Патриарх Кирилл добился полного выхода РПЦ и других конфессий из-под финансового контроля. Это еще один шаг к будущему кризису официальной религии в России, считает Константин Эггерт.
В России стало еще одной монополизированной “отраслью” больше. Владимир Путин подписал указ, который определяет понятие “паломник” и “паломническая поездка”. Короткий документ фактически отдает организацию посещений святых мест в исключительное ведение религиозных общин или уполномоченных ими структур.
Значительная часть туристических агентств, работавших с паломниками, теперь либо лишатся доходов, либо должны будут встроиться (попросту говоря – делиться) с двумя главными организаторами таких поездок – Русской православной церковью (РПЦ) и советами муфтиев. Ведь российские мусульмане тоже ездят поклониться святым местам в Саудовскую Аравию.
Главным лоббистом этого решения правительства был патриарх Кирилл. Он же добивался (и добился) того, что религиозные организации могут не подавать налоговую отчетность и платить своим сотрудникам столько, сколько захотят, а не столько, сколько полагается по Трудовому кодексу. “Паломническое” постановление, по сути, завершает превращение основных российских конфессий (точнее, их руководящих структур) в огромные и бесконтрольные фабрики по сбору и отмыванию “черной наличности”.
Структура РПЦ – строго иерархическая, напоминающая военную. Рядовой приходской священник (часто воспитывающий несколько детей) в ней совершенно бесправен, не имеет четко определенной зарплаты, его служебные обязанности безграничны. От нового решения Кремля он не выиграет.
Наоборот, собирая паломников-прихожан, будет вынужден объяснять им, почему у них практически нет выбора, как ехать и сколько за это заплатить. Говоря на бизнес-жаргоне, руководство РПУ станет главным, так сказать, бенефициаром созданной при активном участии патриарха системы.
Русская православная церковь, в отличие от других конфессий (например, ислама) – самая многочисленная религиозная община страны. Представители РПЦ любят говорить, что православных в стране едва ли не восемьдесят, а то и сто миллионов. Однако статистика, да и мой личный опыт простого прихожанина, показывает – на деле людей, живущих активной христианской жизнью, регулярно читающих Священное писание, причащающихся хотя бы раз в месяц, регулярно посещающих воскресные службы, очень немного.
По статистике “Левада-центра”, их число никогда не превышало десять, максимум двенадцать процентов от тех, кто называет себя православными. Разумеется, посещение храма – личное дело каждого. Как и пожертвование в пользу церкви. Но столь незначительное число активных верующих создает проблему для церковной структуры, обремененной большим количеством недвижимости и видящей себя одним из символов российской государственности – ей просто не хватает денег.
А бедной церковная иерархия быть не хочет. Еще будучи митрополитом Калининградским и Смоленским, нынешний предстоятель одним из первых увидел эту проблему вскоре после окончания первого религиозного бума конца 80-х-середины 90-х. Выбивание государственных льгот и строительство церковной вертикали власти стали главной составляющей его деятельности как митрополита, а затем и патриарха.
Достаточно поговорить с любым приходским священником, чтобы понять, как работает эта вертикаль. Каждый месяц каждый приход отдает определенную сверху сумму в конверте благочинному церковного округа. Тот несет более толстый “окружной” конверт епископу, епископ – митрополиту, митрополит – в Москву.
Плюс существуют государственные подряды на ремонт и реставрацию, которые часто получают близкие к церкви структуры. Ну, и православные (и не только) бизнесмены никогда не откажут губернатору, главе республики, правительства, президенту, если их попросят помочь церкви. Недаром патриарх регулярно занимает верхние строчки в неформальных рейтингах лоббистов, которые составляют российские деловые издания.
Похожая история и у мусульман – но с поправкой на то, что иерархии в исламе нет, поэтому и распределение средств идет несколько иначе. Да и жертвуют верующие-мусульмане чуть активнее православных. Но то, что вся эта система подвержена коррупции, вне зависимости от конфессии, не подлежит сомнению.
Политическому режиму это положение дел обеспечивает абсолютную лояльность официального руководства главных конфессий России и его, руководства, абсолютную управляемость. Непрозрачность финансовых дел – всегда отличный повод для вмешательства госструктур. Разумеется, если и когда эти структуры захотят вмешаться.
В обмен на возможность, так сказать, кормиться, официальные религиозные структуры полностью поддерживают политику Кремля и активно участвуют в строительстве государственной идеологии, основанной на несвободе и всесилии госаппарата. При этом с юридической точки зрения государство остается светским: оно выделяет средства только на реставрацию церквей и монастырей, которые считаются памятниками истории и архитектуры, и поддерживает социальные программы (которых, нужно отметить, немало).
Все это видит общество. Поднявшаяся в последние годы в крупных городах волна воинствующего атеизма, особенно среди молодежи и представителей среднего класса, во многом связана именно с тем, что люди отвергают лицемерие и стяжательство тех, кто призывает к аскетизму и духовности.
Иерархия РПЦ не обращает внимания на это меньшинство, считает его группой скандалистов и снобов, которых финансируют Госдеп и Сорос. Но это большая ошибка. Лозунги и взгляды протестовавших в мае против строительства храма святой Екатерины в Екатеринбурге – прообраз того, каким будет отношение значительной части общества и, вполне возможно, новой, постпутинской власти к официальной религии вообще и Русской православной церкви в частности.
Единственным выходом из этой коррупционной ловушки стало бы признание того, что погоня за числом номинально верующих и статусом разрушает церковь (и, в меньшей степени, официальные структуры других конфессий). Проще говоря, лучше быть беднее и независимее, зато более уважаемым и свободным. Но никаких признаков этого я пока не вижу. Боюсь, время краха нынешних официальных церковных структур неумолимо приближается.
