Освобождение большей части Сирии от террористов «Исламского государства» (ИГ, запрещено в России) активизировало дискуссию о будущем этой мультикультурной страны. Курды требуют от центра автономию, но Дамаск настаивает на унитарном устройстве государства. Не нравится идея автономии курдов и Турции, которая продолжает операцию «Оливковая ветвь» на севере Сирии, в ходе которой уже захвачен населенный курдами Африн. Президенты России, Турции и Ирана на своем саммите 4 апреля с.г. подтвердили, что не допустят раздела этой страны.
В арабском мире с Сирией в этнорелигиозном разнообразии могут сравниться только соседние Ливан и Ирак. Около двух третей населения Сирии составляют арабы-сунниты, остальные – религиозные и этнические меньшинства: курды, алавиты, друзы, шииты, различные группы христиан, включая ассирийцев и армян, а также туркоманы, черкесы и палестинцы.
Интересно, что после раздела Османской империи в начале XX века французские колониальные власти создали на территории исторического Леванта несколько микрогосударств – алавитское на западе, друзское (Джебель-Друз) на юге Сирии, а также Большой Ливан. Впоследствии только Ливан получил независимость, а алавитское и друзское государства вошли в состав независимой Сирии.
Сирийский кризис, по мнению экспертов, не был изначально порожден этнорелигиозной напряженностью, однако по мере развития конфликта эти подспудно вызревавшие противоречия начали принимать ясные очертания.
Еще во времена французского мандата в вооруженных силах усилились позиции различных меньшинств, в первую очередь алавитов. Относительно неравномерное представительство различных групп в структурах власти и бизнесе сохранилось и после получения независимости и прихода к власти Хафеза Асада, выходца из алавитской общины. Поэтому различные социальные проблемы, включая коррупцию, неравенство, репрессии, в сознании сирийцев нередко получали этнорелигиозную окраску.
Сегодня степень недоверия между различными общинами в Сирии, кажется, достигла максимума, и в будущем инерция этого недоверия останется реальностью еще на долгие годы.
Прямое вмешательство внешних сил только усилило разобщенность. По мнению Кирилла Семенова, руководителя Центра исламских исследований Института инновационного развития, «укреплению оппозиционного «исламистского спектра» во многом способствовало прямое вовлечение в конфликт Ирана и различных зарубежных шиитских группировок, чьи представители получили возможность открыто вести пропаганду собственных идей и заниматься вербовкой сирийских граждан». «Это еще более усугубило ситуацию, так как сирийские шииты-имамиты, или двунадесятники, которых в стране очень мало (не более 1–2%), смогли обзавестись военными формированиями непропорциональной численности благодаря покровительству Ирана, иракских шиитов и ливанской «Хезболлы», – говорит эксперт. – Подобные тенденции вызывают серьезные опасения сирийских суннитов. Они боятся, что в случае сохранения у власти Асада начнется «шиитизация» и «хомейнизация» страны в качестве платы Ирану за ту помощь, которую он оказал официальному Дамаску».
Неуступчивость властей привела только к обострению противоречий между различными этноконфессиональными общинами, особенно между суннитским большинством и алавитами. Многие алавиты по мере усиления конфликта убеждались в том, что падение режима Асада будет означать угрозу самому существованию их общины. В борьбе за выживание им пришлось заплатить высокую цену. На пике сирийского конфликта в 2015 году местные источники сообщали, что до трети боеспособных мужчин-алавитов погибли в боевых действиях.
Друзы, у которых во времена французского мандата тоже было свое микрогосударство, в целом сохраняют лояльность Дамаску. В районе Джебель-Друз, где они составляют до 90% населения, все эти годы было относительно спокойно. Сегодня у друзской общины есть свои вооруженные формирования, и на фоне разрухи в других районах Сирии их влияние, по мнению экспертов, только возрастет.
Этнические и религиозные меньшинства с самого начала были слабо представлены в рядах сирийской оппозиции. Например, в руководстве оппозиции было мало курдов, отсутствовали армяне. Присутствие алавитов в оппозиции ограничивалось выходцами из тех кланов, которые традиционно выступали противниками семьи Асадов.
Профессор кафедры современного Востока РГГУ Григорий Косач говорит, что по мере развития конфликта эта проблема только обострилась, а вовлечение в конфликт широких слоев сельского населения с его патриархальностью и суннитской религиозностью привело к еще большему конфессиональному размежеванию сирийцев.
Эксперт считает, что «постконфликтная» Сирия скорее всего потеряет некоторые группы своего христианского населения, включая армян и приверженцев сиро-яковитской и несторианских церквей (ассирийцы, халдеи и сириаки). Конфликт может привести к практически полному исходу этих общин в США, Германию и Швецию.
Сирийские христиане уезжали и до начала войны, а в 2015 году разные источники сообщали, что от 300 до 900 тыс. христиан покинули страну. Часть из них вернулись после стабилизации обстановки в прошлом году. По состоянию на 2017 год одна только Армения приняла больше 20 тыс. беженцев из Сирии – в основном этнических армян, а также несколько сот курдов-езидов.
Сирия вряд ли станет вторым Ливаном, где в политике укрепилась система конфессионализма – места в правительстве и парламенте здесь поделены между различными религиозными общинами, оформленными политически. Однако развитие конфликта уже привело к серьезным внутренним миграциям и концентрации представителей тех или иных этнорелигиозных меньшинств на территориях их традиционного расселения. Произошло то, что в Ливане в годы гражданской войны называли «кантонизацией».
Григорий Косач считает, что после разгрома ИГ на основной части Сирии конфронтация вновь происходит по линии власть–оппозиция, и самозамыкание общин и их «кантонизация» скорее всего продолжатся, что может воплотиться и в требовании автономии.
«В свою очередь, сирийские православные граждане, ранее расселенные практически по всей территории страны, вероятно, обретут собственный «кантон» – регион, прилегающий к сирийско-ливанской границе, где расположены древнейшие центры местного православия – Маалюля и Сейдная, – говорит эксперт. – Это не означает, однако, что православные верующие перестанут покидать Сирию. Их численность, которую обычно оценивают в 10% населения страны, конечно же, в немалой степени снизится».
На севере Сирии, где компактно проживают курды (около 9% населения), понятие кантонизации получило иное звучание. До начала конфликта многие сирийские курды даже не имели гражданства, курдский язык не изучали в школах, и курдское население не вписывалось в доминирующую концепцию арабского национализма.
Сегодня курды контролируют обширные территории Сирии, где создали свое квазигосударство, и дискуссия о самоопределении активизировалась после референдума о независимости в соседнем Иракском Курдистане.
Дмитрий Окрест, соавтор книги «Жизнь без государства: революция в Курдистане», говорит, что изначально Рабочая партия Курдистана (РПК) ставила своей целью построение социализма и национального государства, однако позже партия отказалась от идеи независимости в пользу федерации. Сирийские курды под влиянием идей РПК требуют от Дамаска автономии и построения в Сирии федерации. Они также хотят, чтобы Сирия в будущем не называлась «арабской» республикой.
Курдские территории состоят из трех «кантонов» – Джазира, Евфрат и Африн. «Использование слова «кантон», – говорит Окрест, – является отсылкой к швейцарским кантонам. Сегодня курды даже отказываются от прежнего названия «Рожава» («запад» на курдском) в пользу другого – Демократическая Федерация Северной Сирии (ДФСС). Таким образом подчеркивается приверженность идее единства страны».
Арабы, христиане и другие меньшинства на севере формируют свои собственные вооруженные отряды, сами выбирают своих командиров. Действует здесь и специальный совет, представляющий различные меньшинства. В некоторых районах, как, например, в освобожденной от ИГ Ракке, где арабы составляют большинство, население тоже перенимает распространенную в курдских кантонах систему местных советов.
По словам Окреста, этот подход оказался настолько успешным, что даже Турция сегодня пытается перенять эту идею и выстроить на территории захваченного Африна свои структуры власти, в которых представлены разные этнорелигиозные группы.
В прошлом году сопредседателем представительного органа ДФСС – Сирийского демократического совета – был избран араб Рияд Дарар, выступающий за федерализацию Сирии и построение демократической нации. В своих интервью Дарар говорит, что «Сирия может быть демократической страной, которая соберет всех сирийцев вне зависимости от их национальности, религиозных или этнических различий. Плюрализм и принятие различий – это основы единства такой нации».
