С возникновением протестантизма Европа на полтора века погрузилась в религиозные войны. Как интеллектуалы, так и часть правителей того времени вынуждены были обратиться к наследию античности, в котором видели способ придти к терпимости и остановить повсеместное насилие. Первый шаг к веротерпимости сделали французские правители, взяв от итальянских гуманистов понятие “толерантности”, которое означало тогда “выносливость” прежде всего по отношению к боли, а также “склоняться перед Божественной волей”. В завоевании западным миром основных свобод Франция сыграла главную роль как в начале этого процесса, так и в конце его – принятием Декларации прав человека в 1789 году.
Книга французского историка Жана Мари Констана “Повседневная жизнь французов во времена Религиозных войн” (изд-во “Молодая гвардия”, 2005 год) посвящена одному из самых драматических периодов в истории Франции – Религиозным войнам, длившимся почти сорок лет. Противостояние католиков и гугенотов в этой стране явилось частью общеевропейского процесса, начавшегося в XVI веке и известного под названием Реформации. Констан показывает, как французское общество (как католики, так и протестанты) постепенно переходило от проявления религиозного фанатизма к терпимости. В ознакомительных целях мы приводим отрывок из книги, в котором рассказано о появлении понятия “толерантность”, которое сегодня является основой жизни цивилизованных обществ.
Слова “толерантность” (“терпимость”) в том смысле, который вкладывается в него сегодня, во французском языке XVI века не существовало. Латинское слово tolerantia означало “терпение”, “выносливость” прежде всего по отношению к боли. Кальвин употребляет его в значении “переносить”, склоняться перед Божественной волей. Употребляя это слово, великий новатор в области хирургии Амбруаз Паре подчеркивает, что речь идёт о перенесении, о сопротивлении болезни.
Индоевропейский корень слова означает “несение”, “поддержка”, но постепенно это значение исчезло, уступив место понятию из области морали: терпение в несчастиях, нас постигших. Таким образом, эдикт о толерантности в религиозной сфере представлял собой своеобразное сопротивление злу: следует быть снисходительным к вещам, которые, на наш взгляд, не слишком хороши.
Смысл, вкладываемый в слово “толерантность” в настоящее время, родился в XVIII веке, причем сначала возникло слово с противоположным значением, то есть “нетолерантность” (“нетерпимость”). Для Вольтера и Дидро нетерпимость означала тиранию, отказ от дискуссий, авторитаризм. И, по контрасту, “толерантность” (“терпимость”) стала рассматриваться как истинная добродетель.
Тем не менее, хотя понятия толерантности ещё не существует, ростки её начинают пробиваться в трудах итальянских гуманистов XV века Николая Кузанского, Марсилио Фичино и Пико делла Мирандола, находившихся под сильным влиянием неоплатоников. Они полагали, что все религии, даже несовершенные, были приемлемы в той мере, в какой они были искренни. Для них только нечестие заслуживало гнева и мщения. Они не могли согласиться с тем, что такие замечательные люди, как Солон или Марк Аврелий не попадут в рай, где пребывают души блаженных: христианство казалось им продолжением греко-римской цивилизации.
Марсилио Фичино (1448-1492), священник, каноник, глава флорентийских неоплатоников, друг Лоренцо Медичи, хотел более чистой религии, более личностной, которая стала бы своеобразным синтезом христианства и Античности. Для него философия Пифагора и Платона нисколько не противоречила идеям Отцов Церкви: Оригена, блаженного Августина, святого Фомы Аквинского. Бог-творец создавал идеи, совершенные образцы. Идея воплощалась в красоте, выраженной в иерархии и гармонии. Господь мыслился мировым архитектором, верховным художником, силой, дающей миру душу. Бог для Марсилио Фичино представлялся духовным кругом, центр которого находился повсюду, а окружность нигде. Поэтому подняться к Богу можно было посредством разума, художественного творчества и любви к прекрасному.
Первое поколение гуманистов не было знакомо с учением Лютера – в отличие от пришедших им на смену Эразма, Гийома Бюде, Томаса Мора, Лефевра д’Этапля. И хотя второе поколение гуманистов пребывало в том же состоянии духа, что и их предшественники, им, в отличие от гуманистов первого поколения, пришлось столкнуться с расколом западного латинского христианства, и они не сумели к нему приспособиться. В своих воззваниях они призывали восстановить единство церкви, но не силой, не войной и не гонениями. Они стремились к церковному обновлению и во имя его усиленно проповедовали любовь к ближнему, призывали начать диалог противоборствующих конфессий и вернуться к изначальному христианству, такому, каким оно представлено в Деяниях апостолов.
Наиболее радикальными были идеи Эразма. Известно, что он полемизировал с Лютером относительно свободы христианина перед лицом Божественной благодати, отверг предложения немецкого реформатора, с которым у него были серьёзные расхождения, а в 1526 году он предложил оставить протестантов в покое и созвать Вселенский собор. Это предложение, не только исполненное глубокой терпимости, но и, по сути, включавшее толерантность в правовое пространство, в то время было единственным, и исходило оно от великого гуманиста, обладавшего необычайной широтой взглядов.
Монархи европейских государств того времени находились под сильным влиянием гуманизма.
Уроженец Гента Карл V, соотечественник Эразма, родившегося в Роттердаме, попытался осуществить политику терпимости в пределах Священной Римской империи германской нации, в то время раздираемой на части борьбой лютеран с католиками. Франциск I, интеллектуал, покровитель художников и поэтов, привязанный к своей сестре Маргарите Наваррской, во многом разделявшей воззрения гуманистического кружка в Мо и Лефевра д’Этапля, также пытался решить вопрос посредством терпимости и лишь позже начал гонения на протестантов.
Алессандро Фарнезе, ставший папой под именем Павла III, инициатор созыва Тридентского собора, верил в возможность найти решение, способное восстановить мир в рядах Церкви. В ожидании решений собора, завершившего свою работу только в 1563 году, ибо заседания его прерывались из-за постоянно вспыхивавших войн, европейские князья пытались выдвинуть компромиссные решения, которые могли бы удовлетворить население их стран. Так, Карл V положил конец военному конфликту между двумя религиями, заключив 25 сентября 1555 года Аугсбургский мир.
Однако этот договор предоставлял свободу совести князьям, но не жителям княжеств. Основополагающим принципом стал cujus regio, ejus religio (“каков князь, такова и вера”). Мысль о том, что выбор должен делать государь, в Священной Римской империи германской нации никто не стал оспаривать, ибо на её территории государства, княжества и вольные города были столь многочисленны, что сменить место жительства было просто. Аугсбургский мир стал шагом вперёд по сравнению с политическими решениями предыдущего века, когда Ян Гус вместе со своими учениками был сожжен на костре. Но шаг этот был совсем крохотным по сравнению с той длинной дорогой, которая вела к толерантности. Индивидуальное сознание каждого человека пока ещё в расчет не принималось.
Франция, большое и одно из наиболее могущественных королевств в Европе (16-17 млн. жителей), где традиции централизованного управления государством были заложены еще Капетингами, в своём политическом развитии во многом опережала другие страны Европы, там невозможно было даже представить себе систему терпимости на германский манер, ибо она противоречила всему предшествующему развитию государственной власти и национальной политической культуры. В отличие от немецких земель, во Франции была сделана попытки найти решение, напоминающее английский вариант, так как галликанские тенденции, то есть естественная склонность рассматривать проблемы церкви в рамках Французского государства, всегда присутствовали в сознании французов.
Первая гражданская война завершилась эдиктом, принятым в Амбуазе (19 марта 1563 года). Затем был Нантский эдикт о веротерпимости.
В Чехии в 1609 году при поддержке императора Рудольфа II была предпринята попытка решить вопрос о сосуществовании двух конфессий по французскому образцу: религиозная свобода была гарантирована обеим религиям, которые, с одной стороны, объединяли католиков и утраквистов (умеренных гуситов), а с другой стороны, лютеран, кальвинистов и моравских братьев (последователей гуситов, близких к кальвинистам). Однако это согласие было ещё кратковременным: разгром восстания чешских сословий на Белой Горе в 1620 году и Тридцатилетняя война оставили от Грамоты Рудольфа II одни воспоминания.
Тридцатилетняя война, разорившая Германию и всю Европу, завершилась Вестфальским миром 1648 года. Во многих немецких государствах постепенно стала пробуждаться толерантность. В 1684 году рупор лютеран курфюрст Саксонский обратился в католичество, но продолжал защищать идеи протестантизма.
В кальвинистской республике Соединенных Провинций католицизм был запрещён, тем не менее тамошние католики смогли создать собственную организацию. Они беспрепятственно собирались в часовнях и могли, заплатив местным властям солидную сумму, купить право на существование своей общины. Они могли свободно слушать мессы, в чём сегодня можно убедиться, посетив в Амстердаме музей Амстерклинг, в здании (бывшем амбаре) которого прежде размещалась подпольная церковь. Очевидно, что посещавшие её католики (а церковь была большая, и в ней даже был установлен орган) не могли оставаться незамеченными.
Примерно в таком же положении находились и евреи, изгнанные с Иберийского полуострова. Не имея ни статуса граждан, ни статуса горожан, они не могли заниматься рядом ремёсел, однако на территории своих общин имели право строить синагоги и трудами своими способствовать процветанию республики.
Город Амстердам даже согласился принять изгнанных в 1638 году из Польши социниан, которые отвергли догматы о Троице, о божественности Христа, о первородном грехе и искуплении, а также дорогое сердцу кальвиниста учение о предопределении. Для них Христос был человеком, указавшим путь к спасению. Социниане люто ненавидели пасторов и поносили их в своих проповедях, но власти их никогда не беспокоили.
Несмотря на несовершенство, Нантский эдикт представлял собой шаг вперёд к юридическому признанию свободы совести и религиозной терпимости. В то время как в Германии Аугсбургский мир предоставил эту свободу только князьям, а в республике Соединенных Провинций эта свобода существовала de facto, а не dejure, во Франции две религии – католическая, адептов которой было большинство, и протестантская, адептов которой было значительно меньше, – начали сосуществовать согласно юридическим нормам, гарантировавшим каждой религии определённые права. Это был первый шаг по пути к признанию прав человека.
Второй шаг был сделан во время “Славной революции” в Англии 1688-1689 годов. Таких законодательных актов, как Эдикт о терпимости и Билль о правах, многие англичане ждали уже давно. Но английские свободы не распространялись на католиков, а только на диссидентов протестантского толка.
Третий шаг сделали его американцы, приняв свою Декларацию прав. Четвёртым шагом в этом направлении стала Декларация прав человека и гражданина, принятая французским Учредительным собранием 26 августа 1789 года.
Таким образом, в завоевании западным миром основных свобод Франция сыграла главную роль как в начале этого процесса, так и в конце его”.
