Сегодня, 24 марта, читается отрывок Евангелия от Марка, в котором апостол Петр Иисуса называет Христом: «И пошел Иисус с учениками Своими в селения Кесарии Филипповой. Дорогою Он спрашивал учеников Своих: за кого почитают Меня люди? Они отвечали: за Иоанна Крестителя; другие же — за Илию; а иные — за одного из пророков. Он говорит им: а вы за кого почитаете Меня? Петр сказал Ему в ответ: Ты Христос. И запретил им, чтобы никому не говорили о Нем. И начал учить их, что Сыну Человеческому много должно пострадать, быть отвержену старейшинами, первосвященниками и книжниками, и быть убиту, и в третий день воскреснуть». В Евангелии от Матфея это свидетельство Петра передается с некоторыми подробностями: «Симон же Петр, отвечая, сказал: Ты — Христос, Сын Бога Живаго. Тогда Иисус сказал ему в ответ: блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах».
Если совсем незамысловато понимать, то есть буквально, как в Церкви в основном и привыкли (не следуя даже букве, а боясь к букве прибавить чуть ума, да и вообще элементарной внимательности, интереса, то есть той самой любви к объекту своего внимания — к Писанию, о чем некоторые любят распространяться пуще всего), то можно подумать, что Бог-Отец прямо на ухо шепнул Петру, а тот и повторил слово в слово. Бог-Отец, напомним, это Одно из Лиц Троицы, которое функционирует в полном согласии с прочими Лицами, и каждое из этих Лиц перекрестно может рассказать людям о других, что иногда и делает, поэтому так и принято понимать, что Одно из Лиц поведало Петру про Другое из Лиц, и так тот узнал и правильно ответил на такой сложный вопрос. Но оставим Лица ревнивцам, это у них важное знание, вершина даже всех возможных, «земных и неземных» знаний (передается по наследству в виде традиции). Не посягая на такие глубины, остановимся на такой приземленной мысли: Петр и прочие апостолы не просто пассивно волочились за Иисусом, а изначально имели надежду, что их Учитель и есть ожидаемый Мессия, и надежда их постепенно исполнялась наглядностью, а исполнение своих желаний, как мы знаем, и есть вера.
Петр вслух проговорил свою веру. Сегодня она скукожилась до размеров убеждения себя в чем-то, о чем особенно хорошо свидетельствует время, в которое мы живем. Сильно ли вера в то, о чем болтают по телевизору, отличается от веры в Бога? Нет, по сути эти «веры» — одинаковы. Как мы уже прежде и много раз говорили — это не вера, это доверие. А почему это одно и тоже? Потому что вера «в Бога» вообще ни о чем не говорит. Что «в Бога?» Что Бог есть? Это разве вера? Твердая уверенность что Бог есть — сама уже результат веры в то, что мир основательно добр и справедлив. «Вера в Бога» — это вторичное, побочное от веры, ее вывод. Начинать с «веры в Бога» совершенно бессмысленно, потому что так и закончится хождением вокруг Бога — на которого указали — кругами. Дальше пойдет «а как звать Бога?», потом «а что ему нравится?» и, конечно, «а как ему поклоняться?». Поклонениями такая вера заканчивается, остается абсолютно пустой и бездейственной, способной только иногда откликнуться на призыв гасить всех неверных или перед кинотеатрами устраивать концерты для населения.
Что еще «в Бога?» Что Бог «дал правильные законы»? Эка невидаль. Можно подумать государство издает неправильные законы. Государственных законов достаточно, они сполна регулируют отношения в обществе, не позволяя разгуляться злу. После Христа и всего, что сказал Павел на тему «духовных законов», вообще язык не должен был ни у кого из «духовных» поворачиваться, тему следовало закрыть две тысячи лет назад. Бесконечно мусолить про то, что над светскими законами есть еще какие-то «высшие» — это значит вообще не понимать Евангелия. Любое духовное лицо, произносящее на проповеди слово «закон», должно увольняться тотчас по причине полнейшей профнепригодности. Но однако все это по сию пору имеет место. И «вера в Бога», о которой учат, что она куда лучше веры в телевизор, и вера в исключительную важность «духовных законов». И не просто имеет место, а других мест вокруг себя не оставило, зачистив пространство такими куцыми «верами». Один скажет, что «верит в Бога», а другой, на противоположном континенте, что верит во вмешательство в выборы президента Америки и отравление бывшего шпиона — по сути, степень накала и у той, и другой веры одинаковая. Вялая, ни к чему не обязывающая.
У вторых «вера» даже чуть динамичнее и агрессивнее. Хотя, впрочем, на словах только, лишь потому, что массовка крупнее, перекличка более громкая. Вера «в» — во всякое, одним словом — это просто доверие тому, что кто-то сказал, наболтал или написал золотыми буквами на бархате. Не вера. Не было бы золотых букв, верил бы в отравление. Но Христос, как можно понять из диалога с Петром, ждал, когда апостолы сами сделают для Себя вывод о том, Кто Он. Не внушал им такую «веру», что Он «Мессия, Меня слушаться». Потому что это была бы не вера, а внушение. Это было бы сказано «плотью и кровью». Вера в то, что Иисус есть Мессия, пришла к апостолам не оттого, что они видели могущество, власть, способность договариваться, «вести дела», а потому что все поступки Его были честными, добрыми, слова были о справедливости и ответственности людей друг за друга. И дела. И укладывалось в исконную веру апостолов о конечном торжестве добра.
Потому на тот момент в ходивших за Христом учениках не вмещалась мысль, что, как говорил им Учитель, Ему «много должно пострадать, быть отвержену старейшинами, первосвященниками и книжниками, и быть убиту, и в третий день воскреснуть». На тот момент они думали еще, что добро и справедливость, войдя в мир, не будут иметь уже никаких препятствий и доведут человечество до победного конца. Не могут быть «убитыми». И лишь после Воскресения они поймут, что война еще только началась, а за окончательную победу придется еще многим умирать, чтобы всем потом жить вместе.
