Получив церковную самостоятельность, Москва довольно быстро стала воспринимать себя центром православного мира. При этом в церковных канонах много говорилось о Втором Риме (Константинополе), а вот Третий (Москва) даже не упоминался. На то, чтобы обосновать свои права, было потрачено немало интеллектуальных усилий, а еще больше — материальных ресурсов. И каждый раз становилось очевидным, что каноны дают достаточно широкие возможности для произвольных толкований, а позиция силы по-прежнему оказывается решающим фактором.
Те, кто следит за спорами вокруг перспектив украинской автокефалии, имеют все основания недоумевать. Мы не привыкли к тому, что законодательные акты, на которые ссылаются участники дискуссий, если не противоречат друг другу, то полностью рассогласованы. Понятно же, что любой спор и любой конфликт должен решаться на основе однозначно толкуемых кодексов и прозрачных юридических процедур. А для этого нужен свод законов, на которые можно опираться. Но в церковной жизни эта привычная схема перестает работать. И дело здесь не в чьей-то злонамеренности, а в том, что свод церковных законов очень плохо соотносится с современными реалиями. Кодексы, на основе которых решаются церковные споры, окончательно сформировались более тысячи лет назад и с той поры не менялись.
Что такое сборники церковных законов? Это законоположения, принятые и утвержденные до того, как христианство разделилось на восточную и западную ветви, то есть на католичество и православие. Сюда входят постановления семи Вселенских соборов, в которых участвовали представители как Запада, так и Востока, деяния некоторых поместных соборов, несколько сборников правил, приписываемых конкретным богословам, и другие документы. Все это утверждали во времена, когда христианская церковь была единой. После разделения стало невозможно созывать Вселенские соборы, составление общеобязательных правил и норм прекратилось. Жизнь менялась, а законы оставались неизменными.
Но и это еще полбеды. Сами каноны представляют собой не продуманную систему законов, а набор решений по случаю. Соборы решали вопросы, которые были актуальны именно в тот момент, поэтому многие законоположения уже никак не связаны с современной реальностью. Например, 24-е правило Трулльского собора запрещало священникам и монахам посещать театры. Священник, нарушивший это правило, лишался сана. Понятно, что в конце VII века, когда проходил этот собор, театральные зрелища ассоциировались с языческими культами и порицались. Однако 24-е правило входит в число канонов и формально является обязательным для исполнения. Подозреваю, что не много найдется священников, которые бы никогда его не нарушали. А 11-е правило VI Вселенского собора запрещает христианам лечиться у врачей-иудеев (сейчас на это правило очень любят ссылаться авторы различных антисемитских сочинений). Появление запрета тоже вполне понятно. В медицине того времени широко использовались элементы религиозных практик, поэтому конфессиональная принадлежность врача имела значение. Для медицины Нового времени, построенной на рациональных основаниях, конфессиональная принадлежность врача не имеет значения, поэтому на практике это правило не применяется, но в своде законов оно существует, и отменить его невозможно.
Для практических целей церковные власти выпускают разного рода указы, инструкции, разъяснения. Если не задумываться о содержании первоисточников, а лишь следовать современным правилам и инструкциям, то проблем вроде бы не возникает. Но архаичные законы, несоотносимые с реальностью, однако и неотмененные, легко могут превратить церковное судопроизводство в игру без правил. Ситуация с церковным правом напоминает старый анекдот про студента Оксфорда. Юноша сообщил преподавателю, что университетское правило, принятое в 1513 году, дает право студенту, которого экзаменуют более четырех часов, потребовать от преподавателя кружку пива. Законопослушный преподаватель сходил за пивом. Но через несколько дней студента отчислили, ссылаясь на закон, принятый в 1415 году. Нарушение состояло в том, что он посмел явиться на экзамен без шпаги.
Проблему отсутствия стройной системы церковного права осознали уже очень давно, и призывы к кодификации канонов звучат постоянно. Но, как именно следует действовать, никто не знает. Вселенский собор созвать невозможно. А что можно сделать без собора? Можно, конечно, придумать особую процедуру, позволяющую утверждать общецерковные законы. Именно так поступили католики, приняв догмат о папской непогрешимости. Согласно вероучению католической церкви, законоположения, которые папа римский официально провозглашает с кафедры, являются общецерковным законом. Так католики создали механизм, который делает церковное законодательство подвижным и позволяет адаптировать его к современности.
В полемике с католиками православные любят подчеркивать: у них самих не папское единовластие, а соборное управление. Значит, православные могут решить эту проблему, созвав всеправославный собор. О его созыве заговорили в начале XX века, но похвастаться особыми успехами на этом направлении нельзя и сегодня. В 1923 году такой собор попытались созвать в Константинополе, однако собрать всех представителей православного мира не удалось, и мероприятие получило маловразумительное название Всеправославного конгресса. В 1930 году был подготовлен список вопросов, на которые следует дать ответ. В течение последующих десятилетий этот список много раз корректировался и уточнялся. Однако созвать достаточно представительный собор, который бы мог ответить на уже давно назревшие вопросы, никак не удается. Последняя попытка была предпринята летом 2016 года, но и она оказалась неудачной, поскольку не все православные церкви согласились принять участие в работе собора и признать его решения.
Все эти события широкую публику мало интересуют. Церковное законодательство — тема достаточно экзотическая, обсуждаемая лишь узким кругом специалистов. Те редкие случаи, когда в СМИ вдруг появляются ссылки на церковные каноны, чаще всего носят курьезный характер. Так, во время суда над Pussy Riot многие издания зачем-то поместили канонический анализ этого события. Понятно, что в этой ситуации сам факт обращения к канонам неуместен. Ведь каноны здесь могут ответить только на один вопрос: является ли данное действие нормальным для церковного человека и уместно ли такое поведение в храме? Ответ на подобный вопрос очевиден и не нуждается в столь изощренной аргументации. Но блеснуть эрудицией хотелось, и в информационном поле появилась доморощенная каноническая оценка случившегося.
Утверждалось, например, что поступок участниц акции следует осудить на основании 9-го Апостольского правила, которое запрещает «творить бесчинства в церкви». Обвинение кочевало из одного издания в другое, и никому не приходило в голову прочитать само это правило: «Всех верных, входящих в церковь и писания слушающих, но не пребывающих на молитве и святом причащении до конца, яко бесчиние в церкви производящих, отлучати подобает от общения церковного».
То есть, по 9-му правилу, отлучению от Церкви подлежат все, кто не находится в церкви до конца службы! Например, тот, кто зашел, поставил свечку перед иконой и ушел, не дождавшись конца богослужения.
В тех же публикациях утверждалось, что участниц Pussy Riot следует осудить по 62-му правилу Трулльского собора, запрещающему находиться в церкви в комической одежде. Но, заглянув в текст этого правила, мы увидим, что оно запрещает участвовать в языческих праздниках и «носить личины комические, или сатирические, или трагические». Балаклавы участниц Pussy Riot подпадают под это правило ровно в такой же степени, как наряды Деда Мороза или Снегурочки. Не буду утомлять читателей перечислением других канонических правил, на которые ссылались авторы обличений. Элементарный здравый смысл подсказывает, что канонов, осуждающих те действия, которые Pussy Riot произвели в храме, не было и не могло быть. В Византии подобная акция подпадала под действие светских законов, предусматривающих не различные формы отлучения от церкви, а телесные наказания, цепи и тюремные камеры. Люди, знакомые с каноническим правом, прекрасно это понимали, поэтому в официальных церковных заявлениях ссылок на каноны, конечно же, не было.
Рассказ о курьезах, возникающих в результате неуместного цитирования канонических правил, можно было бы продолжать. Но курьезы — это не более чем курьезы. Между тем даже в тех ситуациях, когда каноны используются, так сказать, по прямому назначению, грамотно и корректно, все оказывается туманно и непросто. В набирающем обороты церковном конфликте между Москвой и Константинополем ссылки на каноны звучат постоянно. Правда, толкуют их по-разному.
Дело в том, что решения Вселенских соборов соотносятся с политической картой той эпохи, когда они проходили. Политические центры того времени, в первую очередь Рим и Константинополь, воспринимались и как центры церковной жизни. По мере развития Восточной Римской империи все большее значение приобретал Константинополь. Здесь был административный центр империи, здесь находился император. А ведь византийские императоры активно вмешивались в жизнь церкви и работу церковных соборов. Близость к императорскому двору ставила константинопольского патриарха в особое положение. Ему доставалась роль верховного арбитра. 9-е и 17-е правила IV Вселенского собора прямо говорят, что в спорных ситуациях следует обращаться или к своему митрополиту, или к константинопольскому патриарху.
С того времени как Вселенский собор принял эти каноны, мир радикально изменился. Сейчас Константинопольский патриарх находится в столице не христианской империи, а светского государства, большая часть населения которого исповедует ислам. Его отношения с местными властями оставляют желать лучшего, а резиденция похожа на осажденную крепость. Императора, близость к которому давала ему реальную власть, давно нет. Но законы не изменились.
Использование правил, основанных на реалиях империи, которой давно нет, напоминает езду по навигатору, куда закачана карта столетней давности.
Ехать можно, но нужно помнить, что на месте земляного вала теперь проложена автострада, часть рек в трубах, да и городские стены с воротами куда-то подевались. Вопрос только в том, зачем ехать по старой карте, когда можно скачать современную. Разбираясь с церковными проблемами, хочется закачать в навигатор актуальные карты. Только вот взять их негде.
Ситуация усугубляется еще одним обстоятельством: другие соборные правила указывают на то, что Константинопольский патриарх имеет лишь «первенство чести», а никакой реальной властью за пределами своей области не обладает. Идея подобного федералистского устройства православной церкви конкурирует с монархической, согласно которой Константинопольский патриарх может выступать для остальных в роли высшей инстанции. Несложно догадаться, что Русская церковь защищает именно федералистский принцип церковной организации. Наиболее многочисленная и влиятельная из православных церквей, она не хочет мириться с тем, что патриарх завоеванного и переименованного в Стамбул Константинополя может выступать для нее в роли верховного арбитра.
Если мы продолжим путешествие по навигатору с закачанной старой картой, то неизбежно столкнемся с вопросом, на каком основании мы должны считать Русскую церковь самостоятельной. Дело в том, что вообще-то статус самостоятельной (автокефальной) церкви должен быть утвержден Вселенским собором, а в отсутствие такого собора этот статус оказывается чем-то временным и ненадежным. Греческие канонисты даже различают статусы древних патриархатов, утвержденных еще Вселенскими соборами, и новых патриархов. Когда в конце XVI века статус Московского патриарха был одобрен проходившим в Константинополе собором, Московский патриарх занял в общем списке (диптихе) пятое место. До разделения церкви на восточную и западную на этом месте находился Римский папа — патриарх города Рима. Но, несмотря на такое почетное положение, Московский патриарх так и не стал равным «древним» патриархам.
В XVII веке Москва ни разу не участвовала в соборах, которые созывал Константинопольский патриарх. Общецерковные проблемы решали Константинопольский, Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский патриархи, статус которых был утвержден еще Вселенскими соборами. Московского патриарха лишь информировали о принятых решениях. В этой ситуации нет ничего уникального. Формально так обстоит дело со всеми самостоятельными церквями, появившимися после окончания эпохи Вселенских соборов.
В России было принято любить греков. В церкви всегда помнили, что Русь получила крещение именно от них. Периодически появлялись энтузиасты, мечтающие о том, чтобы Третий Рим, Москва, стал совсем похожим на Второй, Константинополь. Наиболее заметной фигурой тут был патриарх Никон, который пытался во всем подражать грекам и переустроить церковную жизнь по греческому образцу. Эллинофильство, помноженное на жесткие методы, к которым Никон прибегал в своей реформаторской деятельности, привели к церковному расколу и возникновению старообрядчества.
Как известно, в результате конфликта с царем Алексеем Михайловичем Никон был осужден и лишен патриаршего сана. Произошло это на Большом московском соборе, который проходил в 1666–1667 годах. Характерно, что суд над Московским патриархом не мог состояться без участия вселенских патриархов или их представителей, поэтому рассмотрение дела Никона откладывалось до тех пор, пока таковые не прибыли в Москву.
В истории патриарха Никона представители восточных патриархов сыграли ту роль, которую им неоднократно приходилось играть в русской церковной истории. Будучи зависимыми от Москвы в материальном отношении, они честно поддержали обвинения в адрес Московского патриарха, вступившего в конфликт с царем.
В последующие века отношения России и восточных патриархов строились примерно по той же схеме. Вселенские патриархи получали от России значительную материальную помощь и дипломатическую поддержку, а в качестве платы утверждали своим авторитетом церковные идеи и проекты российских властей. На этих условиях Россия охотно признавала их как высших арбитров. При этом любовь к грекам всячески подчеркивалась и культивировалась.
Своеобразной декларацией связи России с Византией стало развитие в русской архитектуре византийского стиля. В первой половине XIX века начинают появляться храмы, в которых хорошо читаются черты восточной архитектуры. Параллельно с этим гуманитарии принимаются активно изучать византийское тексты и иконографию, в результате чего в России возникает серьезная византологическая школа. В обществе формировалось представление о том, что Россия должна выступить в роли спасителя и покровителя христианского востока. Утопическая идея освобождения Константинополя от турок и водружения креста над Святой Софией имела немало сторонников.
Однако отношение к России восточных патриархов, и прежде всего патриарха Константинопольского, постепенно менялось. Это было связано с греческим национальным движением, приведшим к революции 1821 года, в результате которой образовалось независимое греческое государство. Константинопольский патриарх всячески поддерживал это движение. Появлялась надежда на то, что православные греки, живущие на территории Османской империи на правах угнетаемого меньшинства, смогут возродить государство и национальную церковь. Греческое движение ориентировалось не на Россию, а на европейские государства, которые также вели в регионе активную политику. Все чаще и чаще стала возникать ситуация, когда интересы России и Константинопольского патриарха начинали противоречить друг другу.
В результате Балканских войн независимость от Османской империи получили не только греки, но и сербы, и болгары, и другие народы Балканского полуострова. Россия всячески поддерживала славянское движение. При этом появлявшиеся на карте Европы новые государства стремились не только к политической независимости от Османской империи, но и к церковной независимости от Константинополя. И Россия их в этом поддерживала, вступая в прямое противостояние с Константинопольским патриархатом.В 1870 году была восстановлена некогда существовавшая автокефалия Болгарской церкви, а в 1879-м — Сербской. Несмотря на усилия российских дипломатов, Константинополь долго не признавал этого. Томос (указ предстоятеля поместной православной церкви по какому-либо важному вопросу церковного устройства) о признании самостоятельности Болгарской церкви появился лишь в 1945 году.
Привычная схема взаимоотношений с вселенскими патриархами была разрушена революционными событиями. С одной стороны, не стало государства, готового тратить значительные средства на поддержку мирового православия. А с другой — изменились общественные настроения. Ассоциирующийся с имперскими идеями византинизм несколько утратил свое обаяние. Характерно, что созванный в 1917 году в Москве Поместный собор не имел в своем составе представителей восточных патриархов. Это, разумеется, не было сознательной демонстрацией, просто война и революция затрудняли международные контакты. Но тем не менее собор состоялся, и никому не пришло в голову отложить обсуждение вопроса о восстановлении патриаршества до той поры, пока приедут представители древних патриархий. Избранный собором патриарх Тихон отправил в Константинополь специальное послание, в котором сообщил о своем избрании. Судя по тому, что Константинопольский патриарх Герман V очень не хотел признать восстановление патриаршества, он увидел в этом покушение на свои права. Однако созывать специальный собор, как того желал Герман, все-таки не стали. Антиохийский и Иерусалимский патриархи признали это деяние Московского собора, ссылаясь на то, что речь идет не об учреждении патриаршества, а о его восстановлении. В конце концов к ним присоединился и Герман.
Во время работы Поместного собора в Москве находился постоянный представитель Константинопольского патриарха архимандрит Иаков (Димопуло). От контактов с Поместным собором он почему-то уклонялся, а вот наладить связи с новой властью всячески стремился. По отношению к большевикам он пытался вести себя так же, как раньше вел себя по отношению к царской власти. Что тут скажешь? Профессиональный дипломат.
Контакты с большевистским правительством были достаточно плодотворными. Довольно долго Иакову, а затем его преемнику удавалось спасти от реквизиции здание представительства Константинопольского патриарха.
В 1919 году архимандрит Иаков даже попытался обратиться в Моссовет с просьбой безвозмездно выдать ему церковную утварь. Основанием для такого обращения стал Декрет об отделении церкви от государства.
Документ предусматривал безвозмездную передачу церковного имущества общинам верующих. Декрет, понятно, имел в виду не то, что государство теперь будет раздавать всем желающим церковную утварь, а то, что существующие общины могут по-прежнему пользоваться имуществом своего храма. Но Иаков предпочел не заметить этого нюанса. Его заявление было настолько неожиданным и дерзким, что ему даже выдали какие-то предметы из конфискованных.
Платой за подобные поблажки должна была стать лояльность властям, а в конечном счете — содействие антирелигиозной политике. В 1922 году в результате проведенной большевиками красивой спецоперации возникла обновленческая церковь — альтернативная структура, которую возглавляли люди, лояльные к новой власти. Официальный статус этой организации оставался достаточно сомнительным, и ее признание Константинополем было очень кстати. Архимандрит Иаков не только участвовал в обновленческих мероприятиях, но и сообщал в Константинополь о том, что в России сосуществуют две церковные структуры — либеральная и консервативная. Таким образом, Русская церковь и организация, созданная по инициативе ВЧК, оказывались равнозначными.
Власти готовили судебный процесс над патриархом Тихоном, а обновленцы, в свою очередь, собирались предать патриарха церковному суду. И обновленцам, и властям очень хотелось, чтобы в нем, как когда-то в суде над патриархом Никоном, участвовали представители Константинопольского патриарха. Однако Константинопольский патриарх в конце концов отказался прислать такую делегацию, написав, что он смотрит на Тихона как на исповедника. При этом идти на открытый конфликт с большевиками Константинополь не хотел, надеясь, что российское правительство, каким бы оно ни было, станет защищать его интересы. А в защите Константинопольский патриарх действительно нуждался. Дело в том, что правительство Ататюрка считало православных греков пятой колонной в своем государстве. Во время неудачного похода Греции на Константинополь патриархия открыто поддержала греков и после их поражения оказалась в немилости. Планировалась высылка патриарха из турецкой столицы, и архимандрит Иаков должен был просить советское правительство вступиться и не допустить изгнания. Правда, большевики не стали этим заниматься.
Все время своего существования обновленцы пытались установить отношения с Константинопольским патриархом, выдвигая порой самые экзотические предложения. Среди них было, например, предложение перенести в Москву резиденцию Константинопольского патриарха или провести в Москве Вселенский собор. Никаких практических последствий все эти прожекты не имели, хотя идея московского Вселенского собора в очередной раз возникла уже после окончания Второй мировой войны.
После войны появились страны социалистического лагеря. Население многих из них исповедовало православие. В связи с этим у советского руководства родилась идея централизовать религиозную жизнь под рукой Москвы. В 1946 году возник проект проведения в Москве всеправославного собора (в некоторых документах его называли даже вселенским собором), на котором, в частности, должен был решаться вопрос «о присуждении Московской патриархии статуса вселенской». Конечно, это была утопическая идея, но после победы во Второй мировой войне советское правительство могло рассчитывать на многое. Планировалось провести собор в 1948 году, однако вскоре стало понятно, что наполеоновским планам исполниться не суждено. В начале 1947 года тяжело заболел сочувствующий СССР Константинопольский патриарх Максим, а его окружение, увидев в Москве соперника, стало препятствовать проведению этого мероприятия. Кипрский патриарх указал Москве, что созывать всеправославные соборы имеет право только патриарх Константинопольский. Так что вместо вселенского собора состоялось мероприятия, которое получило совсем уж советское название «Совещание предстоятелей православных автокефальных церквей».
Иерусалимский патриарх на это совещание вообще не приехал, сославшись на то, что в его стране идет война. А Константинопольский приехал только на торжественную часть, в рабочих заседаниях и принятии решений он не участвовал. Придавать Московскому патриарху статус вселенского такое собрание не имело полномочий, и основные его решения носят изоляционистский, антизападный характер: отдельные документы были направлены против католичества и экуменического движения.
История созыва этого несостоявшегося собора очень показательна. В отсутствие хорошо работающего церковного законодательства сильные правительства имеют массу возможностей использовать церковную организацию для решения своих задач.