Лютер дал не дословный перевод, а свободное поэтическое воспроизведение библии на немецком языке.
Портрет Мартина Лютера. 1528 г. Лукас Кранах Старший. Источник: Музей Кобургской крепости, Германия
В сентябре 1522 года появился «Новый Завет по-немецки» с гравюрами Лукаса Кранаха к Апокалипсису Иоанна. «Сентябрьская Библия», как вскоре стали называть её, разошлась настолько быстро, что уже в декабре выпустили новое, слегка исправленное издание. Однако полная «Лютеровская Библия» появилась только в 1534 году. Ветхий Завет, написанный по-древнееврейски, а частично по-арамейски, представлял для перевода значительную трудность, в отличие от Нового Завета, и Лютеру удалось справиться с этой задачей только с целой группой переводчиков.
Старый противник реформатора Иероним Эмсер (Лютер прозвал его «козел Эмсер») сразу же после выхода Библии с явным злорадством указал ему на ряд ошибок в переводе. Но Лютера это не волновало. Он, не возражая, исправил ошибки в новых изданиях, сознавая превосходство над всеми своими противниками, ибо именно он правильно передал по-немецки смысл библейского текста, который в оборотах греческого языка не столько открывался немцам, сколько скрывался от них.
«Сентябрьская Библия» Лютера не была первой на немецком. До Лютера существовали уже 14 переводов Священного Писания на национальный язык германских княжеств. Но ни один из них не достигал красоты и силы выражения перевода Лютера. Их распространению мешало то, что язык был слишком сильно связан с лингвистическими особенностями отдельных местностей, переводчики не могли прийти к внутренней свободе, которая позволила бы им не передавать значение слов буквально, а полностью концентрироваться на смысле сказанного.
Лютер искал в Библии Христа. Из этого идейного и смыслового центра он толковал всё Священное Писание. Такая изначальная предпосылка перевода привела к духовному суверенитету по отношению к интерпретируемому материалу, без которого даже самые основательные филологические познания не могут достичь требуемой цели. Воспринимать лютеровский перевод Библии только как решение лингвистической задачи означает не понимать его. Это было не просто событием в области лингвистики, а проявлением исторического понимания, духовным деянием, включавшим в себя лингвистическую задачу, но подразумевавшим и нечто большее.
Лютер мог столь свободно дать немецкий перевод Библии, потому что был уверен в своём понимании библейской вести и уже давно осознал, что эта весть может достичь слуха людей только в виде понятного слова, которое затем поможет породить веру и в сердце. Принципы sola fide (только верой), fides ex auditu (вера из слушания), verbo solo (только словом) освободили его внутренне для обращения с языком. Стоит отметить, что Лютер общался на саксонско-тюрингском диалекте — немецкий язык, сформировавшийся в этом регионе, легче понимали и за пределами его бытования.
Лютер не был «создателем языка», как это часто утверждают. Он лишь мастерски владел вербальным искусством и не подчинялся принудительным требованиям латинской грамматики. В последующие века лютеровская Библия стала самой читаемой книгой на немецком языке, образцом и нормой для немецкого литературного языка, что отразилось на самобытности и своеобразии Германии как национального целого.
Потребность в немецком варианте Библии появилась в период общественного кризиса, созданного Реформацией. Предпосылкой для возникновения такой потребности стал тот факт, что фрагменты библейского текста оказались в центре внимания общества и стали предметом спора между классами, слоями, фракциями и группировками. А это предполагало обострение социальной борьбы, которая требовала принципиальных решений коренных проблем, а все другие средства узнать, как действовать дальше, завели в тупик.
Восстания и попытки поднять бунт на рубеже 15−16-го столетий не могли дать в это время решения, потому что они ограничивались всегда конкретными и точечными требованиями устранить несправедливость: это могли быть новые налоги, высокие цены на пиво, вино, повышение стоимости разных товаров и предполагаемые, хотя и не всегда доказуемые, обман и тёмные махинации в магистратах, повышенные феодальные поборы, злоупотребления церкви и многое другое, касающееся повседневных интересов простого человека.
Церковь с её пространными земельными владениями противостояла множеству крестьян по принципу господства и эксплуатации, хотя сама по ряду различных причин претерпевала многочисленные трудности и всё больше подвергалась критике. Следовательно, уверенность в том, что церковь может дать авторитетные сведения о воле Бога, таяла на глазах. Параллельно росло стремление обывателей, независимо от церковной иерархии, достичь ясности в этом жизненно важном вопросе. Знание Библии превратилось в потребность для тех, кто искал выхода. И не только для тех, кто обладал латинской образованностью, но всё более именно для слоёв населения, которые не читали по-латыни.
Именно в те годы, когда общественное мышление протестующих масс обывателей начало искать основания для «божественного права», поднимаясь над чисто моральной и юридической критикой существующих отношений, Лютер начинает, причём в рамках своей профессии, заниматься вопросом божественной справедливости. Он показывает, что божественная этика не имеет ничего общего с земной юстицией, отказывается от понимания морали как критерия для определения и понимания божественной справедливости и открывает своим принципом sola fide путь к новому толкованию ситуации человека, вставшего перед лицом Бога.
В споре с учёными Лютер заставил своих противников принять Библию как основу аргументации. Каждый, кто хотел участвовать в диспуте и ждал серьёзного к себе отношения, должен был основываться в своём мнении на Библии. Ссылки на решения соборов, папские декреты, на имена известных схоластов, даже на отцов церкви не принимались во внимание — известную ценность такая аргументация могла иметь лишь в том случае, если она совпадала с Библией. Всё, что не шло от Евангелия, вызывало подозрение как человеческое измышление, которое не может претендовать на статус абсолютной истины.
Один из противников Лютера, Кохлей, злобно указывал, что Новый Завет в немецком переводе настолько размножен и распространён книгопечатниками, что многие портные и сапожники, даже женщины и другие простые люди приобрели это новое лютеровское Евангелие. Едва они научились немного читать по-немецки, разбирая надпись на прянике, сразу же они бросались жадно читать Евангелие, видя в нём источник всякой истины.
Вормсский эдикт 1521 года, объявивший Лютера еретиком и запретивший распространять его работы, усилил риск, связанный с распространением реформаторских сочинений, помог привлечь внимание к спорам учёных даже тех, кто до этого не обращал на них внимание. Но решающим было, что в реформационное движение вступили города, прежде всего имперские.
При всём их различии между ними существовала общность, которая состояла в том, что церковь и клир не принадлежали к правовому союзу бюргеров, обладали привилегиями и особыми правами, юридически не были полностью интегрированы городом, короче говоря, представляли собой особое сословие. Именно это сословное качество Лютер поставил под вопрос учением о священстве всех верующих. Даже если остальные его воззрения не по всем пунктам встречали безоговорочное одобрение бюргеров, то этого пункта его учения было достаточно, чтобы привлечь благожелательное внимание горожан и снискать терпимость по отношению к лютеранским проповедям. Поэтому в городах можно наблюдать следующую регулярность в последовательности ступеней Реформации: появление сочинений Лютера, лютеранские проповеди, протестантское причащение, немецкий язык в литургии, спор о занятии должностей проповедника, пренебрежение к епископским велениям и запретам, совещания об использовании церковных и монастырских доходов для нужд общины, постановления о создании общих касс и о новых правилах богослужения, а в связи с этим экспроприация церковных и монастырских владений, в ходе которой возникали столкновения с аббатом или епископом, выливающиеся в настоящие народные волнения и бунты.
При этом новое религиозное учение Лютера не только выражало чувства рядового представителя зарождающегося среднего класса, но и углубило, усиливало эти чувства, которые анализировались уже сугубо рационально, выстраиваясь в логическую систему веры и повседневного быта. Лютер учил, что, полностью признав своё бессилие и низменность собственной человеческой природы, признав делом своей жизни искупление грехов — через полное самоуничижение в сочетании с непрерывным и богоугодным усилием (не аскетическим, а на благо всего общества), — человек может преодолеть сомнение и тревогу; что полной покорностью он может заслужить любовь Бога и обрести надежду на божественное спасение.
Как писал известный философ Эрих Фромм, «протестантизм явился ответом на духовные запросы испуганного, оторванного от своих корней, изолированного индивида, которому необходимо было сориентироваться в новом мире и найти в нём своё место».
