В западной культуре образ ёлки известен, прежде всего, как один из главных символов Рождества – история этой традиции насчитывает уже шесть веков.
Традиционное празднование Рождества в Германии в 16-м веке.
Споры о том, как и где возникла традиция украшения ёлок, ещё долго будут будоражить умы знатоков рождественских традиций. В 16-м столетии этот обычай прочно укоренился в Германии, Австрии, Эльзасе и Лотарингии. Причём сторонники Реформации всячески поддерживали нововведение, подчёркивая символику ели как аналога райского Древа познания добра и зла.
В конце 16-го века под влиянием распространяющегося протестантизма обычай дарить подарки по случаю окончания года сместился с 6 декабря (день Св. Николая) на 24 декабря. С этого момента ель становится рождественским атрибутом новой религии, а главным символом — младенец Иисус (Christkindel) вместо святого Николая, который ассоциировался с языческими культами. В центре празднований с тех пор находилась рождественская ёлка, в основание которой стали класть подарки. Младенца Иисуса со временем стали изображать в виде юной девушки в фате, облачённой в белое одеяние и золотую корону с еловыми ветвями и свечами. Она раздаёт подарки послушным детям, тогда как ужасный дед с розгами (в эльзасской традиции Hans Trapp), в свою очередь, угощает непослушных детей не желанными подарками, а плёткой. Тогда же идеологи Реформации, в частности, Мартин Лютер, отказались использовать для празднования Рождества принятые у католиков вертепы (рождественские сценки), поскольку у протестантов почитание материальных, вещественных воплощений божественного отошло на второй план. Вместо этого они заложили традицию украшения рождественских елей — ведь этот атрибут Рождества, в отличие от вертепов, напрямую не изображает ни Христа, ни иных библейских персонажей. Основными элементами символики убранства рождественской ели в этот период считаются традиционные красные яблоки, но всё чаще используют разноцветные бумажные обёртки в форме роз. Цветы являются аллюзией на слова пророка Исайи о «корне Иессееве» — дереве Иессея, или генеалогическом дереве Иисуса, намекая на происхождение Спасителя. А ещё цветы на ёлке напоминали о словах рождественского гимна Es ist ein Ros entsprungen («Выросла роза»), написанного как раз в ту эпоху.
В русской культуре ель была наделена различными сакральными значениями и ассоциировалась в основном с разного рода нечистью (чертями, лешими и прочими обитателями дремучих лесов). Слово «ель» образовалось из народного просторечия «ёлс» — одного из имен лешего, черта: «А коего тебе ёлса надо?» Ель традиционно считалась у славян деревом смерти, о чем сохранилось немало свидетельств. Существовал даже мрачный обычай: самоубийц закапывали между двумя ёлками. В некоторых местах действовал запрет на посадку ели около дома, чтобы не навлечь беду на главу семейства. До наших дней сохранился ритуал погребальных венков, сделанных, опять же, из ели. С конца 19-го века мрачный образ ели начал постепенно меняться, совместив в своей семантике два традиционных обряда: исконно-русскую траурную церемонию с еловыми венками и празднование Рождества с нарядной и пушистой ёлкой, пришедшее с Запада. Постепенно в сознании русских ель крепко соединилась с положительным символом рождественского дерева.
В России ёлка как рождественский атрибут появилась гораздо позже. В начале 18-го века Пётр I после своего путешествия в Европу издаёт указ, согласно которому предписывалось вести летоисчисление не от Сотворения Мира, а от Рождества Христова, а начало нового года («новолетие»), до того отмечавшееся на Руси 1 сентября, перенесли на 1 января, как во всём остальном христианском мире. В этом указе давались также рекомендации по организации новогоднего праздника. Примечателен тот факт, что ель фигурировала в основном как городское украшение, и в домах её никто не ставил, а приоритет был отдан праздничным фейерверкам. Символом Рождества в России ёлка станет лишь в начале 19-го столетия. Первые рождественские ели появились в домах петербургских немцев, которые ревностно оберегали привезённые с родины обычаи. А. Бестужев-Марлинский в повести «Испытание» (1831), изображая святки в Петербурге 1820-х годов, пишет: «У немцев, составляющих едва ли не треть петербургского населения, канун Рождества есть детский праздник. На столе, в углу залы, возвышается деревцо… Дети с любопытством заглядывают туда». И далее: «Наконец наступает вожделенный час вечера — всё семейство собирается вместе. Глава оного торжества срывает покрывало, и глазам восхищённых детей предстаёт Weihnachtsbaum (рождественская ель) в полном величии…».
Предположительно, мода на ёлки, как символ Рождества, распространилась при Николае I в конце 1830-х годов, после чего по примеру царской семьи ели стали устанавливать в знатных столичных домах. Постепенно рождественское дерево завоёвывало и другие социальные слои Петербурга. Во многом этому поспособствовали печатные СМИ, которые десятью годами позже заговорили о рождественской ёлке как о диковинном украшении. И с этого момента Петербург охватил «ёлочный ажиотаж». Ёлки были не дешевы, а лучшими считались те, что привозились из Финляндии (бывшей тогда ещё частью Российской империи) местными крестьянами. Популярность ели объяснялась модой на романтическую литературу — произведения Э. Т. Гофмана и Г. Х. Андерсена были хорошо известны в России.
Их произведения печатались к Рождеству специальными изданиями, предлагая детям праздничное чтение (повесть «Щелкунчик и Мышиный король» была издана в России в 1839 году). Таким образом, рождественские обряды распространились на всю империю и в дальнейшем закрепились в русской культуре. В канун Рождества 1892 года в Мариинском театре Санкт-Петербурга был впервые поставлен балет «Щелкунчик» на музыку П. И. Чайковского. С тех пор традиция постановки «Щелкунчика» на Рождество стала широко известной в европейских странах, а музыка к балету сопровождает праздничные ёлки во многих странах.
После революции мода на ёлки никуда не исчезла, и даже в 1918 году М. Горький и Н. А. Бенуа выпустили новогоднее издание для детей «Ёлка», оформленное красочными тематическими иллюстрациями известных художников. Печальный поворот в традиции празднования Рождества произошёл после смены календарей, когда в стране был введён григорианский календарь, и Новый год поменялся местами с Рождеством. Резко снизился статус праздника к 1922 году, что обусловлено ростом официальной пропаганды, направленной против религиозных праздников. Тогда 25 декабря всё ещё оставался нерабочим днем, но на праздничных мероприятиях читались лекции, разоблачающие «экономические корни рождественских праздников», давались политические сатиры и «живые картины», а рождественские ёлки превратились в «комсомольские».
К началу 1930-х годов отменили даже «комсомольские ёлки», объявив эту традицию пережитком прошлого. Очередной поворот в этой истории произошёл к середине десятилетия. Из воспоминаний Н. С. Хрущёва: «Вышли мы, сели в машину Сталина. Поместились все в одной. Ехали и разговаривали. <…> Постышев поднял тогда вопрос: «Товарищ Сталин, вот была бы хорошая традиция и народу понравилась, а детям особенно принесла бы радость — рождественская ёлка. Мы это сейчас осуждаем. А не вернуть ли детям ёлку?». Сталин поддержал его: «Возьмите на себя инициативу, выступите в печати с предложением вернуть детям ёлку, а мы поддержим». Так это и произошло». И после небольшой заметки в «Правде» новогодняя ёлка вновь вернулась к советским детям, а Рождество было окончательно упразднено. Частично, с многочисленными правками, атрибуты рождественской ёлки перекочевали в новую советскую действительность, вместе со ставшей уже традиционной встречей первых мгновений Нового года под бой курантов с бокалом шампанского, мандаринами, салатом оливье и теплыми пожеланиями на год грядущий.
