Почему Синедрион не благословляет купаться после отбоя и чем грозят семинаристу «стена плача» и воспитательское совещание — в новом материале выпускника Екатеринбургской духовной семинарии Виктора Норкина.
Не так давно мне посчастливилось обнаружить один интересный документ в своем почтовом ящике, который проливал свет на воспитательную систему наших духовных заведений. Подбросил ли мне кто этот документ или же он материализовался там по мановению десницы Божьей, я не знаю. История об этом умалчивает. Чтение этого документа породило во мне воспоминания, многие истории ожили, облеклись в плоть.
Для общего понимания проблемы нужно ответить на два вопроса:
По первому пункту словарь нам говорит, что это комплекс мероприятий, направленных на формирование личности ребенка. Грубо говоря, набор механизмов, с помощью которых формируется человек определенного типа, необходимый социуму.
Латинский язык проясняет нам по второму пункту, что слово «семинария» переводится как «рассадник».
Семинарии формировались внутри христианского общества как попытки создания школ, которые бы стали рассадниками духовности и нравственности, формирующими из юношей людей нового типа и подготовили бы к такому важному и ответственному делу – рукоположению во священники.
Но что-то пошло не так, где-то произошла утечка, и плотина начала потихоньку разрушаться. Гниение и разложение растянулось на века. Уже в XVIII-XIX вв. обнаружились очевидные проблемы в этой системе, которая оказалась неспособна ни к какому адекватному воспитательному процессу. Воспоминания семинаристов, преподавателей духовных школ XIX-начала XX вв. рисуют перед нами достаточно жесткую систему, которая не только не могла воспитать никого, но всячески истребляла и уничтожала последние ростки человечности, ломая психику и разрушая жизни. Находилось, конечно, достаточное количество людей, которые встраивались в эту систему, но это были искалеченные уставничеством серые мыши, становившиеся ржавыми винтиками государственной машины, духовными чиновниками, выгоревшими угольками, неспособными вести за собой народ, делать какие-то добрые дела, стать лидерами нации.
Церковь в этот период быстро растеряла свой электорат. Революция показала истинное количество верующих в Российской Империи. За ширмой официального православия остались единицы. Остальные ринулись искать просвещения (кто у сектантов, кто у большевиков) потому, что официальное священство, воспитанное в семинариях, так и не смогло наполнить голодный народ духовным словом, не смогло дать ему никакого жизненного вектора.
После революции рассадники духовности были закрыты, но ненадолго. Бывший семинарист Джугашвили, так почитаемый частью современных «верующих», решил восстановить «справедливость» и создал новую церковь, которая получила аббревиатуру РПЦ, ставшую сегодня уже нарицательной и даже ругательной. Эта церковь оказалась легализованной потому, что ей удалось сдать все экзамены на пять в комитете госбезопасности, пройти все кабинеты, получить руководства по формированию патриотов родины. Ей разрешили все, ну, или почти все. Были открыты семинарии, которые должны были готовить не только и не столько настоящих, подкованных священников, сколько ответственных советских граждан. Портреты вождей висели в семинарских кабинетах, семинаристы воодушевленно пели советские песни, восхваляли революцию, ходили маршами. Священники и епископы служили литии по усопшим вождям, читали оды товарищу Сталину и проклинали тех, кто критиковал существующий режим, называя их агентами Запада.
Многих такое положение вещей устраивало. Духовность ассоциировалась с советизацией. Homo soveticus стал идеалом церковного человека. Утраченные в синодальной церкви идеалы духовности так и не обрели никаких прочных форм в советской церковной системе. Наоборот, советская церковная система придала синодальному уродству еще более мрачный колорит. Все самое худшее из синодального периода преумножилось в советской церкви. Стукачество, византийская сервильность перед властью, негативное отношение к знаниям, к новшествам.
Все это не могло не повлиять на воспитательную систему духовных семинарий. С таким багажом духовные школы подползли к концу XX-го века. Начало 90-х годов принесло с собой «возрождение духовности». Духовные школы стали расширяться благодаря притоку молодых людей, жаждущих какой-то духовности, искренне желающих послужить каким-то божественным смыслам и идеям, но они попадали в систему абсолютно чуждую какой-либо духовности. Семинарская система синодально-советского типа, припорошенная стремлением советского человека к наживе и разгульной свободе (в связи с тем, что на него обрушились нежданно-негаданно западные блага), превратилась в ширму. Для некоторых она становилась прыжком для будущей карьеры в церкви. Внутри такой системы быстро становится понятным, что если ты соблюдаешь все необходимые ритуалы и формы (пусть они бессмысленны, безжизненны), делаешь правильные реверансы начальству, то твоя жизнь будет устроена, карьера выстроена. Образование? Нет, оно излишне внутри такой системы. Образование — лишний груз. Многие карьерные священники так и не имеют хорошего образования.
Для других эта система оказалась разрушительной — они столкнулись с изнанкой церковной жизни и поняли, что церковь неспособна ни к каким переменам и реформам. Ее устраивает такое положение вещей. Любые пороки оправдываются и нивелируются. Протестующие против этих пороков ставятся в разряд критиков церкви, в разряд реформаторов.
Ну и третий тип людей – это большинство служителей церкви, которые занимают позицию «моя хата с краю», «я честно служу», «делаю свое дело, остальное меня не касается». Многим из этих людей, как оказалось, просто некуда деваться, они не хотят ничего менять, это обычная серая масса, которая будет в «поповках» роптать на систему, но при архиерее будет съеживаться до размера букашки с трясущимися лапками.
В этот период мы и обучались в семинарии. Путинская стабильность вовсю изливалась на граждан Российской Федерации и на Русскую Православную Церковь. Семинарии появились во многих местах страны. Наша семинария, пожалуй, была середнячком, как по размерам, так и по уровню образования. В ней обучалось чуть больше 80 человек.
В семинарию мы поступили в тот период, когда предыдущий проректор был разочарован сложившейся системой и особенно не следил за студентами. Старшекурсники развлекались как хотели, тусовались, устраивали пьянки, гулянки. В общем, жили как обычные студенты. Многих первокурсников «посвящали» в семинаристы, разъясняя положение дел в церкви, что все внутри семинарий пустая формальность, образование и диплом абсолютно бессмысленны и не нужны. Ты либо угождаешь начальству и делаешь карьеру, машешь кадилом и получаешь деньги, либо же ты становишься отщепенцем системы. Все. Остальное не имеет никакого значения и никакого смысла.
Мы проучились год. На нас особенно никто не обращал внимания, не занимался с нами ничем, никаким воспитанием. Мы посещали лекции, ходили на послушания, смотрели на изнанку церковной жизни на архиерейских банкетах, слушали старшекурсников, потихоньку втягивались в церковную систему лицемерия и владыкопоклонства. Как такового воспитания не было. Нужно было формально соблюдать то, что требовал устав семинарии. Ходить на утренние и вечерние молитвы, которые читались «на скорость» за 8-10 минут, посещать все уставные богослужения, а также не пропускать послушания. Почему-то считалось, что соблюдение всех формальностей что-то формирует из студента, придает какой-то внутренний стержень. Но все получалось наоборот, все это выхолащивало, прививало отторжение ко всему церковному.
Идеалы и представления многих разрушались достаточно быстро. В конце первого курса нам назначили нового проректора. Я уже упоминал про него в «Исповеди семинариста». Этот человек взялся за семинарию со всей «ответственностью». Он попытался создать внутри семинарии систему по формированию «нового человека» и основательно насадить в головы каждого студента семена духовности. Наша семинария стала настоящим рассадником. Вот только рассадником чего она стала? Рассадником духовности она не стала – это очевидно.
На помощь себе он привлек одного благочестивого мирянина, который стал впоследствии старшим дежурным помощником, воплощавшим насаждение духовности в головы и сердца семинаристов.
Предыдущий проректор не особо занимался бумажными делами, не проводил воспитательских совещаний. Новый проректор развернул активную бумажную деятельность, внес сильный бюрократический элемент в стены духовной школы. Семинаристы и дежурные помощники исписали тонну бумаги на прошения, объяснительные, рапорты, воспитательские совещания и т.п. Эти совещания стали одним из главных методов воспитания семинаристов у нового проректора. На них решались все вопросы духовной жизни и провинностей семинаристов, на них «рождались» новые уставные документы, регламентирующие жизнь студентов. Синедрион стал основной школой духовности, а стена плача рассказывала студентам об успехах и неудачах в духовной жизни. («Стена плача» — это доска, на которую вывешивались все «тропари» (выговоры, порицания) и благодарности студентам. Можно было точно отследить, кто является духовным человеком, а кто — отпетым грешником, достойным адских мук.)
Участие в воспитательских совещаниях мог принять каждый согрешивший, нарушивший устав семинарии или вступивший в спор с дежурным помощником. Студент писал объяснительную, а затем его вызывали на ковер. Любое нарушение устава приводило к вызову на воспитательские совещания.
Найденный мною документ свидетельствует о том, как проводились эти совещания и какие проблемы рассматривались на них.
Документ наполнен множеством канцеляризмов и бюрократических словечек, типа «на совещании присутствовали», «слушали», «постановили», «повестка дня».
«СЛУШАЛИ:
Проректора по воспитательной работе …. о необходимости ввести запрет на дозволение помощниками проректора по воспитательной работе воспитанникам …. заниматься после отбоя как личной гигиеной, стиркой и т.д., так и учебой, при этом не запрещая заниматься этим утром до подъема.
ПОСТАНОВИЛИ:
Помощникам проректора по воспитательной работе запрещать воспитанникам …., проживающим в общежитии, заниматься после отбоя как личной гигиеной, стиркой и т.д., так и учебой, при этом не запрещая заниматься этим утром до подъема».
На основании этого постановления случались частые стычки между дежурными помощниками и студентами, когда последних находили, например, стирающими белье после отбоя или выходящими из душа. На этой почве было сломано много копий и написано объяснительных.
«СЛУШАЛИ:
Проректора по воспитательной работе …. о возможности организации помывки семинаристов в душевой комнате в дополнительные дни.
Имели рассуждения по данному вопросу.
ПОСТАНОВИЛИ:
В связи с ухудшением покрасочного слоя стен в душе, ходатайствовать перед проректором по Административно-хозяйственной части ….. о проведении работ по восстановлению душа, и установки душевой кабины на втором этаже левого крыла».
С душем в нашей семинарии были серьезные проблемы. Первое время он представлял собой ужасное зрелище. Повсюду был мох, грибок, разбитый и расколотый кафель, ржавые краны со сломанными лейками для душа, дыра из душа через пол прямо на улицу и в подвал (он находился на первом этаже в углу общежития). Затем душ был отремонтирован при новом проректоре, но старший дежурный помощник повесил на него амбарный замок для реализации постановления указанного выше.
Для чего это делалось? Для точного соблюдения устава. Ключ был у вахтера на вахте. Естественно, после отбоя студенты не могли пойти помыться. Были, правда, случаи, когда дежурный помощник забирал ключ от душа, а студенты уезжали на послушания, после которых они были потные и грязные, а душ был закрыт. Тогда студенты брали ломик, сносили этот амбарный замок и спокойно мылись. После этого дежурный помощник бегал по семинарии и кричал, что кто-то нарушил благословение владыки и устав, повредил церковное имущество и пр. Нарушители так и не были найдены. Его стремление реализовать устав в этом вопросе доходило до того, что он запрещал мыться в праздничные дни, типа Крещения, потому, что вода в эти дни становится святой. Мыться нельзя, ибо мы оскверняем святую воду, которая бежит из крана. Странно, что нам разрешали ходить в туалет. Душ был прочно закрыт на амбарный замок в эти дни.
Чистишь ли ты зубы, стираешь, умываешься после отбоя — за все это ты должен написать объяснительную, ты нарушитель устава. Зато формально все соблюдено, устав исполнен, ничего не нарушено в букве закона, духовность насаждена. Как на это отреагировала личность студента? Не важно. Исполнение устава приведет к раскрытию потенциала духовности в человеке. Вот один из ярких примеров подобных нарушений Устава семинарии:
«…воспитанником 1 курса …, который был замечен дежурным помощником проректора по воспитательной работе после отбоя в коридоре крыла общежития …, в котором размещены воспитанницы Регентского отделения …, с воспитанницей этого отделения.
Вызван на Воспитательское совещание, проведена беседа. Свою вину не отрицает, обещает исправиться, говорит, что не знал о том, что данный поступок недопустим».
Без комментариев.
Проректор приступил к реализации плана активного насаждения духовности среди студентов, собрал Синедрион и выпустил следующее постановление:
«СЛУШАЛИ:
Проректора по воспитательной работе …. о необходимости с целью упразднения периодически возникающих недоразумений довести до сведения воспитанников тот факт, что помощник проректора по воспитательной работе в соответствии с временной должностной инструкцией помощника проректора по воспитательной работе «обязан постоянно» – а не только в дни своего дежурства – «участвовать в воспитательной работе» и его прямой обязанностью является следить за внешним видом и поведением воспитанников. А также, что указания помощника проректора по воспитательной работе, не несущего дежурство, относительно внешнего вида и поведения воспитанников является обязательными для выполнения».
Старший дежурный помощник после этого постановления получил все полномочия, каждый день, каждый час, каждое мгновение он мог приехать, поймать кого-то за «провинность», начать поучать, тыкать в лицо уставом и постановлениями. Все это вызвало мощный протест среди старшекурсников. Пить стали больше, забивали на послушания постоянно, ускоряли темп молитв, стебались над всем происходящим. Таких студентов становилось все больше:
«…находился в нетрезвом виде в общежитии Семинарии …, имеет за аналогичные нарушения взыскание, строгий выговор, должных выводов не делает».
На воспитательских совещаниях стало появляться все больше студентов. Коридор ломился от нарушителей устава, ожидающих посещения Синедриона.
Следующим этапом борьбы с бездуховностью студентов было следующее решение Синедриона:
«СЛУШАЛИ:
Старшего помощника проректора по воспитательной работе … о необходимости приведения в соответствие Правилам поведения воспитанников …. и традиции духовных школ РПЦ внешнего вида воспитанников».
Это постановление было попыткой реализации борьбы с «блудной» одеждой, которую носили семинаристы. Борьба с джинсами, футболками и резиновыми тапочками.
«Запрещается присутствие на уроках и в храме на богослужении или молитве в джинсовой и спортивной одежде и комнатных тапочках и т.п.».
Как сказал нам архиепископ на одной из «очередных» лекций на эту тему: «Сегодня вы носите джинсы, а завтра будете зоофилами!» Зато нам сшили дешевые кителя и брюки, которые засалились спустя пару месяцев.
«Для студентов …. форменной одеждой является китель и брюки черного цвета. Воротничок кителя должен быть подшит».
Они были из плотной дешевой синтетической ткани, в них было невыносимо жарко, но мы были обязаны носить их регулярно. Ходить в засаленной одежде было верхом духовности. Устав соблюден, духовность насажена, церковный корабль двигается вперед! Частыми формулировками на воспитательских совещаниях в отношении формы было: «небрежное ношение формы семинариста». Много бумаги было исписано на объяснительные в связи с таким нарушением.
Постановление за постановлением приводило к росту уровня духовности у семинаристов:
«СЛУШАЛИ:
Проректора по воспитательной работе … о необходимости четкого обозначения места в храме, где во время богослужения должны молиться воспитанники и дежурный помощник проректора по воспитательной работе.
Для воспитанников 1 курса — правый клирос (при условии отсутствия певчих) и пространство около киота иконы Божией Матери, для всех остальных воспитанников — первая (ближайшая к Алтарю) половина храма.
Местом молитвы дежурного помощника проректора по воспитательной работе определить пространство у выхода из храма к вахте».
Как реализовывалось это постановление? Дежурный помощник бегал за непослушными студентами, выискивая их по кабинетам, спящими в общежитии или прячущимися в каких-то других местах. Он говорил, что, пропуская, например, акафист Божьей Матери, мы «игнорируем Богородицу», нарушаем «благословение владыки», «идем против владыки и грешим против него». Во время богослужений он следил за тем, кто крестится, а кто нет; кто переминается с ноги на ногу, а кто прислонился к стенке. Всех он одергивал, заставлял креститься и стоять прямо. Во всякой мелочи он стремился реализовать духовный проект по формированию нового человека. Ничто не ускользало от его внимательного взгляда. Частыми формулировками на воспитательских совещаниях в отношении вопроса молитвы и богослужения были: «частые пропуски посещения утренних молитв; пропуск посещения Акафиста Пресвятой Богородицы».
После того, как пояс Богородицы прибыл к нам в город, воспитательские совещания стали пестрить следующими перлами в отношении ряда студентов:
«отказался нести послушания в … в период пребывания Православной Святыни – Пояса Пресвятой Богородицы, с пренебрежением относится к таинствам церкви, не желает проявлять благоговение к Евангелию и кресту».
Ничто так не отторгало от всего духовного, как принуждение к молитве. Нам говорили: «Вы пришли сюда свободно, если вы против чего-то, то это проблема в вас, а не в нас. Принуждение — это норма, ты либо соглашаешься с ним, либо нет».
Поэтому современные священники так зависимы от капризов своих руководителей — епископов. Богослужение в церкви уже давно не христоцентрично, а уставоцентрично или епископоцентрично. Христос скромно стоит на паперти, стыдясь войти на такой «совет нечестивых».
Следующим этапом духовного контроля над студентами стало постановление:
«СЛУШАЛИ:
Проректора по воспитательной работе … о том, что любая отлучка воспитанника за пределы … (общежития, учебного корпуса), за исключением пути из общежития в учебный корпус и обратно, должна быть санкционирована помощником проректора по воспитательной работе.
ПОСТАНОВИЛИ:
Воспитанникам … отлучаться из расположения учебного корпуса и общежития … (за исключением пути из общежития в учебный корпус и обратно) только после получения командировочного листа, если воспитанник направлен на послушание, в остальных случаях, только с разрешения дежурного помощника проректора по воспитательной работе».
Ситуации с командировочными листами доходили до абсурда. Многие начинали просто врать, придумывать различные отговорки для своих отбытий. Помяловский шутил про количество бабушек, которых похоронили семинаристы, отпрашиваясь у дежурных помощников.
«СЛУШАЛИ:
Проректора по воспитательной работе … о необходимости ежемесячного составления подробного отчета о нарушениях дисциплины воспитанниками.
ПОСТАНОВИЛИ:
Дежурному помощнику проректора по воспитательной работе … поручить составление отчета о нарушениях дисциплины воспитанниками в конце каждого месяца».
Было ощущение, что проректор и его свита только и живут поисками нарушений дисциплины у студентов. Старший дежпом с утра до вечера, а то и до поздней ночи находился в семинарии или общежитии, всячески выслеживая и выискивая нарушителей. Ребята спорили с ним, вступали в конфликты, пытались что-то доказать, но он тряс перед ними уставом семинарии, различными постановлениями и благословениями архиерея. В итоге студенты писали объяснительные и становились участниками очередного воспитательского Синедриона.
Все эти действия воспитателей семинарии привели к большому недовольству среди семинаристов. Не было, пожалуй, ни одного человека, кто так или иначе не конфликтовал со старшим дежпомом. Доставалось даже «святым» братьям. Пьянство и разгул усиливались. Конфликт со студентами отразился и в постановлениях Синедриона:
«Соблюдать сотрудникам воспитательского отдела при общении с воспитанниками правила благопристойности, проявлять вежливость, учтивость и деликатность в общении; говорить правильно без злобы и раздражения.
Выполнять добросовестно обязанности дежурного помощника проректора по воспитательной работе, быть мудрыми наставниками».
«СЛУШАЛИ:
Проректора по воспитательной работе … сообщение: о морально-психологической обстановке среди семинаристов;
ПОСТАНОВИЛИ:
Помощникам проректора по воспитательной работе принимать меры для разрешения напряженности среди семинаристов».
Плоды проекта по созданию нового человека в нашей семинарии видны были уже через год. Очнулись даже самые святые, многие стали жутко ненавидеть всю эту церковность, возникало отторжение, гнев, неприятие. Все эти чувства ставились в вину семинаристам, которых попрекали бесплатной едой, бесплатным жильем. Если вам что-то не нравится, то уходите, говорили они. Посыл был простой. Во всем виноваты студенты, они глубоко порочны, они исполнены греха и их нужно научить жить христианской жизнью через насаждение Устава в их умы и сердца.
Это отразилось и на студентах:
«Воспитанники … курса …
Вышеперечисленные воспитанники после подъема были обнаружены в комнате общежития еще спящими, на столе был беспорядок – остатки продуктов, грязная посуда, в том числе пустые рюмки, вероятно, накануне употребляемые для распития спиртного.
Рапорт помощника проректора по воспитательной работе … о нарушениях дисциплины, выразившихся в нарушении Распорядка дня, непослушании и дерзости по отношению к священнослужителю и помощнику проректора по воспитательной работе, воспитанниками … курса ….
Воспитанник … курса … был замечен в состоянии сильного алкогольного опьянения в общежитии …. В виду состояния дежурный помощник проректора по воспитательной работе объяснительную не взял.
Воспитанник … курса … был замечен в состоянии сильного алкогольного опьянения при выполнении послушания…
Воспитанник … был замечен курящим, без уважительной причины пропускал занятия и ужин.
Воспитанник … курса … — систематические пропуски мероприятий распорядка дня – пропуск утренних молитв, самовольный уход с послушания – вахтера общежития …, выход через окно, нежелание носить форменную одежду, … самовольный уход с Литургии, хамское поведение с дежурным помощником;
Воспитанник … курса … – с … по … пропустил 36 учебных пар без уважительных причин».
«СЛУШАЛИ:
Проректора по учебной работе … о вызывающих опасение нехристианских убеждениях воспитанника … курса …, который, не признавая догмата о воскресении Господа Иисуса Христа, упорствует в своих взглядах и тем самым вызывает смущение в среде воспитанников.
ПОСТАНОВИЛИ:
Проректору по воспитательной работе и духовнику … проводить беседы с воспитанником … курса …, с целью разубеждения последнего в его нехристианских взглядах. В случае упорства воспитанника принять меры к его отчислению».
Многие перестали ходить на послушания, пропускали богослужения, утренние и вечерние молитвы.
Начальство сильно озаботилось такой ситуацией, не понимая ее причин.
«СЛУШАЛИ:
Проректора … о:
— необходимости провести с воспитанниками беседу – в форме диалога – о должном отношении учащихся … к учебе, послушаниям и дисциплине в целом, а также и к наказаниям за нарушения дисциплины со стороны инспекции семинарии, с целью пресечь в среде учащихся тенденцию всю ответственность за свои проступки возлагать на инспекцию семинарии, а себя выставлять несчастным страдальцем».
«ПОСТАНОВИЛИ:
Воспитанники должны согласовывать свои прошения с дежурным помощником проректора по воспитательной работе, который, вникая в суть прошения, оценивает действительную необходимость просимого, а также препятствия к благословению на указанное в прошении действие (наличие послушаний, неуспеваемость по учебе, наличие прещений) и, в результате объективной и всесторонней оценки, налагает соответствующую резолюцию и регистрирует прошение в журнале учета прошений. В случае отсутствия на прошении воспитанника резолюции помощника проректора по воспитательной работе и (или) регистрационного номера прошение не рассматривается, за исключением экстренных случаев».
Старший дежпом налагал вето на многие прошения, заставлял переписывать их, всяческих издевался над студентами. Конфликт между студентами и воспитателями усиливался.
За сим последовал очередной уровень контроля со стороны Большого Брата:
«Секретарю Воспитательского совещания подготовить копию распоряжения о запрете приема пищи воспитанниками в неустановленное время без письменного разрешения дежурного помощника проректора по воспитательной работе и поместить ее в трапезной около окна раздачи пищи. Дежурному помощнику проректора по воспитательной работе обратить внимание воспитанников на данное распоряжение».
Кушать без письменного разрешения оказалось нельзя. Биологическая потребность студента должна сопровождаться соответствующей бумажкой, которая даст ему возможность утолить голод. Дворовые собаки и то более свободны в своих желаниях, чем человек, обучающийся в духовных школах.
Те, кто имели какие-то долги по учебе, попадали почти в тюремное положение:
«Не благословлять воспитанникам, имеющим отметки о нарушении дисциплины и (или) академическую задолженность, поездки из расположения семинарии, за исключением экстренных случаев, при наличии документального подтверждения экстраординарных обстоятельств».
Я уже говорил в «Исповеди семинариста», что проректор по воспитательной работе призывал ребят докладывать друг на друга, называя это духовной помощью брату своему. Любимая фраза проректора при встрече студента: «Как обстановка?» Простодушные ребята быстро докладывали ситуацию о себе и своих собратьях. Это отразилось в очередном постановлении Синедриона, обращенном к старостам курса:
«…о необходимости составления кураторами курса отчетов о проделанной работе, в которые следует включать краткие характеристики воспитанников курируемого курса».
Новый проректор внес разлад и в духовническую деятельность семинарии. В семинарии был духовник, взгляды которого за долгое время служения, претерпели кардинальные изменения. Он говорил, что пришел в одну церковь, а видит сейчас перед собой совершенную другую – гнилую, разлагающуюся тоталитарную структуру. Он говорил это открыто студентам, на лекциях и духовных беседах: «Зачем ты пришел в семинарию? Больной, что ли? Иди, получай светское образование, женись, работай в миру. Что ты ищешь в этой гнилой системе?».
Естественно, новому проректору по воспитательной работе такая ситуация не понравилась. Он обратился к архиерею, попросил назначения нового духовника для семинаристов. Этот духовник был совершенно карманный, аморфный человек, который призывал всех к рабскому послушанию и смирению. На его лекции заставляли ходить всех тех, из кого проректор пытался создать нового человека — младшие курсы. Наш курс это не коснулось — мы уже проучились год, повидали другие реалии, были заражены грехом свободы. Мы продолжали слушать своего старого духовника.
Проект «нового человека» не удался. Десятки семинаристов были раздражены, испытывали негативное отношение к церкви и всей системе в целом. Другие же влились в систему лицемерия, созданную проректором, и успешно плыли по течению. Сейчас у них хорошие карьеры в РПЦ — система пестует лицемерие, ложь, всяческую неправду, тотальное рабство и бездумное смирение перед всем. В такой системе вырастают распущенные и безвольные люди, неспособные ни к какому доброму делу, неспособные к отстаиванию правды и борьбы за нее. В этом смысле семинария является подлинным рассадником, но рассадником бюрократии и карьеризма.
Очевидно, что учебные заведения такого типа должны быть ликвидированы. Будущее церкви возможно только в свободных учебных заведениях без какой-либо системы, подчиняющей и подавляющей человека, все его самые лучшие и светлые качества.
P.S. Обращаюсь к семинаристам (бывшим и настоящим), которые прочитают эту статью. Пишите свои воспоминания о системе, рассказывайте об ее пороках, высылайте на портал «Ахилла». Только вместе мы сможем победить и преодолеть это колесо сансары, созданное зажиревшими церковными чиновниками.
