуть позже Хлодвиг добавил к этому ещё и южную часть современной Франции — Аквитанию, а его потомки расширили владения за счёт Бургундии и других, более мелких владений.
Впрочем, Пипин к числу потомков Хлодвига не принадлежал, да и королём, собственно говоря, он первоначально не был, а был майордомом — то есть чем-то вроде премьер-министра. Причём данную должность он унаследовал от своего отца — Карла Мартелла. Слово Мартелл означает «молот», причём имеется в виду отнюдь не плотницкий инструмент, и более всего дед героя нашего рассказа известен своими военными успехами — именно под его руководством в 732 году были при Пуатье разгромлены вторгшиеся из Испании мусульмане. Не будь этой победы, пожалуй, нынешняя шутка про мечеть Парижской богоматери могла бы стать вовсе и не шуткой. Но главное его свершение было в другом — именно он заложил основы системы, ставшей в будущем феодальной: для того чтобы иметь возможность содержать необходимую армию, начал систематически раздавать земли, причём вместе с жившими на них крестьянами, своим воинам.
Самое интересное, что земли были не его — он их под это дело конфисковал не у кого-нибудь, а у церкви, бывшей на тот момент крупнейшим землевладельцем державы франков! Впрочем, в те времена могущество пап было отнюдь не таким, чтобы они могли деятельно этому противиться: у них были большие проблемы с другим варварским королевством — лангобардским, земли которого располагались в северной Италии, и франки для них были единственной надеждой на хоть какую-то защиту. Пипин, унаследовав его должность, решил всё же отношения с церковниками исправить — земли не вернул, но обязал их новых владельцев материально компенсировать отнятое прежним. И не прогадал — когда спустя какое-то время он, как злой визирь Джафар из сказки про Аладдина, решил сместить не проявлявшего никакого интереса к государственным делам очередного короля-Меровинга и стать королём, чьи функции он и так по факту осуществлял, самому, тогдашний римский папа Захарий это полностью одобрил, а его преемник Стефан II даже посетил державу франков и лично помазал Пипина на царство. За что тот пообещал-таки папе давно чаемую защиту от лангобардов. И обещание сдержал, объявив тем войну, которую выиграл, вернув-таки престолу святого Петра многие земли в Италии из ранее захваченных теми.
Но перейдём непосредственно к герою статьи. 26 сентября 768 года он в 26-летнем (предположительно) возрасте унаследовал трон Пипина. Точнее, его половину — франкские обычаи предписывали наследством оделять всех сыновей покойного, а у Карла был младший брат, Карломан, так что королевство пришлось поделить пополам. Особой братской любви меж ними не наблюдалось, чем не преминул воспользоваться король Лангобардов Дезидерий, вернувший себе итальянские земли. Мать обоих новоиспечённых франкских королей, вдовствующая королева Бертрада, решила было всех помирить и даже уговорила Карла жениться на дочери Дезидерия — причём такая мелочь, как то, что он уже был женат, никого особо не смутила. Впрочем, умиротворение не удалось — дело шло к гражданской войне. Но… тут внезапно и, конечно же, совершенно случайно Карломан умер. Каким именно образом — историки скромно умалчивают, умер, мол, и всё тут — на всё воля божья. Но ещё до его смерти Карл отослал свою новую жену обратно к её отцу, королю лангобардов. Что было смертельным оскорблением и поводом для войны, каковая вскоре и началась.
Но для начала Карл решил разобраться с другим противником — саксами. Саксы были, как и франки с лангобардами, германским племенным союзом. Разница была в том, что они не были христианами. Государства у них тоже не было, а вот привычка грабить всех соседей, включая франков, — была. Франки отвечали им полной взаимностью — после вылазки саксов обычно следовал карательный поход в их земли. Вот такой поход и предпринял Карл в 772 году. Разрушил крепость саксов Эресбург, «низверг» одного из их идолов и, сочтя воспитательное воздействие достаточным, удалился в свои земли, тем более что были дела и поважнее немытых варваров: война с лангобардами.
Полководцем их лидер Дезидерий оказался, мягко говоря, неважным — сперва сдал без боя перевалы в Альпах, ну, а решение отсидеться в своей хорошо укреплённой столице Павии, предоставив тем самым франкам полную свободу действий в остальной части страны, иначе как идиотским назвать трудно. Тем более что у Карла хватило войск и на то, чтобы держать осаду столицы, и на то, чтобы взять второй по величине город державы лангобардов, Верону, а также кучу городов поменьше. У него даже нашлось время съездить в Рим, чтобы пообещать новому папе Адриану отдать ему чуть ли не всю центральную Италию. Затем он вернулся к Павии — к тому времени там как раз доедали последних городских крыс, поэтому вскоре Дезидерию ничего не оставалось, как сдаться на милость победителя. Ему ещё повезло — всего лишь лишили титула, который отошёл к победителю, ставшему теперь королём франков и лангобардов, а также «римским патрицием», да вынудили постричься в монахи.
Тем временем оказалось, что саксам урок, как, впрочем, и много раз до того, впрок не пошёл — грабежи продолжались. Карл почесал в затылке, соображая, что он сделал не так, и решил, что в прошлый раз наказание было слишком мягким. Поэтому на сей раз он зашёл в земли саксов глубже и перебил их в большем количестве, а кроме того, не надеясь более на их обещания, решил оставить свои гарнизоны в пограничной области — в им же разрушенном (и, очевидно, вновь отстроенном саксами) Эресбурге и другой крепости, Сигибурге. Это тоже не особо помогло — на следующий год саксы вновь начали войну, взяв многострадальный Эресбург. На сей раз Карл, очевидно, подумал, что в саксонской зловредности виновата их языческая религия, и кроме гарнизонов оставил в пограничных крепостях христианских священников с наказом крестить всех, кто под руку подвернётся. Тут официальные летописи сообщают, что де саксам это очень понравилось и они толпами валили принять крещение. Есть стойкое подозрение, что летописец несколько приврал.
Успев в следующем году вторгнуться в занятую мусульманами Испанию, потерпеть там поражение и даже потерять при отступлении свой арьергард, включая префекта Бретонской марки, некоего Хруотланда, ставшего впоследствии героем средневекового эпоса Роландом, он был вынужден вновь заняться саксами. Однако в этот раз Карл решил не ограничиваться карательным походом. Во-первых, он занял всю Саксонию. Во-вторых, разделил её на графства, которые и раздал своим людям и принявшим христианство знатным саксам. Ну и в-третьих, на сей раз его сопровождала целая армия священников под руководством некоего Виллегада — по иронии истории, англосакса, то есть не такого уж и далёкого потомка завоёванных. Однако это тоже не помогло: под руководством вошедшего в летописи саксонского вождя Видукинда те вновь восстали, разрушая церкви, вырезая франкские гарнизоны, а также своих собственных соплеменников, принявших христианство. Карл осерчал. В очередной раз предприняв поход в Саксонию, он казнил аж 4500 зачинщиков мятежа — точнее, тех, кого саксонские старейшины назвали таковыми. Кроме того, следующие три года он со своей армией продолжал «замирять» непокорных саксов, вырезая их целыми селениями. Через три года Видукинд сдался, решив, очевидно, что саксы-христиане — это всё-таки лучше, чем полное истребление, и сам согласился принять христианство.
Разобравшись, как он думал, с саксами, Карл вернулся в Италию, добив там последних независимых лангобардов из герцогства Беневенто и немного пощипав византийцев, у которых в ту пору в Италии тоже были свои владения. Попутно он заставил баварского герцога Тассилона, который и так формально был его вассалом, но сговаривался против него с Дезидерием, сначала возобновить вассальную присягу, а затем, получив доказательства заговора, и вовсе приговорил его к смерти, которую, правда, милостиво заменил постригом в монахи.
Затем он занялся другими немирными соседями — аварами, они же обры, а франки так и вовсе величали их «гуннами». Эти кочевники тюркского происхождения заняли территорию бывшей римской провинции Паннонии, приблизительно соответствующую современной Венгрии. Привычки у них были, как у всех кочевников, — по упоминаниям в древнерусских летописях о печенегах и половцах мы можем себе представить, какие именно. Любопытно, что страдали от них не только западные соседи, но и южные — славянское племя хорутан. Именно союз с последними позволил Карлу в итоге взять верх. Но авары были не просто побеждены — они были полностью уничтожены. «Погибоша аки обре», — гласила древнерусская поговорка, что свидетельствует как минимум о том, что эхо тех событий докатилось и до земель наших предков.
Тем временем покорённые вроде бы саксы вновь восстали. На сей раз Карл был не просто зол — он был в ярости. Новый его карательный поход был ещё боле кровавым, чем предыдущий. Множество саксов было вынуждено переселиться во внутренние области франкского королевства — до трети всего населения Саксонии. Само собой, преимущественно в качестве крепостных. Здесь король франков снова использовал столь удачный для него ход — союз со славянами, на сей раз с пограничным племенем бодричей, в западных источниках называемых ободритами. Конечно, они не могли знать, что тем самым предуготовили и собственную гибель: в течение веков наследники Карла будут теснить их и в итоге частью истребят, частью онемечат.
Захватил Карл и другие земли: на северо-западе — полуостров Бретань, населённый потомками бежавших от англо-саксонского завоевания бриттов, на юго-западе — часть Испании, получившую название Испанской марки, со столицей в Барселоне. Тем самым он практически удвоил территорию полученного им в наследство государства. И вот в 800 году он отправился в Рим. Там было неспокойно: папа Лев III, сменивший Адриана, умудрился рассориться с местной знатью, подвергся нападению, был избит и якобы изувечен — лишён глаз и языка. Что не помешало ему сбежать из Рима ко двору Карла, который как образцовый христианский государь, конечно же, не мог не помочь папе… на своих, разумеется, условиях. Прибыв в Вечный город, он устроил суд над оскорбителями первосвященника. Невиновность последнего в тех многочисленных грехах, в которых его обвиняли, была «подтверждена» предельно просто — папа поклялся, что он невиновен (а к нему к тому времени «чудесным образом» вернулись и зрение, и дар речи). Ну, не станет же наместник Бога на земле врать, не так ли? Папа был оправдан, его враги — осуждены. Тут, конечно, просматриваются некоторые особо актуальные сегодня традиции западного «правосудия»… Впрочем, дальше было ещё интереснее. Во время рождественской мессы папа «внезапно» возложил Карлу на голову императорскую корону (и где он её только взял-то!), а все присутствующие «в едином порыве» трижды хором воскликнули: «Да здравствует и побеждает Карл Август, Богом венчаный и миротворящий римский император!» В общем, спектакль удался. Византийцы были в шоке: они-то считали единственными законными наследниками империи себя и только себя. Строго говоря, так оно и было… де-юре. Ни Карл не имел к павшей под ударами таких же, как он, варваров-германцев Римской империи никакого отношения, кроме того, что его государство располагалось на территории её бывших западных провинций, ни папа не имел ни малейшего права дать ему этот титул (за исключением так называемого «Константинова дара» — фальшивки, составленной ещё при Пипине Коротком, где император Константин в благодарность за очередное «чудесное исцеление» якобы дарит римскому епископу ни много ни мало, а всю Западную римскую империю).
Вот так и стал Карл императором Запада… И с этого момента Византия стала его главным врагом. Правда, поначалу была иллюзия, что дело удастся решить полюбовно: на тот момент в Константинополе правила женщина, императрица Ирина, и Карл, не долго думая, к ней посватался. Опять-таки то, что он к тому моменту уже в который раз был женат, значения не имело… Но отнюдь не горящие желанием попасть под власть Карла греки Ирину свергли, а её преемник император Никифор замуж за Карла уж точно не собирался. И чего только не предпринимал новоиспечённый владыка Запада, чтобы вынудить византийских императоров признать себя таковым! Были тут меры и политические — он даже вступил в сговор с другим врагом Византии — багдадским халифом. Были и военные действия, и даже духовные меры имели место: именно франкские богословы по воле Карла вынудили папу ввести в Символ веры пресловутое филиокве, тем самым сделав неизбежным и церковный раскол. В итоге византийцы вынуждены были дать ему желаемое: в 812 году базилевс Михаил I признал-таки Карла императором Западной римской империи.
Однако та трещина, которую получил более-менее единый до той поры христианский мир, со временем лишь расширялась, в итоге превратившись в пропасть. Империя Карла просуществовала относительно недолго: уже его сын Людовик разделил её между своими тремя сыновьями, потом попытался переделить, в результате чего был ими же и свергнут с престола. Со временем западная часть империи стала Францией, восточная — Германией. Однако никогда потомки франков, да и не только они, не прекращали попыток не мытьём, так катаньем воссоздать империю Карла, созданную им по образцу Римской. Немцы в этих попытках создали один за другим аж целых три рейха — третью попытку мы все хорошо помним. Вдохновлялся деяниями Карла и Наполеон. Методы построения Западной империи тоже были позаимствованы у него: агрессия физическая, вплоть до геноцида, и духовная, вплоть до насильственного обращения. Ну, а соперником стала духовная же наследница древней Византии — Россия. Так что в каком-то смысле все мы живём сейчас в мире, созданном Карлом, которого на Западе зовут Великим, и пожинаем плоды его действий.
