Выход США из ядерной сделки подталкивает Иран в сторону тяжелого политического кризиса. Иранская элита должна определиться, что для нее важнее – фракционные интересы или цельность системы. До сегодняшнего дня демократические институты в Исламской Республике позволяли населению влиять на политический процесс. Однако эта конструкция может оказаться не столь прочной, если избиратель потеряет доверие к реформаторскому движению, а ему на смену не придет новая сила, отвечающая запросам общества
Август стал для Ирана первым месяцем после возвращения американских санкций. Советник президента США по национальной безопасности Джон Болтон успел отчитаться о первых успехах нового подхода Белого дома, заявив, что «санкции уже оказывают существенное влияние на экономику Ирана».
При этом внешне ситуация в Иране как будто бы стабилизировалась. Это накануне возвращения санкций иранцы в панике скупали валюту и золото, что подкосило и без того не самую стабильную финансовую систему и разогнало цену доллара на черном рынке до рекордных 120 тысяч риалов, хотя еще в мае она не превышала 65 тысяч. Но 6 августа правительство снова сделало курс плавающим, после перерыва в несколько месяцев заработали пункты обмена валюты, и всего через пару дней риал заметно укрепился.
7 августа были введены санкции США, люди в Иране увидели, что никакой катастрофы в их жизни не произошло, и паника на валютном рынке прекратилась.
Даже риторическое противостояние иранских и американских политиков, достигнув пика в июле – начале августа, после возвращения санкций заметно ослабело. В Вашингтоне зафиксировали, что готовы к переговорам. Иран обозначил, что на переговоры не пойдет, пока США не вернутся к положениям ядерной сделки. Жизнь вроде бы идет своим чередом. Однако в реальности ситуация в Исламской Республике далека от стабильной.
Идея, что вызванное санкциями народное недовольство вынудит Иран пойти на переговоры с США, может казаться Дональду Трампу логичной. Однако это очень сильное упрощение того, что происходит сейчас в Исламской Республике.
В первую очередь выход Вашингтона из ядерной сделки бьет по нынешнему президенту-реформатору Хасану Рухани и его команде, которые считались главными сторонниками диалога с США во времена Барака Обамы. Слишком многое в предвыборных обещаниях Рухани было связано с переговорами с «Большим сатаной» и последующим снятием санкций.
Выполнение этой программы стало пробуксовывать еще до победы Трампа. Оказалось, что западные компании хотели бы вложиться в Иран, но не так быстро и пока не в том объеме, как нужно иранцам. А снятие эмбарго с нефтяного экспорта разогнало прирост ВВП, но до людей эти деньги почти не доходили.
Потом на горизонте появился Трамп со своей антииранской риторикой. Мировой бизнес решил пока повременить с новыми инвестициями, на случай, если президент США все-таки выполнит свои угрозы в адрес Тегерана.
В результате за два года без санкций макроэкономические показатели Ирана улучшились, но простые иранцы большой разницы не почувствовали. Зимой было несколько скачков цен на продукты и курса доллара, что было вызвано скорее внутренними проблемами.
Весной Трамп пошел сначала в словесную атаку на Тегеран, а потом подписал пресловутый выход из ядерной сделки. После этого финансовую систему Ирана затрясло уже по-крупному.
Использовать растущие проблемы против президента-реформатора попробовали иранские консерваторы. Рухани объявили виноватым и в крахе ядерной сделки, и в ослаблении национальной валюты, и в коррупции в высших эшелонах власти. Также консерваторы пытались разыграть против президента шпионскую карту, выискивая в правительстве людей с двойным гражданством.
Меджлис несколько раз вызывал на ковер министров команды Рухани, затем дело дошло и до самого президента. В парламенте зазвучали призывы к отставке правительства. Пока кабинет устоял, но не без потерь. В августе меджлис проголосовал за отставку двух министров: 8 августа – министра труда и социального обеспечения Али Рабии, а 26 августа – министра экономики и финансов Масуда Карбасиана.
Иранские радикальные консерваторы, которые в свое время стояли за Махмудом Ахмадинежадом, решили, что нынешняя ситуация дает им уникальный шанс взять реванш за прошлые поражения. И в своем желании свалить правительство реформаторов они, похоже, готовы пойти далеко – вплоть до того, чтобы подстрекать антиправительственные демонстрации.
Такие политические технологии однажды уже дали осечку. «Новогодние протесты», которые охватили Иран в конце прошлого года, изначально были организованы консерваторами. В иранской религиозной столице Мешхеде они начали выводить народ на улицу, призывая выступить с критикой правительства. Но протесты очень быстро вышли из-под контроля и перекинулись на другие города. А дальше власти две недели не могли остановить демонстрации, что стоило Ирану двух десятков погибших.
Предыдущий президент Ирана Махмуд Ахмадинежад пытается воспользоваться падением популярности правительства, чтобы вернуться из опалы и в большую политику. Он поддержал народные выступления во время «новогодних протестов», написал письмо духовному лидеру Ирана с призывом провести новые «честные» выборы президента и меджлиса, записывал видеообращение с требованием немедленной отставки правительства Рухани.
Одним из последних политических скандалов с участием консерваторов стала антиправительственная демонстрация клириков 16 августа в религиозном городе Куме. Событие прошло тихо. Но вскоре по интернету разлетелись фотографии одного из участников с плакатом, прозрачно намекавшим, что Рухани следует отправиться вслед за недавно скончавшимся президентом-реформатором Рафсанджани.
Некоторые умеренные консерваторы, например спикер парламента Али Лариджани, призывают к единству всех политических сил перед лицом общей угрозы. Однако для большинства радикалов фракционный интерес сейчас важнее, чем общенациональный.
К счастью для Рухани, он по-прежнему пользуется поддержкой духовного лидера Исламской Республики Али Хаменеи. Хаменеи трудно заподозрить в симпатиях к реформаторскому движению, но он серьезно беспокоится за стабильность системы. Преждевременный уход Рухани может подорвать институт президентства, что чревато опасными последствиями для всего иранского строя. Поэтому позиция Хаменеи остается неизменной – глава правительства должен досидеть свой срок до конца и только потом уходить.
Иранский консервативный истеблишмент тешит себя опасной иллюзией, что падение популярности реформаторов автоматически добавит им народной поддержки. Что стоит дискредитировать реформаторское движение, как консерваторы сразу победят на выборах и страна вернется к истинным идеалам Исламской революции. Однако логика электоральных процессов последних лет говорит несколько о другом.
Перестройка политической системы Исламской Республики началась еще в 1989 году. С тех пор усилия реформаторов обеспечивали иранскому режиму необходимую гибкость, позволявшую адаптироваться к новым социальным, экономическим и политическим реалиям. При этом реформаторское движение всегда искало выход, оставаясь в рамках исламистской конструкции.
Начиная с 1990-х годов иранцы никогда не голосовали на президентских выборах за представителей консервативного истеблишмента. В 1989 и 1993 годах выборы выиграл реформатор Рафсанджани. В 1997 и 2003-м народ отдал голоса за самого либерального кандидата – Хатами. Даже победы Ахмадинежада не стали исключением. В 2005 году Али Лариджани считался кандидатом, которого поддержал духовный лидер, а Ахмадинежад воспринимался как человек, не связанный с истеблишментом и не погрязший в коррупции. Кроме того, он стал первым президентом «без чалмы» – то есть не из числа духовенства.
Надежды на перемены, связанные с Ахмадинежадом, не оправдались, и к выборам 2009 года он стал символом радикальных консерваторов. Поэтому переизбрание далось ему огромной ценой – пришлось пойти на массовые фальсификации, а потом подавлять самые многочисленные в истории Исламской Республики протесты.
Показательными стали и вторые выборы Хасана Рухани в 2017 году. К тому времени реформаторски настроенные избиратели успели разочароваться в президенте, и эйфории в отношении его кандидатуры не было. В личных беседах жители городов повторяли, что не поддерживают Рухани, но еще меньше они хотят видеть у власти консерватора Ибрагима Раиси. В итоге, несмотря на активную кампанию властей в поддержку консервативного кандидата, Рухани уверенно выиграл выборы, набрав почти 60%.
Уже 30 лет иранцы голосуют за изменения и большую открытость, а не за тех, на кого им указывают консерваторы. Реформаторы могут окончательно лишиться доверия населения, но кто сказал, что после этого иранцы поддержат противоположный лагерь? Консервативная верхушка не способна удовлетворить главные запросы большей части общества. Они выступают за ограничения личных свобод, большую изолированность страны, да и вряд ли смогут предложить более эффективную экономическую модель.
Реформаторы выглядели силой, защищающей интересы гражданского общества. Ее уход может привести к тому, что значительная часть иранцев потеряет доверие ко всей политической системе.
Современная история Ирана показывает, что его жители – это не те люди, которые будут спокойно терпеть самовольство властей. С Исламской революции 1979 года в стране регулярно происходят массовые протесты против властей. После зимних демонстраций этого года локальные протесты стали обычным явлением.
Важная особенность нынешней ситуации в том, что протесты стали почти исключительно социальными и экономическими. Они, как правило, немногочисленные, но очень бурные и часто заканчиваются столкновениями с полицией и беспорядками. Люди протестуют не столько за политические преобразования, сколько против скачков курса, роста цен на бензин, перебоев с водой, спровоцированных засухой. Такой протест сложно успокоить символическими отставками. Выполнить требования о пересчете на выборах гораздо проще, чем удовлетворить требования людей, протестующих против бедности.
Выход Дональда Трампа из ядерной сделки подталкивает Иран в сторону тяжелого политического кризиса, который может стать серьезным испытанием режима на прочность. Иранская элита должна определить для себя, что для нее важнее – фракционные интересы или цельность системы. До сегодняшнего дня демократические институты в Исламской Республике позволяли населению влиять на политический процесс. Однако эта конструкция может оказаться не столь прочной, если избиратель потеряет доверие к реформаторскому движению, а ему на смену не придет новая сила, отвечающая запросам общества.
Жесткая линия, которую выбрал Трамп в отношении Ирана, может сильно повлиять на внутренние процессы в Исламской Республике. Однако насколько этот эффект отвечает задачам Вашингтона?
Если допустить, что главная цель Белого дома – это новая сделка с Ираном, то шансы на успех минимальные. Демарш Трампа убедил большую часть исламистской элиты в том, что США – ненадежный партнер. У прежних сторонников переговоров выбита почва из-под ног.
Общественное давление также работает совсем не в этом направлении. На акциях протеста и в социальных сетях звучат различные требования, часть из которых направлена против правительства или даже режима в целом, но никто не просит от властей пойти на диалог с Вашингтоном.
Главное, что делает своими действиями Трамп, – разрушает внутрииранскую линию на реформирование политической системы. Если задачей Белого дома остается уничтожение исламистской власти в Тегеране, то определенные шансы на успех существуют. Но для региона такой сценарий можно назвать самым негативным. Падение иранского режима чревато тяжелыми последствиями вплоть до гражданской войны. А в случае с 80-миллионным Ираном такой исход может привести к масштабному кризису сразу в нескольких сопредельных регионах.
Однако сценарий смены режима пока сложно назвать наиболее вероятным. На протяжении десятилетий после Исламской революции политическая система Ирана неоднократно демонстрировала свою способность адаптироваться. Секрет успеха иранских исламистов – рабочие демократические институты, которые функционируют вместе со специфическими исламскими. Возможно ухудшение ситуации или даже появление отдельных очагов нестабильности. Но даже такое развитие событий еще не означает развал и полную дезинтеграцию иранского режима. Другой вопрос, что прежний процесс движения к большей демократизации системы, который до этого выглядел вполне последовательным, теперь под сомнением.
