Весь Великий пост на субботних и воскресных литургиях из апостольских посланий отрывками читается Павлово «Послание к Евреям». Недавно мы уже высказывались общими словами о цели, назначении послания, говоря, что это полноценный богословский трактат, который совсем кратко можно назвать трактатом «о вере».
Послание — это во многом предупреждение соплеменникам о том, что, трактуя веру как простое исполнение закона, они упускают в вере то главное, чем она является. Что вера — это желание поступать по доброму. Совпадение ее побудительных мотивов с законом, говорит не о верховенстве закона, а о том, что закон в целом правильно истолковывает человеческие желания поступать по правде. По той правде, которая Божия, то есть исконная, свойственная основам мироздания. Закон в свою очередь есть вербализация правды, но никаких слов не хватит, чтобы всю правду высказать, она скорее видна «в облаке свидетелей» (Евр. 12:1) и таковая понятна без слов и без статей закона.
Павел очень разными словами и различными примерами из своей жизни, из жизни древних библейских героев, говорит о том, что свободное исполнение своих желаний куда эффективнее простого исполнения требуемого. Предлагает взамен закона всем иметь простые, добрые желания, по крайней мере, в себе самом, в «сокровенном сердца человеке» — по выражению апостола Петра — прислушиваться только к таким и такие же лишь исполнять. Так исполнится закон без всякой заботы о его исполнении.
А в послании Коринфянам апостол Павел прямо говорит, что исполнять правду ему просто нравится, что в безделии или принуждении он испытывает дискомфорт: «Если я благовествую, то нечем мне хвалиться, потому что это необходимость моя, и горе мне, если не благовествую, если делаю это добровольно, то имею награду; а если недобровольно, то лишь исполняю служение». И на этом не останавливается, сообщая, что, конечно, как трудящийся, имеет права пользоваться плодами труда своего:
«Разве не знаете, что священнодействующие питаются от святилища? что служащие жертвеннику берут долю от жертвенника? Так и Господь повелел проповедующим Евангелие жить от благовествования».
Но, имея права, человек неизбежно уже понимает дело свое как обязанность. Поэтому, не желая быть никому обязанным, Павел отказывается и от своих прав: «Но я не пользовался ничем таковым. И написал это не для того, чтобы так было для меня. Ибо для меня лучше умереть, нежели чтобы кто уничтожил похвалу мою». А не будучи никому ничем обязанным, может говорить свободно: «За что же мне награда? За то, что, проповедуя Евангелие, благовествую о Христе безмездно, не пользуясь моею властью в благовествовании. Ибо, будучи свободен от всех, я всем поработил себя, дабы больше приобрести».
Павел говорит, что ему это просто нравится. Не стесняясь, он говорит, что делает свое дело с удовольствием, не имея над собою никакого принуждения. Удовлетворение от того, что исполняешь доброе дело без всякого принуждения, и есть для него наивысшая награда. Поэтому, говорит он, «ябегу не так, как на неверное, бьюсь не так, чтобы только бить воздух» (здесь не очень удачно выполнен Синодальный перевод, имеется в виду: «не топчусь на месте, не молочу воздух»).
Итак, для Павла вера — это слушать свои самые добрые желания и стремиться их скорее исполнить. Бегом. Он любит употреблять глаголы, обозначающие стремительные движения: «Не знаете ли, что бегущие на ристалище бегут все, но один получает награду? Так бегите, чтобы получить». По этой же причине самодисциплину он понимает как тренировку к бегу. Не потому, что это «требует закон». А потому, что так бежать легче, ибо «все подвижники воздерживаются от всего: те для получения венца тленного, а мы – нетленного».
«Гонитесь любовью, ревнуйте возвышенного» (синодальный перевод здесь очень неудачно переводит как «достигайте любви», о чем мы уже говорили) — вот чем настраивает Павел своих читателей. «Любовью» — то есть не останавливайте своего интереса. Без любви, без интереса к тому, что ты делаешь, вера зачахнет. То есть можно подытожить, что для апостола исполнение всех благих естественных человеческих мотивов и есть «исполнение Божией Правды»: «Теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше» (здесь «больше» скорее «эффективнее»).
Христианская проповедь, надо признать, очень плохо освоила эти «три». С любовью обошлась хуже всего, по сути вычеркнув ее из списка тем, что понятие просто переназначилось. Сделалось чем-то совершенно невнятным, о чем под духовным зонтиком возле духовного пруда на духовной скамейке духовно вздыхается. Надежду прочно изолентой прикрутили к терпению, там она до сих пор и елозит, мечтая вызволиться, а вот веру склоняли и склоняют по сию пору самым причудливым образом.
Слово, понятие это впитало в себя слишком много надуманного. Приноровились говорить, что покудова вера невидима, то и судить о глубине ее или качестве в человеке снаружи нельзя. В отдельном человеке может быть и нельзя. Однако суммарный результат ее очень хорошо заметен. Он ничтожен. Не особо видать бегающих, гонящихся, стремящихся да или просто «горящих». Рассказывают, конечно, про некоторых, что сидит в келье на сухарях и «горят верой». Но это сомнительно. Тлеют, разве что.
Павел учил христиан бегать. Тренировать себя в этом беге. И лишить себя всех прав на похвалу или награду. Предупреждая, что остановка равна возвращению к закону, от которого уже никуда не только не убежишь, но даже сдвинуться не сможешь.
