Почему иранцы не выносят сор из избы и ласково называют друг друга луной, а не солнцем, кто такие шахиды на самом деле, как готовить хорешты и правильно вести себя на рынке.
Честь, достоинство, доброе имя, репутация
Āberu считается одним из ключевых концептов иранской культуры. Он охватывает такие понятия, как честь и достоинство, доброе имя, репутация, престиж, и распространяется на все сферы жизни: частную, общественную, профессиональную.
Āberu может быть наделен как отдельный человек, так и семья или иная группа людей: жители одного населенного пункта, болельщики одной команды, целая нация. Задача достойного человека, обладающего āberu, — оберегать и поддерживать свой личный престиж (демонстрируя окружающим самоуважение) и одновременно престиж своей группы. «Забрать у кого-либо āberu» (āberu-ye kas-i-rā bordan) значит опозорить его; человек, лишенный āberu (bī-āberu), — подлец, тот, у кого отсутствует чувство самоуважения.
Āberu человека — это то, что о его поведении думает общественность, поэтому иранцев так заботит необходимость соответствовать ожиданиям окружающих. Нельзя «выносить сор из избы», не уметь постоять за себя, оставить без ответа оскорбление или колкость в свой адрес, не сдержать слово, выглядеть слабым, просить чужака об одолжении. К примеру, малоимущая семья постарается тепло принять и хорошо угостить гостей на собственные деньги: подобное радушие может тяжело ударить по семейному бюджету, но зато у соседей и дальних родственников не создастся впечатление, что эти люди в чем-то нуждаются и заслуживают сочувствия. Окружающим рекомендуется проявлять уважение к чужому āberu: не напоминать об оказанной услуге, чтобы не заставлять человека чувствовать себя обязанным; не клеветать и не распространять слухи, которые могут повредить чужой репутации. Чтобы сохранять āberu, нужно соблюдать и поддерживать традиции, сложившиеся в обществе.
Необходимость сохранять достоинство и доброе имя — не только общественный, но и религиозный долг: согласно Корану, Господь наделил человека достоинством и тем самым возвысил его над другими своими творениями. В ситуации, когда человек оказывается перед выбором между достоинством и жизнью, ислам велит выбрать первое, ведь человек, лишенный достоинства, не сможет оправдаться ни перед людьми, ни перед Богом.
Общепринятые неписаные правила вежливости, этикет
Приглашение в гости от малознакомого человека, предложение разделить трапезу, стремление пропустить собеседника вперед, отказ принимать плату за товар, упоминание о себе в скромной форме и почтительное обращение к собеседнику — первые проявления taʻārof, с которыми сталкиваются иностранцы в Иране. При этом далеко не всегда любезное предложение соответствует истинному намерению человека, от которого оно исходит.
Носителям других культур такое поведение часто может показаться фальшивым. Чтобы избегать недопонимания, следует помнить, что основная функция taʻārof — не сообщить о своих истинных намерениях, а сохранить лицо и позволить собеседнику сделать то же. Персидская культура диктует необходимость выказывать уважение собеседнику, быть щедрым, внимательным и предупредительным, радушным и гостеприимным, не выглядеть чванливым и самодовольным. Человек выражает готовность проявить одно из этих качеств, произнося соответствующие фразы. Его собеседник в ряде ответных фраз дает понять, что ценит эти намерения, но не желает навязываться и доставлять неудобства, — ведь не вовремя принятое предложение будет расценено как наглость и недостаток культуры и воспитания.
Торг продолжается до тех пор, пока стороны не остановятся на оптимальном решении: низший по статусу дождется, пока старший пройдет в дверь первым; покупатель будет настаивать, чтобы продавец взял деньги, пока тот не согласится; человека, предлагающего свой напиток всем за столом, поблагодарят, но предложение всерьез не воспримут.
Таким образом, для носителя иранской культуры обмен любезностями не сопряжен с обманом и не несет в себе фальши, ведь его исход предопределен общепринятыми правилами приличия. Несоблюдение меры в taʻārof не поощряется: чрезмерная, наигранная любезность осуждается как неискренняя, а излишняя прямота воспринимается как грубость и зачастую обижает и даже шокирует собеседника.
Нарочитая демонстрация собственной образованности; буквально — «продажа познаний, мудрости»
В этом случае интересно не столько само понятие — отношение к показному умствованию в иранской и русской культуре в целом схоже, — сколько модель, по которой образовано слово. В персидском языке существует некоторое количество сложных слов, имеющих в своем составе основу настоящего времени глагола «продавать» — foruši. В этих словах «продажа» — это не получение прибыли в обмен на предоставленный товар, а совокупность действий продавца на традиционном базаре, где и мелкий лавочник, и богатый купец выставляют свой товар на всеобщее обозрение, стремясь представить в наиболее выгодном свете.
Слова «продажа кокетства», «продажа кокетливых взглядов» или «продажа красоты» описывают поведение красавца (или красавицы), знающего о своей привлекательности и охотно пускающего в ход свои чары. «Продажа себя» — это когда человек рисуется, выставляет себя напоказ. «Продажей отговорок» занимается хитрец в попытках найти оправдание своему неприглядному поступку, а «продажей тонких мыслей» — человек, чья речь богата изящными иносказаниями. Аналогом таких конструкций в русском языке можно считать ироничное выражение «торговать лицом».
Метафоры, связанные с торговлей и процессом ценообразования, близки иранцу, в чьей стране центром общественной жизни традиционно был именно базар. О горделивом красавце, шествующем по базару, средневековый поэт скажет, что его улыбка так сладка, что во всем городе сахар теперь идет за бесценок, а вот терпение и выдержка подорожали необычайно. В терминах ведения торговых дел могли описываться и взаимоотношения человека с Богом: так, слово moʻāmele, или moʻāmelat, в первом значении — «торговая операция», у персоязычных суфиев означает соблюдение предписанных шариатом правил и ритуалов.
Суть, сущность, естество; буквально — «основа и уток».
Одна из первых ассоциаций с Ираном — это ковры. Персидские ковры ручной работы с давних пор ценятся в Европе, их изображения можно найти на полотнах Рубенса и Ван Дейка. Шелковые ковры с затейливыми узорами ткали как в шахских мастерских во многих городах центральной и северной части Ирана, так и на дому. Шерстяные килимы делают девушки из кочевых племен. Узор на ковре может быть орнаментом, традиционным для того или иного региона или племени, — а может, например, воспроизводить в миниатюре образ райского сада или рассказывать историю из жизни своего создателя. Зачастую ковер, собственноручно сотканный девушкой, входил в ее приданое, а после замужества ковроткачество могло служить для женщины способом приработка. Ковроткацкие станки были, а где-то и остаются привычным предметом домашнего обихода.
Неудивительно, что термины, связанные с ковроткачеством, проникли в бытовой персидский язык. Tār-o pud, буквально «основа и уток», — стертая метафора персидского языка, также пришедшая из ковроткачества. «Основа и уток» — это все человеческое существо, его естество, суть, сущность. Часто слово tār-o pud можно встретить в стихотворениях и песнях, посвященных любви к родине: «Мое естество (tār-o pud) — Иран, все мое существо — Иран. Я в чужом краю, а кибла, в сторону которой я склоняюсь в молитве, — Иран». Иранский поэт Абулькасим Лахути, вторую половину жизни проведший в СССР, так писал об Иране: «Память о тебе воткана в мое естество, Родина, о Родина!»
Ревность, гнев, самолюбие, чувство чести и достоинства, готовность оберегать и защищать.
Qeyrat — эмоциональное состояние, в котором оказывается человек, осознавший необходимость защищать свои честь и достоинство — или честь и достоинство тех, к кому он привязан, за кого несет ответственность. В иранской культуре прочно укоренено представление о том, что глава семьи должен с гневом и негодованием воспринимать любое, даже гипотетическое посягательство на безопасность, благополучие или честь своих домочадцев, ведь любое изменение в их статусе немедленно скажется и на его репутации, а неспособность позаботиться о тех, за кого он в ответе, вызовет презрение у окружающих.
Мужчина, не позволяющий своей жене или сестре вызывающе одеваться или общаться с посторонними мужчинами, поступает так, руководствуясь qeyrat, поэтому для перевода этого понятия на русский язык часто используется слово «ревность». Однако qeyrat может обладать любой человек: жена по отношению к мужу, ребенок по отношению к любимой игрушке, патриот по отношению к своей стране и всему, что с ней связано. В представлении последователей мусульманского мистицизма qeyrat присущ и Богу, который не терпит, чтобы Его рабы отвлекались от служения Ему.
Qeyrat считается достоинством и непременным атрибутом разумного и уважающего себя человека; обвинить кого-либо, в особенности мужчину, в отсутствии qeyrat значит нанести ему тяжкое оскорбление. В политическом дискурсе слово qeyrat используется, когда речь идет о готовности защищать интересы Ирана на международной арене и нежелании идти на уступки в международных переговорах.
Мученическая или героическая смерть.
В современном персидском языке словом šahādat обозначается героическая смерть, принесение своей жизни в жертву ради священных идеалов, в первую очередь связанных с религией или защитой родины. Человек, погибший такой смертью, называется шахидом.
В современном Иране слово «шахид» ассоциируется прежде всего с военнослужащими, погибшими на Ирано-иракской войне (1980–1988). Этот вооруженный конфликт официально именуется в Иране «Священной обороной» или «Навязанной войной», и сложно переоценить место, которое он занимает как в официальной идеологии Исламской Республики, так и в жизни простых иранцев. Герои, погибшие на фронте, окружены небывалым почетом: в их честь называют улицы и школы, их портретами украшают дома и площади, о них снимают фильмы и пишут книги.
Особое отношение к мученической смерти в целом характерно для иранской культуры, корни его следует искать в шиизме (представители этого направления ислама составляют подавляющее большинство населения страны, иснаашаритский шиизм — государственная религия Ирана) и в доисламских религиозных культах. «Главой шахидов» традиционно именуется внук пророка Мухаммада и третий шиитский имам, Хусейн ибн ʻАли. Он и небольшая группа его сторонников погибли от рук политических противников в битве при Кербеле в десятый день месяца мухаррама 61 года по лунной хиджре (10 октября 680 года). Годовщина этих событий по лунному календарю, Ашура, пышно отмечается в современном Иране: по улицам шествуют траурные процессии, повсеместно проводятся тазийе — траурные мистерии в память о событиях битвы при Кербеле.
Почетным титулом «шахид» именуются не только павшие на поле боя, но и государственные деятели, погибшие в ходе покушений, организованных их политическими оппонентами. Яркий пример тому — генеральный секретарь Исламской республиканской партии сейед Мохаммад Бехешти, который погиб в 1981 году в результате теракта, совершенного членами леворадикальной Организации моджахедов иранского народа.
Один из главных критериев оценки блюд иранской кухни: буквально — долго тушившийся, настоявшийся; в переносном значении — адаптировавшийся к новым условиям; достигший зрелости и совершенства.
Главные блюда иранской кухни — это хорешты, то есть приготовленные по технологии рагу блюда из мяса и овощей, которые едят вместе с рисом. Принимая гостей, хозяйка обязательно подаст на стол несколько хорештов: например, баклажанный, из мяса, зелени и фасоли, из птицы в орехово-гранатовом соусе. Чем дольше хорешт томился на медленном огне, тем он лучше; тогда его называют jā oftāde. Блюдо должно приобрести насыщенный вкус и аромат, мясо — таять во рту, на поверхности должен проступить жир. На приготовление настоящего хорешта уходит не один час, порой процесс проходит в несколько этапов в течение двух дней.
Требование быть jā oftāde предъявляется и к другим блюдам иранской кухни, таким как мясной суп абгушт, аши — несладкие каши из злаков и бобовых с добавлением мяса, зелени и овощей, шоле-зард — сладкий рисовый пудинг с шафраном, который подается на стол в дни религиозного траура. Конечно, не всякая современная хозяйка может тратить несколько часов на приготовление ужина, и в магазинах продаются консервированные хорешты или полуфабрикаты. Впрочем, этот вариант годится только для семейного ужина — гостям такое предлагать не станут.
Слово jā oftāde также используется для характеристики людей. Применительно к человеку оно значит «привыкший, обжившийся, свыкшийся, адаптировавшийся к новым условиям», например в новом коллективе или после переезда в другую страну. Еще одно значение jā oftāde — «достигший зрелости, совершенства»: так называют человека опытного, многое претерпевшего, закаленного жизнью; в этом же значении используется синоним слова jā oftāde — poxte, «вареный, приготовленный». Оппозиция «сырой, незрелый» — «вареный, зрелый» часто встречается в персидской поэзии. Один из величайших персидских поэтов, Саади, пишет: «Долгие странствия нужны для того, чтобы незрелый достиг зрелости, / — Так и суфий не обретет чистоту, пока не осушит кубка».
Близкий родственник; духовно близкий человек.
В Иране отношения между людьми в этой стране регулируются требованиями религии, для кого-то — только на публике, для других же — во всех сферах жизни. При общении с тем или иным человеком носитель иранской культуры учитывает не только привычные нам категории (пол, возраст, социальный статус и так далее), но и те, что обусловлены требованиями ислама. Едва ли не важнейшая из таких категорий — mahram (и ее антоним nāmahram).
Махрам — термин мусульманского права, обозначающий категорию близких родственников, вступление в брак с которыми запрещено (харам); соответственно, между такими людьми дозволен физический контакт, который не повлечет за собой греховных мыслей и желаний. Также mahram являются супруги по отношению друг к другу, поскольку они уже состоят в браке и физический контакт между ними не греховен. Согласно мусульманскому праву, женщина может не покрывать голову при мужчинах, которые доводятся ей mahram. А вот между мужчиной и женщиной, которые не приходятся друг другу mahram (такие люди называются nāmahram), запрещен физический контакт, в том числе рукопожатие. Однако из любых правил есть исключения: при необходимости, — например, во время медицинского осмотра — физический контакт может быть дозволен, однако лишь при условии, что ему не сопутствует удовольствие.
Метафорически понятие mahram распространяется и на духовную близость: словом mahram и в современном, и в классическом персидском языке обозначается близкий человек, задушевный друг, которому человек поверяет свои тайны. Поэт-классик Хафиз Ширази, пользующийся в Иране поистине народной любовью, пишет в одной из своих газелей: «О Хафиз! Кому мне поведать о своей сердечной тоске? Ведь в эти времена / Никто, кроме кубка с вином, не достоин быть хранителем (mahram) моих тайн».
Луна, месяц, спутник, календарный месяц; красивый, замечательный.
В классической персидской поэзии слово «луна» стало привычной метафорой для прекрасного лика; стихи персидских поэтов, начиная с отца персидской поэзии Абу ʻАбдаллаха Рудаки (вторая половина IX — первая половина Х века), полны луноликими красавцами и красавицами: круглолицыми, белокожими, будто излучающими свет. Вскоре словом «луна» стали называть не только лицо прекрасной возлюбленной, но и ее саму: «Пока я вновь не увижу лика той луны, / Оберегай ее от посягательств недоброжелателей» (Гургани, XI век); «Луна, чей стан был в точности подобен кипарису, / Красилась, глядясь в зеркальце, которое держала в руке» (Хафиз, XIV век).
Луной называет красавицу и персидский фольклор, а из фольклора и классической поэзии такое словоупотребление проникло и в современный разговорный язык: в наши дни иранец может назвать луной, например, милого малыша или красивую женщину. От некоторых, в особенности от женщин, можно услышать восторженный отзыв даже о неодушевленном предмете: «Ах, какая луна!» Подобной похвалы могут удостоиться фотография, макияж, улыбка, голос и смех, почерк, картина и даже автомобиль.
Распря, смута, волнение, мятеж, раскол, разврат, неверие, введение во грех.
В первом значении fitna (таково арабское произношение этого заимствованного слова) — плавка благородных металлов с целью проверки на подлинность. Слово fitna неоднократно встречается в Коране в значении «соблазн», «искушение» (посылаемое Богом с целью испытать на прочность веру человека), «смута», «испытание» (в том числе посылаемое Богом в наказание за грехи или неверие). Постепенно fitna стало использоваться по преимуществу для обозначения восстаний, беспорядков и гражданских войн, несущих в себе опасность религиозного раскола или таких, в которых друг другу противостоят представители различных направлений ислама. Называя конфликт fitna, одна из сторон обвиняет другую в сектантстве и стремлении внести раскол в ряды верующих.
В классической персидской поэзии смуту-fetne сеет красавец-возлюбленный, ввергая влюбленных в бедствия и заставляя их сойти с истинного пути: «Одним кокетливым взглядом, что бросил, красуясь, твой глаз-нарцисс, / Твои плутовские очи посеяли в мире сотню смут», — пишет Хафиз Ширази.
В современном Иране понятие fetne используется государственными деятелями и провластными СМИ прежде всего для обозначения массовых протестов 2009 года, вызванных переизбранием на второй срок президента Махмуда Ахмадинежада. Таким образом, политическую оппозицию обвиняют не только в разжигании беспорядков, но и в стремлении внести раскол в ряды верующих и спровоцировать граждан на совершение греховных действий. В использовании слова fetne применительно к политической оппозиции кроется намек на то, что противостояние власти может быть приравнено к неверию — тяжкому преступлению с точки зрения иранского законодательства.
Интеллектуал, свободомыслящий человек, либерал, вольнодумец, интеллигент.
В иранских реалиях rowšanfekr (буквально «с просвещенной мыслью») противопоставлен не столько человеку непросвещенному и глупому, сколько традиционалисту, ретрограду. Rowšanfekr не всегда профессионально занимаются интеллектуальным трудом и не составляют отдельный класс. Их объединяет приверженность рационализму, критический взгляд на вещи, стремление исправить существующее положение путем нововведений и реформ, отказ слепо следовать сложившимся традициям. В современном Иране конфликт между «интеллектуалами» и традиционалистами как нельзя более актуален и затрагивает все наиболее значимые сферы жизни: образование и науку, политику, религию. В полемическом запале иранец может сказать, что его оппонент не rowšanfekr: это все равно что назвать его косным и зашоренным. Другая крайность — называть оппонента rowšanfekr в уничижительном смысле и обвинять его в «низкопоклонстве перед Западом».
Сейчас первыми rowšanfekr называют государственных деятелей середины XIX века, выступавших за модернизацию страны по западному образцу. XIX век для Ирана — эпоха становления национального самосознания и «национального пробуждения». Катализатором послужило поражение Ирана в русско-персидских войнах: потеря значительных территорий заставила образованную часть населения искать причины отсталости страны. Одновременно представители иранской элиты впервые отправились в Европу и Россию, в том числе за образованием, и познакомились с новым для себя образом жизни. Они восхищались достижениями технического прогресса и порядками: отсутствием произвола со стороны властей, просвещенностью населения, заботой чиновников о процветании собственного государства. Постепенно девизом прозападно настроенных иранских интеллектуалов, сторонников прогресса и обновления, становятся законность и конституционализм.
Отношение к Западу при этом оставалось двойственным: несмотря на восхищение техническим прогрессом и т. д., иранские интеллектуалы осуждали колониальную политику Запада (что неудивительно для жителей страны, превращенной в начале ХХ века в полуколонию Британской и Российской империями).
У значительной части rowšanfekr также вызывал настороженность секуляризм: большинство деятелей эпохи конституционного движения не критиковали религию как таковую — они высказывались против распространенных в обществе суеверий и предрассудков и осуждали алчных и малообразованных мулл.
Характерная особенность иранских rowšanfekr — националистические настроения. Корни этого явления также в XIX и начале ХХ века: тогда иранцы (не без помощи европейских специалистов — лингвистов, археологов, историков религии и так далее) знакомились со своим доисламским прошлым, что оказалось важным для становления национального самосознания. Благодаря достижениям сравнительно-исторического языкознания иранцы осознали свое родство с населяющими Европу народами, также говорящими на индоевропейских языках. В стране усилились антиарабские настроения, арабское завоевание стало восприниматься как национальная катастрофа, событие, положившее конец развитию великой иранской цивилизации. Начался процесс очищения языка от иностранных, в том числе арабских, заимствований и создания научной и технической терминологии на базе исконно персидской лексики, который поддерживается на государственном уровне до сих пор.
ХХ век дал Ирану еще один тип rowšanfekr — журналистов, писателей, политических деятелей, сотрудников сферы образования, придерживавшихся левых взглядов и симпатизировавших Советскому Союзу или, позже, разделявших идеи маоизма. Подавляющее большинство иранских писателей середины ХХ века на том или ином этапе своей жизни состояло в марксистско-ленинской партии «Туде» или сочувствовало ей. Другая часть rowšanfekr стремилась найти для Ирана собственный путь, соединив полезные достижения западного мира и шиитские ценности.
Выделяют также отдельную группу rowšanfekr от религии. Это люди, имеющие богословское образование, но готовые отступить от традиционного прочтения ислама и стремящиеся примирить религию и современный образ жизни, а также склонные к диалогу с западными партнерами. В то время как традиционалист обвиняет во всех постигших Иран бедах и несчастьях внешнего врага — Запад, и прежде всего США, rowšanfekr ищет причины внутри страны и общества и предлагает исправить недочеты при помощи реформ.