Мы, похоже, живем в эпоху наступления клерикализма – такого устройства общества, когда религиозные организации порой подменяют собой остальные институты, когда все больше власти находится в руках священнослужителей, а чуть не любая их критика может быть приравнена к преступлению. Уголовные дела по «оскорблению чувств верующих» по самым ничтожным поводам становятся рутиной, зато реальные и системные проблемы российской жизни (например, пытки в местах заключения) в речах церковных спикеров старательно игнорируются. В чем-то может быть виноват, разумеется, лишь тлетворный Запад, а у нас – разве что поддавшаяся ему интеллигенция.
Мне совершенно не нравится такое развитие событий – РПЦ, полагаю, растрачивает впустую тот огромный нравственный авторитет, который она получила авансом после падения советской власти и который очень трудно будет вернуть. Но сегодня я бы поговорил о тех людях, по которым клерикализация бьет больнее всего – о клириках. Да-да, о рядовых священнослужителях, которые честно стараются служить Богу и помогать людям, которым не важны официальные фанфары и не страшны чьи-то шуточки в интернете, которых, на самом деле, очень много – и которым сегодня очень трудно.
Напомню одно из самых знаменитых произведений русской литературы XIX века – «Кому на Руси жить хорошо». Небогатые крестьяне собираются обойти всю страну, чтобы найти тот социальный слой, который получает наибольшие выгоды от наличной власти. И первым проверяют, конечно, деревенского попа. Вот он, не сеет и не пашет, только денежки лопатой гребет… Встреча с реальным попом разочаровывает мужиков: не такое уж сладкое это житье, а главное, к каждой полученной копейке прилагается на рубль подозрительности и презрения в адрес духовного сословия.
Все изменилось с тех пор на Руси: царя нет, а равно и помещиков (по крайней мере, официально), урядники-исправники называются по-другому, купчины толстопузые сменились элегантными коммерсантами, посещающими фитнес-центры, и так далее, по списку.
И только он, сельский батюшка, остался почти таким же, каким и был полтора столетия назад, со всеми теми же проблемами. Да и городской, пожалуй, не сильно от него отличается.
Когда жизнь рядового священнослужителя попадает в поле зрения СМИ? В самом типичном случае – когда он совершает некое уголовное преступление или хотя бы становится героем скандальчика. И внимательный читатель новостей, слабо знакомый с жизнью РПЦ на собственном опыте, выстраивает такой примерно образ в голове: вот он, жадный и невежественный поп, рассекает в пьяном виде на супер-каре, купленном на доходы от беспошлинной торговли, периодически сбивая невинных граждан. Да еще и делает периодические громкие заявления в стиле пророческого стихотворения Бродского: «Входит некто православный, говорит: теперь я главный».
И никто не напишет о том, что на каждый такой скандальчик приходится тысяча скромных тружеников и искренних молитвенников, которые изо дня в день помогают множеству людей, зачастую совсем незнакомых… И я многих таких знаю лично.
Что ж, таковы свойства СМИ – питаться скандалами. Такова, к сожалению, и нынешняя политика церковных спикеров, что на епархиальном, что на патриархийном уровне – давать официозную хронику и пиарить первых лиц, тщательно избегая любых спорных вопросов (а значит, вообще всего живого). Но в последнее время публичный разговор о церковной жизни, кажется, начинает переходить на новый уровень – прежде всего в блогосфере, разумеется.
Вот только пара примеров (без имен, чтобы обсуждать проблемы, а не личностей). Мы много раз видели в телевизоре, как по разным торжественным поводам собирается на молитву множество епископов и священников, стоят стройными рядами, вместе молятся… Супруга одного из участников недавно рассказала вслух, каково это изнутри, для участников тех мероприятий. И дело было даже не в том, что тягостно стоять часами на жаре без возможности отойти в сторону, или что унизительно проходить через пункты досмотра и нарываться на грубость охранников, когда тебя позвали помолиться. Нет, основной печалью было то обстоятельство, что рядовым священникам не предложили причаститься – а значит, они на той литургии были не столько участниками, сколько массовкой для телекамер.
Пожалуй, еще лет пять назад такая жалоба осталась бы гласом вопиющего в медиапустыне. Но сегодня в блог к матушке пришли и официальные представители РПЦ, и другие рядовые участники того самого молебна, и просто случайные (и зачастую хамоватые) наблюдатели. И в этом разговоре сразу стали обсуждаться самые главные вопросы: зачем эти массовые молебны нужны, какие отношения связывают людей внутри церковных институций, в чем, наконец, смысл богослужения? Нам долгое время казалось, что все это мы знаем и так – а теперь настала пора разобраться.
И горько было видеть, как множество людей реагировало на этот разговор в духе «зажрались попы, и так всем заправляют, деньги лопатой гребут, так еще и отрабатывать не хотят». Горько просто потому, что я очень хорошо знаю именно эту семью – мало найдется людей таких бескорыстных, постоянно готовых помочь ближним и дальним, далеким от гремучего официоза и властолюбия.
Другой, куда более серьезный предмет для разговора – случаи насилия в священнических семьях. Они стали предметом разговора после совершенно вопиющего случая, когда один священник убил свою жену. Казалось бы, очень просто было объявить данного конкретного человека (по вполне ожидаемому приговору суда) преступником или сумасшедшим и сказать, что единичный случай ни о чем не говорит.
Но разговор пошел о системной проблеме. Есть ли связь между таким вопиющим случаем и проповедями Домостроя (очень, надо сказать, популярными) вплоть до того, что «баб надо ломать об колено, чтобы быть настоящим мужиком»?
Я не утрирую, именно к тому и призывал еще один священник пару лет назад – не переступая, впрочем, лично границ Уголовного кодекса. Да, психопат может оказаться где угодно, но если в некоей среде постоянно звучат голоса в оправдание семейного насилия – можно ли отрицать связь этих голосов с самими фактами насилия, особенно с теми вроде бы «малозначительными», которые не доводятся до следствия и суда (а таких историй тоже выплыло немало)?
В православной среде последних десятилетий принято было стремиться к некоему абстрактно-правильному образцу семейной жизни, скроенному в основном по книгам позапрошлого века да по фантазиям людей, которые Домостроя на себе не испытали, но решили экспериментировать на самых ближних. Что с этим делать дальше? По сути, тема у двух разговорах одна – это отношения между людьми, принадлежащими к церкви, и те ожидания, которые они предъявляют друг ко другу. Насколько соответствуют они Евангелию?
Быть священником непросто в любом случае, но быть священником в клерикальном обществе сложно вдвойне и втройне. Это значит разделять корпоративную ответственность за все то, что несет с собой клерикализм. И особенно трудно быть священником в условиях информационной закрытости, в которых живет сегодня РПЦ – проще потерпеть, «не выносить сор из избы» (правда, он уже сам начал из нее вываливаться наружу), хотя бы для того, чтобы не портить жизнь себе самому, своим близким, своему приходу. Им проще дождаться, когда об их проблемах скажем мы, не связанные этими цепями.
Печальна картина, когда самым безмолвным и бесправным оказывается человек, именуемый пастырем, но сейчас эта картина именно такова.
И трудно будет самим священникам вступить в этот необходимый и важный разговор о реалиях церковной жизни, если мы автоматически будем примерять на каждого из них злобную антиклерикальную карикатуру. Уверяю вас, им есть что сказать, и говорить об этом они потихонечку начинают, пусть не всегда напрямую. Давайте попробуем слушать, сходу не перебивая – уверен, будет сказано много важного интересного.
