В древнегреческий миф, как в повествование, сложившееся в предписьменную эпоху, встроено особое устройство, с помощью которого всякий, кто переписывает или пересказывает этот миф, должен сначала выдать свое местоположение во времени и пространстве. Так и мы, пересказывая содержание мифа о Пандоре, должны определить позицию рассказчика и его — моей — аудитории. Итак, отчего это мы вообще находим важным узнавать некие подробности мифа о Пандоре?
К сожалению, ответ нам не понравится. Мы все еще живем в эпоху перехода от патриархата, от так называемых традиционных ценностей — права сильного, господства массового человека, культа развития и расширения человеческого присутствия в природе и космосе — к ценностям гуманистическим, к уважению к слабым, гонимым, бедным и больным, к взаимоуважению не на основе силы, а на основе человечности, к расширению прав и человеческих возможностей для изгнанных.
А Пандора если не главная, то одна из главных героинь вступления в мир нашего еще не кончившегося и, к счастью, пока что не прикончившего нас вчерашнего дня.
Считается, что миф о Пандоре — это очень поздняя переработка каких-то восточных сказаний, произведших столь сильное впечатление на Гесиода, что тот решился инкрустировать мифом о Пандоре главное предание греков — о происхождении мира. И он придумывает сказочку о «прекрасном зле», или κακὸν καλόν, воплощенном в Пандоре.
Женщину эту глашатай бессмертных Пандорою назвал,
Ибо из вечных богов, населяющих домы Олимпа,
Каждый свой дар приложил, хлебоядным мужам на погибель.
Хитрый, губительный замысел тот приводя в исполненье,
Славному Аргоубийце, бессмертных гонцу, свой подарок
К Эпиметею родитель велел отвести…
(Гесиод. Труды и дни. Перевод В.В.Вересаева)
С чем сравнить это новаторство Гесиода, граничащее с фальсификацией? Представьте себе, что кто-то, вознамерившись описать проблемы современного общества, вдруг объявит, что всему виной индустрия моды и секс-услуг: индустрия моды создала манекены, из которых вырос смертоносный культ сверхтощих манекенщиц, а другая научилась производить надувных резиновых женщин для психосоматических упражнений богачей, якобы опасающихся связей с настоящими женщинами. Занятно, но не слишком убедительно.
Итак, Пандора родилась не сама по себе. Как и другая женщина, знакомая нам из древнееврейской мифологии, и эта женщина была вылеплена по приказу верховного божества ― специально для того, чтобы обольстить или самого первого, или самого умного человека, или недавно покоренное божество.
Бог, создавший Адама без особого плана, счел себя вынужденным дорабатывать проект. Так возникла первая, если не считать Лилит, женщина — Ева. А греческий Зевс собирался отомстить титану Прометею за кражу огня для людей (мужчин) и велел своему одаренному сыну Гефесту создать существо, которое поставило бы границы почти бесконечным возможностям человека.
Он добился своего благодаря двум уловкам. Первая, действенность которой была подтверждена в ходе Троянской войны, навсегда прервавшей отношения между богами и людьми, ― это невероятная красота женщины. Нужно помнить, что Гефест был супругом Афродиты — ревнивым, но и ценимым самой прекрасной из богинь — теткой его отца. Поэтому и в Пандору Гефест, внучатый племянник своей супруги, вложил не только всю свою страсть к Афродите, но и всю свою ревность к жене.
Прелесть Пандоры, пробуждающая в туповатом племени мужчин неодолимую и неутолимую похоть, копировала в чем-то и мать Гефеста, умевшую отвлечь отца богов и людей от любого сколь угодно захватывающего дела.
Однако же, даже это свойство было бы терпимо и не стоило бы миру мужчин никаких особых затрат, если бы только сработанная Гефестом женщина соблюдала определенные правила. Вместо этого, и в отличие от Елены Прекрасной, вылупившейся из яйца, снесенного Ледой, Пандора была наделена четырьмя пороками: ленью, любопытством, ревностью и мстительностью.
Очевидно, что пятым пороком было лишенное всякой гармонии сочетание пороков: мы видим уже в этом наборе довольно типичные мужские стереотипы, определявшие отношение к женщине как к подчиненному биологическому подвиду — вместе и презираемому, и вожделенному, и опасному, а в чем-то весьма существенном превосходящему «старший подвид», мужчин.
Пока Прометей создавал человека вместе с братом Эпиметеем, некоторые условия технического задания соблюсти не удалось. Прометей нашел поначалу только один выход: для показа действующей модели нужно подделать условия испытаний.
Постепенно все слабости и болезни, страсти и страхи, которые человеческое существо должно было преодолевать собственными силами, Прометей прятал в глубокий пифос (бочку). К числу страстей и напастей, которые не должны были мешать человеку действовать как разумное существо, относилась и избыточная мечтательность. И эту склонность мечтать о неисполнимом Гефест отложил в свой спецхран. Только когда бочка стала переполняться, Прометей понял, что за счет внутренних ресурсов человек не пройдет приемку, и решил снабдить свое детище божественным огнем — тем самым инструментом, без которого и Зевс не был Зевсом, а Гефест — Гефестом.
Прометей понимал, что Зевс обязательно придумает что-нибудь, лишь бы разрушить его детище, раз уж сам он — как божество — не может быть уничтожен. Гесиод не уточняет, знал ли Прометей, каким именно образом Зевс добьется своего, но общепринятой и общеизвестной версией мифа является вот какое сообщение.
Прометей велит Эпиметею не принимать от Зевса никаких подарков. Тем временем Зевс отправляет свежеиспеченную Пандору прямиком к Эпиметею и притом в сопровождении бога курьеров и торговцев Гермеса. Когда же Эпиметей, предупрежденный Прометеем, отказался принять Пандору, Зевс в ярости велел Гефесту приковать Прометея к одной из гор в области нынешних Кавказских минеральных вод, где орел рвал титану бессмертную печень, еженощно отраставшую вновь и вновь после каждой трапезы птицы.
Еще одна занятная подробность, характеризующая более Зевса, чем Прометея. Чтобы запугать Эпиметея и ввести в заблуждение остальных богов, Зевс обвинил Прометея в желании сойтись с самой Афиной, которая, видимо, и заманила титана в горы, вот только вместо Олимпа, где его ждали, титан очутился на Кавказе. Этот сюжетный поворот особенно интересен: никакой встречи Афины и Прометея и быть не могло, но в подтексте этой сплетни — мысль о незадавшемся производстве совершенного человека, которое так хотелось спасти самим богам.
И только узнав, в какую беду попал его подвижник-брат, Эпиметей счел за лучшее не отказываться от подарка Зевса и взять Пандору в жены.
Как было сказано, ленивая, но любопытная Пандора скоро добралась до пифоса и собралась переложить оттуда в свою пиксиду, или в ящик, уже носивший к тому времени ее имя, хоть что-нибудь ради дальнейшего использования. Но, раскрыв бочку, она выпустила собранные Гефестом баги автономной компьютерной приставки «Человек» в исполнении Прометея. Только вмешательство Гермеса позволило хоть что-то оставить в пиксиде, герметично закрыв эту шкатулку.
Но все же многие напасти, подкарауливавшие человека и до поры до времени спрятанные в пифосе Прометея и в пиксиде Пандоры, — от безумия и старческой бесчувственности до болезней и пороков, которые молодые взращивают бездумно, а старики безумно, — вырвались наружу и с тех пор не утихают.
Писатель и мифолог Роберт Грейвс был уверен, что весь этот рассказ «не настоящий миф, а антифеминистская притча, причем не исключено, что изобретенная самим Гесиодом, хотя и на основе истории Демофонта и Филлиды. Пандору («одаренную всеми») Грейвс отождествляет с богиней земли Реей, которой под этим именем поклонялись в Афинах и кое-где. Рею пессимистически настроенный Гесиод обвинял в том, что из-за нее человек стал смертным, претерпел в жизни столько зол, а жены столь склонны к супружеским изменам.
Можно сказать, что миф о Пандоре — это хитро сплетенная идеологема «опасной и бездумной женщины, запущенной в производство без соответствующих испытаний». В схолиях к стихам Гесиода о Пандоре чувствуется желание примирить самую примитивную женоненавистническую идеологию с первыми попытками антропологической периодизации вселенной.
Согласно этой периодизации, первый урожай людей сняли в Аттике, а первый человек, Алалкоменей, сразу оказался в свите Зевса и Геры, всячески разрешал их ссоры и даже воспитывал Афину, когда та была ребенком.
Мы, однако, помним, что Афина родилась сразу во всеоружии и совершенно взрослой из головы своего отца. Он, незадолго до этого, проглотил свою возлюбленную беременную Метиду из опасения, что их общий сын свергнет Кронида. Первое поколение людей и поклонялось отцу Зевса, Крону, хотя никаких жертв они не приносили, были вегетарианцами, радостно жили, не старели и вместо смерти впадали в приятный сон. Золотое поколение и до сих пор каким-то образом сопровождает человечество в счастливых снах. Его блаженными представителями считают правдолюбцев и защитников справедливости.
С другой стороны, многим архаистам и консерваторам близка интенция Гесиода-женоненавистника, и в более поздние времена то и дело появляются на свет философы, можно сказать живущие с мифом Гесиода. Таков известный немецкий философ-пандорианец — Артур Шопенгауэр.
Гесиод и его схолиаст называют людей серебряного века «маменькиными сынками», которые так привыкли во всем подчиняться женщинам, что прославились только нытьем и сварливостью, за что Зевс их всех в конце концов и извел. О мучительном сходстве серебряновечных с людьми так называемых «серебряных веков» в императорском Риме и в царской России перед концом последней Гесиод совсем ничего не говорит. Следующее за серебряным медное поколение уже умело пользоваться оружием, их воинственность стала источником их жестокости, и медное поколение скосила чума.
Четвертое, так называемое героическое, поколение, сменившее людей медного века, было продуктом смешанных союзов богов и богинь и смертных мужчин и женщин. Это о них повествует героический эпос. Воинская и политическая слава не помешала им, однако, перед смертью и отбытием на острова блаженных отметиться в многочисленных кейсах убийства родственников, инцеста, похищения людей и так далее.
Героический век не мог бы продержаться долго, потому что как раз в самом его начале Зевс и велел создать Пандору. Гермес, сопровождавший Пандору к тяжелодуму Эпиметею, с точки зрения многих исследователей, ― это аллегория фундаментального недоверия, которое только и могут испытывать друг к другу люди и боги, даже такие чрезвычайно близкие друг другу сугубые обманщики, как Гермес и Пандора. Не забудем, что Гермес регулярно приводит Персефону к матери от Аида, а потом ведет ее назад, в подземное царство. И Евридику — сначала к Орфею, а потом — в обратном направлении — отвел Гермес-Психопомп (то есть Снаряжающий Душу в последний путь).
Трагизм людей героического века еще и в том, что они понимали невольно заложенное в Пандоре сильное эротическое начало, постоянно нуждающееся в толковании. Что же это такое — «Пандора»? А это еще и та, ради которой даже рациональный человек героического века может «отдать все». Вот почему еще Гермес сопровождает Пандору к Эпиметею. Об этой функции таинственной пары рассуждает Эрих Фромм, предчувствовавший, как и критикуемый им Зигмунд Фрейд, опасность, исходящую от плоского человека следующего века.
Да, на смену всем этим поколениям придут железные люди, главной характеристикой которых считаются уже не сами преступные деяния, но ожесточенная коллективная ложь нашего века. Вот почему нет ничего удивительного в любопытстве, с каким мы ждем новостей о Пандоре, воплощении двойной или даже тройной рекурсии. Это любопытство особенно разогрето вспышками огненного женоненавистничества, которые время от времени случаются даже в развитых странах, оставаясь печальной нормой для большинства стран земли.
Гесиод. Полное собрание текстов. Поэмы (Теогония. Труды и дни. Щит Геракла). Фрагменты (Перечень женщин или Эои. Великие Эои. Свадьба Кеика. Меламподия. Сошествие Пирифоя. Идейские дактили. Наставления Хирона. Великие труды. Астрономия. Эгимий. Горнило или Гончары). / Перевод фрагментов О. П. Цыбенко, вступ. ст. В. Н. Ярхо, комм. О. П. Цыбенко и В. Н. Ярхо. (Серия «Античное наследие»). — М.: Лабиринт, 2001.
Panofsky E.: Pandora’s Box. The Changing Aspects of a Mythical Symbol, London 1956.
Latour B.: Pandora’s Hope. Essays on the Reality of Science Studies. Cambridge (Mass.) 1999.
Lev Kenaan, V.: Pandora’ Senses: The Feminine Character of the Ancient Text, Wisconsin 2010.
Fromm, E.: Die Furcht vor der Freiheit, München 1990.
Fellmann, F.: Hermes und Pandora. Perspektiven philosophischer Hermeneutik // e-journal Philosophie der Psychologie. Pp. 1–12, 2017.
Мештерхази Лайош: Загадка Прометея. Пер. с венгерского Е. Малыхиной. М., 1976.